Серьезные мужчины - Ману Джозеф

– А я вот другое слышала, – сказала она, надвигаясь на него и пытаясь улыбнуться расчетливо.

– Кто я такой, мадам, по сравнению с учеными вашего уровня? – вымолвил он. – Благодаря тому, что вы делаете, я тут учусь тому-сему.

– Ну ладно, – проговорила она, громко вздохнув. – До скорого.

Уже в дверях он сказал:

– Жарко здесь. – Затем стремительно прошел в угол и щелкнул тумблером кондиционера. – Мадам, – продолжил он тихо, – не могли бы вы рассказать мне что-нибудь про Шаровую миссию?

– А вам зачем?

– Я каждый вечер придумываю научные истории для сына. Так он у нас засыпает. Весь мой материал – из Института.

– Как это мило, – хмыкнула она. (Айян, разумеется, понимал, до чего это мило.) – Сколько ему?

– Десять.

– Я не знаю, что вам уже известно, – сказала Опарна, – но дела обстоят так. Каждый год в атмосферу Земли попадает двадцать тысяч метеоритов. Они такие маленькие, что быстро сгорают. Доктор Ачарья считает, что на некоторых метеоритах может оказаться внеземная живая материя, вроде инопланетной ДНК, или даже целые микробы – или нечто совершенно неведомое человеку. Эти штуки выдерживают проникновение в земную атмосферу, но опускаются на Землю не сразу. Мы собираемся послать воздушный шар высоко над Землей. На шаре поднимем четыре емкости для проб. Это стерильные стальные баллоны, мы будем их контролировать с земли. На высоте сорока одного километра они откроются, соберут воздух и тут же закроются. Мы их спустим, и я изучу их содержимое. Вот прямо здесь.

– А если что-нибудь обнаружится?

– Тогда доктор Ачарья станет первым, кто найдет живую материю из открытого космоса.

– А почему сорок один километр над Землей? Почему не двадцать или десять? – спросил он, прищуром изображая любопытство, хотя и так знал почему.

– Потому что, – сказала она со сдержанным одобрением, – с Земли на такую высоту ничего не поднимается. Даже вулканический пепел так высоко не долетает. И поэтому, если мы найдем на такой высоте, скажем, бактерию, это будет означать, что она попала туда сверху, а не снизу.

– Вы такими удивительными вещами занимаетесь, – сказал он. – Похоже, сегодня вечером состряпаю сыну отличную историю.

Он двинулся к двери, и тут Опарна спросила:

– А что вам известно об Исполинском ухе?

– Ничего такого, что не известно вам, мадам, – сказал он, отступая на несколько шагов. Исполинским ухом называли тридцать радиотелескопов – здоровенную батарею циклопических тарелок, направленных в небо. Они стояли в ряд, словно белые чудовища, на обширных полях примерно в сотне километров до города. – Вы их видели? – спросил он. – Они институтские.

– Один раз, когда мимо ехала, – сказала она. – Красиво смотрятся. Зловеще.

– У Исполинского уха есть одна странность, – тихо сказал Айян. – Там нет ни одной бутылки шампанского. (Слово «шампанского» он выговорил странновато, но Опарна не обратила внимания. Ее куда сильнее заинтриговало сказанное.)

– Ни одной бутылки шампанского, вы сказали? В Исполинском ухе нет шампанского. И почему это странно?

– Мадам, у каждого радиотелескопа в мире хранится бутылка шампанского. Такова традиция. Если придет инопланетный сигнал, нужно непременно открыть бутылку.

– Почему же Исполинское ухо без шампанского?

– Сами знаете почему, – сказал он с заговорщицкой улыбкой. – Директор на дух не выносит поиски внеземного разума. Он говорит, что это не наука. Прямо терпеть не может. Наши радиоастрономы умоляли его разрешить поиски сигналов разумной жизни. Но он не допустит.

– Знаю-знаю, – отозвалась она едва ли не мечтательно. – Почему, интересно, он такой непреклонный?

– Небеса разговаривают с Землей очень тихо, мадам, – сказал Айян. – Мобильный телефон, оставленный на Луне, станет всего лишь третьим по отчетливости радиосигналом во всем небе. Вообразите, какие помехи наводят на радиотелескопы наши земные приборы. Радио из проезжающего мимо автомобиля может породить дикие слухи об инопланетном контакте. Поэтому директор и считает, что это несовершенный способ поиска инопланетян. И к тому же ему не кажется, что инопланетяне вообще имеют привычку слать сигналы.

– Вы много чего знаете, Айян, – сказала она с искренней улыбкой.

– Я человек маленький, мадам, я лишь вылавливаю всякие мелочи из того великого, чем заняты люди вроде вас.

Он заметил, как под ветерком кондиционера набухли ее соски.

Айян ушел, а Опарна села за стол и отсутствующе уставилась в стену. Так она просиживала часами – безо всякого дела. Сердце ее наполняла старая безымянная печаль. Та самая меланхолия сумеречного дождя на безлюдной улице. Будто на необитаемом острове. Еще пять лет назад она бы разревелась как дура.

Опарна отправилась на крыльцо проветриться. Встала за толстой колонной, закурила. Поливавший газон полуголый садовник уставился на нее. Несколько мужчин, обсуждавших ленту Мёбиуса, проходя мимо, умолкли.

«Да-да, глядите на меня, – бормотала она про себя. – Именно. Я курю. Я наверняка шлюха».

Ее постоянно провожали взглядами, и ей только предстояло привыкнуть к тому, что она находится в мире мужчин. Научиться смеяться шуткам, от которых не смешно. Улыбаться, когда Джана Намбодри скажет: «Мы искали красоту в физике, но, похоже, она снизошла на астробиологию». Улыбаться, даже когда узнает, что на двери дамского туалета на третьем этаже написано «Дамы», а на двери мужского – «Ученые». Она приучится выдерживать моменты, когда мужчины кидаются к ней в коридорах и объясняют, как пройти куда-нибудь, хоть она и не просила. Она будет старательно пробираться по этим длинным коридорам, как тень, – и ежедневно терпеть неудачу.

Она сделала еще одну долгую затяжку, бросила окурок и почувствовала себя чуточку мужественнее, придавив его ногой.

Арвинду Ачарье сумрачный гул кондиционера нравился. Он напоминал ему смутное гудение, какое, по давнишним институтским предположениям, издавала юная вселенная. Он внимательно слушал этот гул и читал очередную сводку о красных дождях в Керале. Тут вошел Айян Мани с пачкой факсов.

– В приемной доктор Намбодри, – сказал он, кладя бумаги на стол. Айян всегда обращался к директору на тамильском, потому что знал, до чего это раздражает доктора Ачарью. Этот язык близко связывал их с директором через общее прошлое, хотя судьбы их резко различались. Особенно сильно отвлекал Ачарью диалект Айяна. Он напоминал директору о несчастных безземельных работягах – их печальные взгляды были его наваждением с самого детства, когда Ачарья смотрел на проносящийся мимо мир с заднего сиденья черного «морриса-оксфорда».

Ачарья положил бумаги по Красному дождю на стол и придавил их своим диковинным черным камнем.

– Пригласите его, – сказал он. Откинулся в кресле и стал ждать этого простого поединка, который он выиграет. Джана Намбодри вошел с видом более жизнерадостным, чем позволяли обстоятельства.

– Так ты придешь сегодня на ужин? – спросил он, усаживаясь с другой стороны стола от Ачарьи.

– Конечно – и на сей раз подашь рыбу, – ответил Ачарья.

– Арвинд, попытайся понять. Мы женаты на безнадежных вегетарианках.

– Меня и в моем доме ею кормят.

– Ладно, попробую, – сказал Намбодри и затем, как можно небрежнее: – Конференция SETI,[6] Арвинд. Помнишь? Джала пригласили в Парагвай на конференцию SETI.

– А, Поиск внеземного разума в Парагвае, – отозвался Ачарья с тихим смешком. – Джана, – продолжил он уже серьезно, – есть ли какие-то свидетельства подлинности существования Парагвая?

– В смысле?

– Ты знаком с кем-нибудь из Парагвая?

– Нет.

– Никто не знаком.

– Но я отчего-то думаю, что Парагвай существует, – сказал Намбодри.

– Насколько я понимаю, они поездку не оплачивают? Нам платить?

– Да, но очень важно, чтобы он туда поехал.

– Нам не по карману, – сказал Ачарья. Он переложил ручку с места на место.

Намбодри был к такому готов. Ачарья в последнее время вел себя как скаредный гад. Экономил для своей Шаровой миссии каждую рупию. Мужчины поглядели друг на друга с нежностью старой дружбы – и с напряжением раздора, угрожавшего сделаться разрушительным.

– Ладно, – сказал Намбодри. – Тебе решать. Но, Арвинд, я пришел потолковать об Исполинском ухе.

Ачарья испустил негромкий стон: «Снова-здорово». Однако Намбодри настаивал.

– У нас на Исполинское ухо очень много запросов от радиоастрономов со всего света, – сказал он. – Тебе стоит хорошенько подумать. Придется разрешить поиск инопланетного сигнала Исполинским ухом. Даже у нас в Институте астрономы недовольны запретом.