Приключения дрянной девчонки - Дарья Асламова

Впоследствии мне стал часто сниться один сон. Невероятных размеров мурлыкающая белая кошка с длинными женскими ярко накрашенными ногтями медленно подкрадывается ко мне, а я лежу, зачарованная, не в силах пошевельнуться. И вот прыжок, длинные алые ногти впиваются в мою шею, я слышу нежное мурлыканье. Я задыхаюсь в густой белой шерсти и млею под тяжестью теплого тела. Сладострастный, изнуряющий сон.

Юлия и Люда после этого случая не разговаривали целый год, хотя жили в одной комнате. Если им нужно было что-то сообщить друг другу, они писали записки и даже подарки ко дню рождения оставляли молча на столе. Это оказалось тяжелой пыткой для обеих, и к концу года у них сдали нервы. Люда, как разумная женщина, все-таки вернула мне фотографии, тем и закончилась эта история.

Теперь Люда – леди до кончиков ногтей. Говорит мягко и чуть-чуть жеманно, одевается очень элегантно, ходит в театры, делает вид, что забыла все крепкие словечки, почти не пьет и совсем не курит. Она так старательно смывала черты своего прежнего вульгарного облика, что ее старые знакомые при встрече с ней иногда ее не узнают. Она окончила курсы этикета, научилась аккуратно пользоваться вилкой и ножом и набросила на все свои отношения с людьми розовый покров вежливости. Люда, конечно, умница, но огонь жизни, когда-то сверкавший в этой женщине, теперь погас. Игра в леди убила в ней все самое страшное, но и самое привлекательное. Мы изредка встречаемся с ней и ведем вежливые разговоры, но иногда мне хочется взять ее за плечи и встряхнуть. "Люда, милая, твоя тщательно скрываемая жизненная ненасытность гораздо симпатичнее искусственной светскости. Оставайся собой".

Я тоже в свое время занималась собственной переделкой. Очистила свою речь от матерных выражений, изменила стиль одежды, поменяла даже интонации голоса – они стали плавными и светскими. Но однажды, на великолепном банкете, меня взяла страшная тоска. Я увидела себя со стороны – скучную, жеманную, натянутую – и поняла, что теряю главное свое сокровище – свою бесподобную непосредственность.

Мне хотелось станцевать на столе, громко рассмеяться, выругаться, запеть, крепко, взасос, поцеловать своего соседа по столу, но я была слишком воспитанна, чтобы рассказать всем, какие картины проносятся у меня в голове. С тех пор я твердо отстаиваю свою драгоценную независимость – да, господа, я леди, но до известных пределов. Я не боюсь грязи, и, если понадобится постоять за себя, я снова стану той маленькой шаровой молнией по имени Даша, которая приехала в Москву из провинции шесть лет назад.

А с Людой мы только раз поговорили искренне. Когда я была в гостях у нее на квартире, которую она снимает за большие деньги (а она, разумеется, получила вожделенную московскую прописку, выгодную работу и деньги), мы разговорились на тему путча 199года. Я, как водится, пела свою любимую романтическую песню о храбрости и борьбе за демократию. Люда холодно посмотрела на меня и сказала: "А мне плевать. Я при любом строе смогу хорошо жить. Если бы путч победил, я бы уехала в деревню, схоронилась бы годик, подождала, пока бы все забылось, потом вернулась и начала снова пробивать дорогу. Я не из тех, кто идет на баррикады. Я постою и посмотрю, что из этого получится. Я слишком дорого ценю свою жизнь, чтобы подставлять ее под случайные пули". Несколько мгновений мы смотрели друг на друга,! ощетинившись, потом взяли себя в руки и перевели разговор ' в более спокойное русло.

Но вернемся в то жаркое беспокойное лето, когда я маялась без Кирилла. Я тогда впервые напилась, на дне рождения у Катюши. Несколько выпитых мною бутылок пива дали ошеломляющий эффект. Я хохотала как безумная, поливала чью-то лысую голову пивом и уверяла, что на ней непременно вырастут волосы. Потом я легла спиной в торт и обнаружила это только в тот момент, когда один из моих приятелей стал меланхолично слизывать крем с моей рубашки. Дальнейшее помню смутно. Какой-то мужчина уволок меня в ванную комнату, там он раздел меня, долго и нежно отмывал мою спину от шоколада, выстирал мою рубашку, завернул меня, голую и дрожащую, в полотенце и уложил спать в своей комнате. Закончилось все, конечно, утренними слезами и трудной с похмелья головой.

В то горько-веселое лето я оставила Кириллу записку в редакции еженедельника "Собеседник", куда его взяли на работу. Кирилла в это время не было в Москве, и я надеялась, что, вернувшись на работу, он прочтет мое трогательное послание с уверениями в любви и обязательно найдет меня. Я узнала, что он расстался со своей дамочкой Галей, которая ' укатила из Москвы в далекий Севастополь.

Следовательно, путь свободен и надо действовать.

Оставив записку, я уехала во Владивосток отдыхать, Правда, отдых оказался очень специфическим. Я беспробудно пила и никак не могла добраться до моря.

Наконец в одно славное утро я твердо решила хотя бы посмотреть на море и отправилась на пляж.

Вдоль всей полоски городского пляжа тянется обрыв, один из способов подняться наверх – красивая витая лестница, по которой почему-то никто не ходит. В жаркий роскошный полдень я соблазнилась этой воздушной лесенкой и стала медленно подниматься по ней наверх. Приблизительно на десятом витке я остановилась, перегнулась через перила и с высоты любовалась переполненным пляжем. Кто-то торопливо поднимался по лестнице, но мне было лень повернуть голову и посмотреть на идущего. Внезапно чьи-то руки с силой прижали меня к перилам, и хриплый голос сзади произнес: "Посмей только закричать, я тебя сброшу вниз". Дав мне несколько секунд подумать над такой неприятной перспективой, эти грубые руки развернули меня, и я увидела перед собой мальчишку лет семнадцати.

Пожалуй, красивый мальчишка, если б не его странные темные немигающие глаза, в которых таился беспредельный страх и столь же беспредельная решимость. Я видела, как дергается от волнения его твердый молодой кадык. Одной рукой он крепко прижал меня к перилам, а другой торопливо расстегивал ширинку. "Как глупо, – подумала я. – Днем, на пляже, когда внизу тысяча человек купается и загорает, оказаться изнасилованной каким-то сумасшедшим мальцом. Эх, если бы закричать, но ведь он и вправду невменяем".

От страха у меня вспотели ладошки. Одна рука у мальчишки занята ширинкой, он сам перепуган, следовательно… Я инстинктивно выбрала единственно верную тактику, заговорила мягким, успокаивающим тоном: "Сейчас, миленький, сейчас. Только спустимся пониже". Я тащила его за собой вниз, впечатываясь в перила и обдирая руки, и даже улыбалась при этом. Он был сильнее меня, но все же он еще пацан, мой ровесник. Чтобы показать мои добрые намерения, я потрогала его ширинку, где уже бился небольшой, истекающий соком член.

Добравшись до пятого этажа и почувствовав близость земли, я с ненавистью ударила его сумкой в лицо, резко оттолкнула и бросилась бежать. При этом я выкрикивала все матерные выражения, которые только хранились в моей памяти. Добежав до конца лестницы, я упала на песок и зарыдала. Пляжный народ рассматривал меня с большим интересом. Наверное, это было забавное зрелище – разъяренная фурия, бегущая по лестнице и изрыгающая проклятия на матерном языке.

Сколько мужчин за лето пытались разрывать и осквернять мою маленькую дырочку! А мне хотелось одного-единственного, и я приехала к Кириллу. Он жил тогда в маленькой Уютной гостинице "Юность" рядом с Новодевичьим монастырем. Редакция "Собеседника", куда его взяли на работу, не смогла дать ему московскую прописку, а уж тем более квартиру. И на целый год замшево-плюшевый мягкий номер гостиницы стал нашим домом.

У меня были трудности с проходом в отель. Надменный швейцар вечно тормозил меня и требовал документы. Но со временем то ли он привык ко мне, то ли я научилась делать нейтральное, чуть усталое лицо человека, спешащего после трудного командировочного дня в свой законный номер, – во всяком случае, я уверенной походкой проходила к зеркальному лифту, и никто меня не останавливал. Горничные тоже быстро привыкли ко мне и даже полюбили, баловали, одалживали в трудные времена чай и сахар и давали множество советов, как надо жить.

Я люблю жить в гостиницах. Все здесь случайно, временно и ненадежно. Воздух насыщен приключениями и желаниями. И даже семейная жизнь вдвоем не бывает скучной, потому что на нее не давит быт. Ловкие горничные сменят белье и аккуратно пропылесосят полы, утром в кафе ждет вкусная яичница и даже неплохой кофе, вечером можно спуститься в ресторан, и никогда не приходится искать по ночам у таксистов водку, ее всегда можно достать в гостинице. Но самое главное, постоянная смена людей вокруг, новые знакомства, встречи и прощания. В замкнутый мирок любовной пары вторгается сама жизнь – капризная, своенравная, неожиданная.

Кто только не бывал у нас в номере, кокотки и игроки, наркоманы и хиппари. И для каждого находился стакан вина. Помню случайную компанию из трех мужиков, которая забрела к нам, кажется, в поисках сигарет. Потом они остались выпить чаю, это уж как водится, а в результате мы устроили марафон анекдотов, которые рассказывали все по очереди до пяти часов утра. Мы так хохотали, что разбудили соседей за стеной и они ожесточенно стучали нам в стенку.