Большая Засада - Жоржи Амаду

Капитан был там, когда работники, присланные полковником Робуштиану, замесили глину, старую, вечную, выжгли заросли и построили первые хижины. На его глазах приехала первая проститутка — Жасинта по прозвищу Корока, что значило «старая швабра», потому что она и вправду была немолодой. Возраст уже не позволял ей шататься с плантации на плантацию в поисках клиентов, и она обосновалась здесь в ожидании погонщиков, а их с каждым днем становилось все больше, потому что Большая Засада превратилась в очень популярное место для ночевки.

Давая совет полковнику Робуштиану, Натариу рассказал ему о своем давнем намерении вскорости построить на нависающем над долиной холме дом, в котором он будет жить. Но это когда у него появится больше денег, потому что то немногое, что у него было, он вбухал в фазенду Боа-Вишта.

Довольный жизнью, капитан Натариу к вечеру прибыл в Большую Засаду. Он спешил, поскольку задержался за пределами Аталайи дольше, чем предполагалось. Он не хотел застревать в долине, но необычное оживление, огромное количество людей, которые рубили и перетаскивали деревья, заставило его остановить мула перед хижиной Жасинты. Может, полковник Робуштиану решил ускорить строительство загона? Старая потасканная проститутка появилась в дверях, демонстрируя в прорехах комбинации дряблые груди.

— Здравствуй, Корока, — приветствовал ее Натариу, не сходя с мула.

— Здравствуй, Натариу… капитан Натариу, — поправилась она. Сколько раз в былое время бывал он в ее постели, зачастую в долг! Видя, что ему трудно, что он нуждается, Корока раздвигала ноги в кредит, но в последнее время он не успевал воспользоваться всеми, кто себя предлагал. — Возвращаешься? Задержался ты там. Нашел новую шлюху?

— Какая уж тут шлюха… Ты мне лучше скажи, если знаешь, конечно, что это за столпотворение? Это загон полковника Робуштиану или что?

— Это кум Фадул нанял кучку местных, чтобы они построили ему дом. Деревянный, не какую-нибудь убогую хижину типа моей. Народ там внутри работает, даже отсюда видать.

— Турок Фадул? Он собирается открыть здесь магазин? — Натариу задумался. — Где? Покажи мне место?

— Кто точно знает, так это Бернарда. Он был с ней той ночью, когда принял это решение.

— Какая Бернарда? Дочка Флоренсиу?

— Она самая. Недели две назад сюда пришла, слиняла от своего папаши. Она пришла вместе со стадом ослов из Бокаду-Рио. Новенькая, мужики теперь только с ней хотят.

Прежде чем пришпорить мула, Натариу спросил:

— Тебе что-нибудь нужно, Корока?

— Я не прошу милостыню. По крайней мере пока с голоду не подыхаю.

Капитан рассмеялся, глаза закрылись — вот спесивая старая шлюха:

— За мной остался старый должок, помнишь? Еще с тех времен.

— Может быть.

Он дал ей несколько монет и поехал искать работников, от которых узнал о намерениях Фадула. Бродячий торговец оставил Баштиау да Розе немного денег и распоряжение нарубить и заготовить дерево, достаточное для постройки дома с двумя дверьми снаружи и тремя комнатами внутри. Такие хоромы в этих местах есть только в Такараше, у железной дороги, то-то и оно! К тому же из Такараша приехал плотник Лупишсиниу, чтобы сделать для сеу Фаду прилавок и полки. Большая работа и много возни. Баштиау да Роза так думает: «Турок совсем умом тронулся. Такая роскошь не для Большой Засады».

Натариу покачал головой, не соглашаясь. Турок сошел с ума? Нет, он так не думает. Он знал наверняка, что рано или поздно Большая Засада станет городом, по сравнению с которым Такараш будет просто жалкой провинциальной дырой.

Сарай Короки казался хоромами в сравнении с соломенной хижиной, в которой укрылась Бернарда: полдюжины наскоро связанных пальмовых веток, четыре жерди, воткнутые в землю. Внутри — койка, глиняный горшок на трех камнях и больше ничего.

Натариу спешился и огляделся. Девушка шла со стороны реки, мокрая с головы до ног, в руке — вещи, которые она стирала: панталоны и нижняя юбка. Простенькое платье, промокшее насквозь, прилипло к смуглому телу, с распущенных волос текла вода, капли падали с затылка. Узнав гостя, она на секунду замерла, а затем побежала, протягивая к нему руки. А Натариу видел другое — к нему бежит двухлетняя девочка, которая бросила игры в грязной луже, чтобы повиснуть — голая и чумазая — у него на шее. Когда он нашел убежище на фазенде Аталайа, то долгое время жил в доме Флоренсиу и его любовницы Аны. Флоренсиу не работал на плантации, занимаясь более важными делами: отвечал за оружие и жагунсо.

«Сколько же лет Бернарде?» — спросил он себя, когда образ девочки превратился в девушку, окутанную водой и солнцем. Он, зная ее с младенчества, в каком-то смысле помог вырастить. В закутке двухкомнатного домика Ана соорудила для гостя гамак, а на полу, в ящике, превращенном в колыбель, спал ребенок. Бернарда просыпалась среди ночи и плакала, но Ана лишь изредка вставала, чтобы приложить ее к груди. Мертвая от усталости, она спала в соседней комнате тяжелым свинцовым сном и даже не слышала, как плачет дочь. Натариу брал ребенка из ящика, клал в гамак и укачивал у себя на груди.

Ей было, наверное, лет пять, когда полковник Боавентура привез падре Афонсу, чтобы освятить часовню, которую дона Эрнештина приказала возвести на фазенде во исполнение обета, данного святому Иосифу, ее покровителю. Именно ему полковник был обязан жизнью, святому Иосифу, — и Натариу, вовремя нажавшему на курок: «С вашего разрешения, полковник!» Праздник длился два дня: было море гостей — даже из Баии народ приехал. Священник отслужил мессу, освятил образ святого, обвенчал сожительствующих во грехе, окрестил ораву детей и нескольких взрослых, до сей поры не попавших в лоно церкви. Несусветное обжорство, безудержное пьянство — в домах работников кашаса лилась рекой, удержу не было ни в чем. Скромный слуга Божий, безоговорочный сторонник полковника, образец христианина и истинного грапиуна, падре Афонсу грешил чревоугодием — он ел за целый полк.

Натариу воспользовался праздником, чтобы жениться на Зилде, с которой жил во грехе уже больше года. Он подобрал ее на дороге в Агуа-Претау, бледную, рахитичную и напуганную, круглую сироту — обоих родителей унесла черная оспа. Свора мерзавцев наступала ей на пятки, будто кобели, преследующие бесхозную сучку. Натариу вступил в бой скорее от скуки, чем из желания, повалил на землю Мане Брагаду, а этот задира, не узнав его, схватился за оружие. Из-за этой худышки ему пришлось убить человека. Он увез ее с собой и сразу же заделал ей сына.

Молчаливая и покорная, работящая и чистоплотная — на убогий домишко стало приятно смотреть, — Зилда налилась и расцвела, стала рассудительной, живой и осталась здесь навсегда. Как набралась она храбрости, чтобы высказать своему мужчине и хозяину ее желаний, что он должен на ней жениться? Нельзя жить против закона Божьего, а большего ей и не надо.

Когда Натариу ее подобрал, он еще жил в доме Флоренсиу. В своем холостяцком гамаке он ее и обрюхатил — прямо на глазах у Бернарды. Девочка продолжала спать в той же комнате, но с появлением Зилды потеряла место в гамаке, укачивание и уютную грудь.

По случаю коллективного крещения Ана предложила им стать крестными девочки. Рукодельница Зилда соорудила из старых тряпок куклу для крестницы. Натариу не подарил маленькой Бернарде ничего, кроме того, о чем она больше всего мечтала, — права называть его крестным, целовать ему руку и получать благословение.

Пока Флоренсиу оставался в Аталайе, Бернарда жила больше в доме крестных, чем у родителей. Ей было около десяти лет, когда Флоренсиу, который повздорил с полковником из-за сущей безделицы — высокомерный жагунсо не желал делать грязную работу, — перебрался на фазенду Бока-ду-Мату: полковнику Бенвинду был нужен хороший стрелок, чтобы держать в узде своих работников. Натариу и Зилда предложили, чтобы крестница осталась у них, но Флоренсиу не захотел даже слышать об этом. Им нужна была Бернарда, якобы чтобы приглядывать за сестренкой: за это время Ана разродилась еще одной девочкой — ее назвали Ирара, а если проще — Ира. Потом, когда уже все произошло, Зилда сказала, что Флоренсиу еще тогда положил глаз на старшую дочку.

Когда кумовья переехали, Натариу видел Бернарду только изредка. В тринадцать лет это была оформившаяся девушка, хорошенькая, привлекательная. А привлекательная женщина в этой дыре, где было одно только какао, — страшное дело, ведь не у каждого вообще имелась женщина, только у немногих счастливчиков. Все, что в юбке, считалось привлекательным и полезным. Не говоря уже о кобылах, мулах и ослицах.

Кровоизлияние приковало Ану к постели, навсегда сделав глухой и немой паралитичкой — обузой, которая годилась только на то, чтобы вводить в расходы и добавлять работы, в то время как Бернарда превращалась в навязчивый, непобедимый соблазн. Из комнаты, в которой он лежал рядом с парализованной, Флоренсиу слышал, как дочка дышит во сне. Это был могучий зов. Что мог сделать старый пьяница? Он съел ягодку, пока другой на нее не позарился. И никто не захотел влезать в это дело, оно того не стоило. Бандит, нанятый в сертане Святого Франциска, когда началась борьба за землю, Флоренсиу имел за плечами жуткий послужной список. Это была его дочка, и он мог распоряжаться своей семьей, как ему взбредет в башку. Или куда пониже.