Собрание стихотворений - Юрий Терапиано
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этот сборник я включил 20 стихотворений из числа написанных в 1944–1949 г.г. и 4 стихотворения прежних лет в новой редакции.
«Бьет полночь. Все люди уснули…»
Бьет полночь. Все люди уснули,В лесу и в горах тишина.Глубокою ночью, в июле,На небо смотрю из окна.
Высокие синие звезды,Мерцание дальних миров,Высокий торжественный воздух,Невидимый Божий покров.
И счастье и мир надо мною,Но как успокоиться мне —Природа?.. А сердце земное,Как грешник, горит на огне.
«Утром, в ослепительном сияньи…»
Утром, в ослепительном сияньи,Ночью, при мерцающей луне,Дальний отблеск, смутное сознаньеВдруг становится доступным мне.
«Господи, — твержу я, — как случайныТе слова, в которых благодать,Господи, прошу, нездешней тайныНикогда не дай мне разгадать.
Не хочу последнего ответа,Страшно мне принять твои лучи.Бабочка, ослепшая от света,Погибает в пламени свечи».
«Поэт рассказал в изумленье…»
Поэт рассказал в изумленьеПро музыку сфер голубых,Про ангела чудное пеньеВ безбрежных просторах ночных.
Есть в каждом из нас эти звукиИ отблески райского сна;Нам в горе, в болезни, в разлукеНебесная сладость дана.
Среди расцветанья и тленья,Весною, при бледной луне,Былинки ничтожной движеньеПонятным становится мне.
К чему на земле это чудо?Не лучше ль остаться глухим?Но музыка льётся оттудаИ жертвенный стелется дым.
«Ропот, надежда, восторг, сомненье…»
Ропот, надежда, восторг, сомненье,Вера, отчаянье, гнев, хула,Смутное счастье и смутное пенье,Вечная смена, утрата, забвеньеМеры добра и зла.
Если б могло это стать по-другому,Если б могли мы наверное знать,Если б с пути возвращались мы к дому,Если б не так, в пустоте, по земномуБыло дано умирать.
«В колодец с влагой ледяной…»
В колодец с влагой ледяной,В глубокий сон воды безмолвной,Осколок, брошенный тобой,Врывается, движенья полный.
Он с плеском падает глухим,Сверкает вихрем брызг летящих,И гладь, разорванная им,В кругах расходится блестящих,
Вскипает звонкою волной;Но истощается движеньеИ на поверхности покойСменяет гневное круженье.
А там, на самой глубине,Куда ушло волны начало,На каменном упругом днеОна ещё не отзвучала.
И не исчезла без следа.И долго, затаив дыханье,Обиды не простит водаВ суровом холоде молчанья.
Романтика
1. «Когда мы счастия не ждали…»
Когда мы счастия не ждали,Любовь нечаянно пришлаИ огорченья и печалиГирляндой роз перевила.
Мир озарился новым светом,Прохладная дохнула тень,И всем таинственным приметамСчастливый улыбнулся день.
Пел соловей в кустах сирени,Пар поднимался от земли,Когда средь радостных виденийДорожкой мы садовой шли.
И ты, лицо свое склоняяК плечу любимого тобой,Казалась мне виденьем раяСредь нежной прелести земной.
2. «Наклонялась ты, сбирая…»
Наклонялась ты, сбираяСвой букет из васильков,В летнем небе мчалась стаяБелоснежных облаков.
Рожь высокая шумела,Ивы гнулись у реки.Средь стеблей движенья белой,Нежной девичьей руки,
Стан и платье голубое,Шеи девственный наклон —Все, что связано с тобою,Все, во что я так влюблен.
3. «Тени темные роняя…»
Тени темные роняя,Звонко тополи дрожат,Гулко в доску ударяютЗа оградой сторожа.
И холодный вихрь осеннийРвет с ветвей средь темнотыИ кружит, как привиденья,Пожелтевшие листы.
Выйдем ночью на дорогу:Осень поздняя в саду,Зверь ушел в свою берлогу,Рыба спряталась в пруду.
Скучно, страшно до рассвета —Кто там ходит под окном?Далеко умчалось летоНа коне на вороном.
Но, часов покорен бою,Милую целую прядь,Я люблю вдвоем с тобоюЗвукам осени внимать.
4. «Руки хладные в награду…»
Руки хладные в наградуУ камина отогрев,Прочитали мы балладуПро «Двенадцать спящих дев».
На дворе мороз веселый,И как войско на врага,Белый рой снежинок-пчелокВьюга сыплет на снега.
Верь мне, милая подруга,Что, ведомые судьбой,В мире мы нашли друг друга,Небом связан я с тобой.
И горят для счастья свечиПутеводною звездойИ окутывают плечиСветотканною парчой.
«Поднимается ветер сухой и холодный…»
Поднимается ветер сухой и холодный,Листьев желтые груды шуршат, как прибой,По асфальту скользя, и над пропастью воднойНаклоняется к озеру тополь сухой.
Осень, осень, любимое время поэтов,Догоранье над городом смутной зари,Запах яблок и кофе, мерцание света,В полутьме и в тумане вверху фонари.
Я люблю, по парижски закутавши шеюЧерным, в крапинках, шарфом, без цели идтиВдоль опавшего парка, где бледные феи,Улыбаясь прохожим, стоят на пути.
Я смотрю, как прекрасны старинные зданья —Романтический, прошлого века наряд,Я читаю в них отблеск любви и страданья,Повторяя чужую строфу наугад.
Тут Верлэн проходил, здесь Леконт жил когда-тоЖизнь становится сном, все как будто во сне,А над крышами, в небе, как черная вата,Тучи медленно движутся к сонной луне.
«Выйду в поле. На шоссе всё то же…»
Выйду в поле. На шоссе всё то же.Изредка мелькнёт велосипед.Вновь такой же, со вчерашним схожий,Вечер, полумрак и полусвет.
Фонари автомобилей, звёзды,Грусть о тех, которых не вернуть.Тихий и прозрачный летний воздухИ кремнистый лермонтовский путь.
Снится мне: за грани туч прекрасных,За ограды всех миров иных,Музыкой таинственной и страстнойВвысь летит дыхание земных,
И, росой вечерней ниспадаяНа траву и пыльные кусты,Хрупкой влагой, не достигнув рая,Падает на землю с высоты.
«Помолимся о том, кто в тьме ночной…»
Помолимся о том, кто в тьме ночнойКлянет себя, клянет свой труд дневной,Обиды вспоминает, униженьяВ постели смятой лежа без движенья,И перед ним два призрачных пятна —Окно и дверь, холодная стена…Больнее нет обиды — униженья.
Помолимся о том, кто в час забвеньяИ отдыха — без отдыха, без сна,Всю ночь перед бутылкою вина,Над грубой незапятнанной бумагойСклоняется и дышит грустной влагойМорей незримых, слышит шум времен:Пусть к небу темное лицо поднимет он,Пусть свет увидит он, пусть будет так, как надо.
Помолимся о том, кто у оградыИль в опустевшем доме у окнаЗаране знает — не придет она.Еще помолимся мы о страданьи,О радостях, о горе, о желаньи,О звездах, о Венере, о Луне,О грешниках, пылающих в огне;Помолимся о подлых и преступных,О нераскаянных и недоступных,О самых гордых гордостью земной.
Но как молиться о душе такой,Ни с кем в своем несчастьи несравнимой —О том, кто знает, что в глазах любимойБезвыходная скрыта пустота,Кто ранен совестью, в ком нищета,Кто мог бы все — и заградил уста, —Такое горе — неисповедимо.
Психея
