Размышления над Февральской революцией - Александр Солженицын

Святой Народ сам разберётся.

В осточертелом головокружении Временное правительство поспешно уничтожало по всей России всякую администрацию. Одномоментно была разогнана вся наружная полиция, вся секретная полиция, перестала существовать вся система министерства внутренних дел - и уже по-настоящему никогда не восстановилась. (До большевиков.) И это всё сделали не большевики и не инспирировали немцы - это всё учинили светлоумые российские либералы.

Сердитый на них Бубликов (за то, что не дали ему министерства) справедливо писал о них: это не министерский кабинет, а семинарий государственного управления: все - новички в деле, все - учатся, все умеют только речи говорить.

Для всей ДУМАЮЩЕЙ российской интеллигенции общепризнанным местом было поражаться ничтожеству нашего последнего императора. Но не паче ли тогда изумиться ничтожеству первого измечтанного этой интеллигенцией ПРАВИТЕЛЬСТВА НАРОДНОГО ДОВЕРИЯ? Столько лет надсаживались об этих людях, "облечённых доверием всего народа", - и кого же сумели набрать? Вот наконец "перепрягли лошадей во время переправы" - и что же? кого же?..

Открытки с дюжиной овальчиков "Вожди России" спешили рекламировать их по всей стране.

Размазню князя Львова "Сатирикон" тогда же изобразил в виде прижизненного памятника самому себе "за благонравие и безвредность". Милюков - окаменелый догматик, засушенная вобла, не способный поворачиваться в струе политики. Гучков - прославленный бретёр и разоблачитель, вдруг теперь, на первых практических шагах, потерявший весь свой задор, усталый и запутлявший. Керенский - арлекин, не к нашим кафтанам. Некрасов - зауряд демагог, и даже как интриган - мелкий. Терещенко - фиглявистый великосветский ухажор. (Все трое последних вместе с Коноваловым - тёмные лошадки тёмных кругов, но даже нет надобности в это вникать.) Владимир Львов - безумец и эпилептик (через Синод - к Союзу воинствующих безбожников). Годнев - тень человека. Мануйлов - шляпа, не годная к употреблению. Родичев - элоквент, ритор, но не человек дела (да не задержался в правительстве и недели). И достоин уважения, безупречен серьёзностью и трудолюбием один только Шингарёв (не случайно именно его поразит удар ленинского убийцы), но и он: земский врач, который готовился по финансам, вёл комиссию по обороне, а получил министерство земледелия!.. - круглый дилетант.

Вот - бледный, жалкий итог столетнего, от декабристов, "Освободительного движения", унесшего столько жертв и извратившего всю Россию!

Так Прогрессивный блок - только и рвался, что к власти, не больше!

Они растерялись, в первую же минуту, и не надо было полной недели, чтоб сами это поняли, как Гучков и признался Алексееву. Когда они прежде воображали себя правительством - то за каменной оградой монархии. А теперь, когда Россия осталась без всякого порядка и, естественно, начинала разминаться всеми членами, - теперь они должны были поворачиваться как на пожаре, - но такими скоростями и такой сообразительностью не владели они. (да эти бешенные ускорения немыслимы были для мозгов старого времени - ни для царских министров, ни для временных, ни даже для половины совдепского исполкома.)

Все протоколы этого правительства, если смерить их с порой, почти на уровне анекдота. И только накатывается через них уже угадываемая Шингарёвым продовольственная реформа - куда круче, чем критикованная им же у Риттиха за крутость, - и через которую мы начинаем уже с мурашками угадывать большевицкие продотряды.

Была ли она стихийная? Почему она такая лёгкая и мгновенная? И кто вообще она?

Сомневаются: да называть ли её революцией? Если даже к 9 марта, как мы уже видим, на своих просторах, в своих массах Россия ещё не пережила Февраля, не осуществляла его сама, но повсюду уже узнала о нём с опозданием, а где и с большим, узнала как о постороннем свершившемся факте. Ни в необъятной российской провинции, ни в Действующей Армии никакого Февраля в феврале не произошло, ни народ, ни цвет армии не участвовали в том - а значит, нигде, кроме Петрограда, не было предрасположения к восстанию? Февральская революция произошла как бы НЕ В РОССИИ, но в Петрограде, потом и в Москве ЗА Россию, вместо неё, а всей России объявили готовый результат. Если б революция была стихийной и всенародной - она происходила бы повсюду.

Разве Государю было неизбежно отрекаться? Разве потому он отрёкся, что революция быстро и сильно раскатилась по стране? Наоборот: только потому она так легко и покатилась, что царь отрёкся совсем внезапно для всей страны. Если сам царь подал пример мгновенной капитуляции, - то как могли сопротивиться, не подчиниться все другие меньшие чины, особенно в провинции?

К Февралю народ ещё никак не утерял монархических представлений, не был подготовлен к утере царского строя. Немое большинство его - девять десятых даже и не было пронизано либерально-радикальным Полем (как во всякой среде большой собственной густоты, как магнитные в металле - силовые линии либерального Поля быстро терялись в народе).

Но и защищать монархию - ни народ, ни армия так же не оказались подготовлены.

Так - назвать ли революцией то, что произошло в Феврале? - если считать революцией внезапное, насильственное и с участием масс изменение политического строя государства? Всё это - насильственные действия миллионных масс, и разлив кровопролития, и крутейшие перемены государственного и общественного строя, самой народной жизни, - произойдёт в России - только не сразу.

У нас называют три революции: 1905 года, Февраля 1917 и Октября. Но в 1905-06 не произошло существенных перемен государственной и народной жизни, и не было движения миллионных масс: была СИМУЛЯЦИЯ РЕВОЛЮЦИИ, было много разрозненного террора (и уголовного), когда революционеры (и уголовники) и интеллигенты - толкали, толкали, раскачивали, раскачивали - а оно никак не раскачивалось и не раскачалось. А Февраль - даже неправдоподобен: дремота страны, ничтожное участие масс - и никакого сопротивления власти. А Октябрь - короткий грубый местный военный переворот по плану, какая уж там революция?

Ни одна как будто - не подходит под революцию. Две последних - весьма точно назвать переворотами.

Но несомненно, что в XX веке в России произошла величайшая кровавая необратимая революция всемирового значения. Необратимостью и радикальностью перемен только и определяется революция.

Если в Феврале было мало крови и насилия и массы ещё не раскатились, то всё это ждало впереди: и вся кровь, и всё насилие, и захват народных масс, и сотрясение народной жизни. Революции бывают и медленные - но, начавшись, уже неуклонны, и насилие в них потом всё разыгрывается. Наша революция разгуливалась от месяца к месяцу Семнадцатого года - вполне уже стихийно, и потом Гражданской войной, и миллионным же чекистским террором, и вполне стихийными крестьянскими восстаниями, и искусственными большевицкими голодами по 30, по 40 губерний - и может быть закончилась лишь искоренением крестьянства в 1930-1932 и перетряхом всего уклада в первой пятилетке. Так вот и катилась революция - 15 лет.

Российская революция закончилась в начале 30-х годов. И тотчас была почтительно признана китом западной демократии - Соединёнными Штатами.

IV. ПРИЧИНЫ И СУТЬ ЭТОЙ РЕВОЛЮЦИИ (после 10 марта 1917)

Человеческий ум всегда требует причин для всех событий. И не честно уклоняться назвать их кто как умеет.

В истории Февральской революции редко кем оспаривается полная неожиданность её для всех: и для властей, и для разжигавших её думских и земгоровских кругов, и для всех революционных партий - эсеров, меньшевиков и большевиков, и для западных дипломатов в Петрограде, и уж тем более для остальной России - для Действующей Армии, для провинции, для крестьянства.

Отсутствие партийных усилий, неподготовленность партийными заданиями (агитация партий лишь потом нагоняла события), особенно поражает умы, привыкшие к революционному объяснению. В таких случаях всегда выдвигается слово "стихийный". Но по неучастию всей России мы ясно видим, что стихии не было.

Одни преимущественно объясняют хлебными перебоями в Петрограде - даже не перебоями, а только СЛУХОМ, что хлеб скоро ограничат. Мы уже разобрали, что это - не объяснение.

Другие указывают неоспоримо на многолюдность, уродливость и бездеятельную развращённость петроградского гарнизона. Реально в дни Февраля он был главной действующей силой. И всё же городской гарнизон - не поднимается до уровня исторической причины, хотя бы как частное проявление более обширной причины - войны.

При явности неучастия всех партий Георгий Катков настойчиво разрабатывает мысль, что главной движущей силой петроградских волнений были немецкие агенты и немецкие деньги: хотя притекания последних нельзя доказать документально, но есть признаки. Несомненно, зная приёмы германской дипломатии и тотальной войны, текущего разложения противника, можно не сомневаться, что германские усилия и деньги настойчиво прилагались к общественному взрыву в воюющей России, кому-то же они платили, не без влияния они остались и на огромный размах забастовочного движения в Петрограде, конечно они поддували и хлебные слухи (хотя лозунг "долой войну" не только немецкого происхождения, он вполне внушался и обрыдлостью войны). Несомненна немецкая заинтересованность и немецкая подталкивающая рука - но ведь почти только в одном Петрограде (из провинции - разве что в Николаеве) и не в масштабах столь удавшегося всероссийского взрыва, превзошедшего все немецкие расчёты. Позже, с весны, немцы перенесут свою поддержку на единственную пораженческую партию большевиков и с этого времени действительно станут постоянной силой хода нашей революции. Но в Феврале хоть и могли быть немецкие дрожжи - однако российская опара взялась! - и это заставляет нас искать российские причины внутренние. "Немецкую" причину полезнее недооценить, чем переоценить.