Камуфляж - Элизабет Бир

через весь остров на метро (к счастью, петух не буйствовал, спокойно сидя в коробке), но на поверхность они вышли еще засветло. Птица забеспокоилась; Мэттью услышал, как петух затрепыхался, и Марион предусмотрительно отдернула пальцы от отверстий в коробке. Как было обещано, петух вел себя агрессивно. Мэттью гнал от себя жалость и сочувствие птице. Волшебники черпали силу из жертвоприношений, другого выхода не было.

Нужный двор они нашли легко — Мэттью хорошо запомнил узкий, напоминающий туннель, проход и сломанную калитку, ржавчина с которой запачкала ему костюм. Он решил не надевать привычную рабочую одежду — камуфляжную куртку и зачарованные на незаметность и бесшумность ботинки. На нем был серый костюм и льняная рубашка с полосатым красно-сине-серебристым галстуком. Во внутреннем кармане болталась фляжка. Он был похож на доткомовского миллионера, опаздывающего на жизненно важную встречу с инвестором, которого наверняка взбесит его хвостик.

Его сегодняшнее одеяние, а также недолгий подготовительный ритуал, проведенный дома, должны были не скрыть его, а напротив, привлечь к нему внимание. В глазах потусторонних существ Мэттью сиял, был своего рода маяком. Не считая колец, сережек и краски под кожей, на нем не было ничего металлического. Металл помогал против фей и прочих подобных созданий, но против кокатриса был бесполезен, за единственным исключением. В кармане брюк Мэттью лежали две завернутые в салфетку стальные шпоры. Он нежно потрогал их через ткань, будто ребенок любимую игрушку, и убрал руку, когда они звякнули.

— Пришли, — сказал он.

Марион опустила коробку.

— Милое местечко. Мэттью, ты сам интерьер подбирал? — она поморщилась, почувствовав едкое зловоние чудовища.

Генри с приятелем не было видно. Мэттью надеялся, что они последовали его совету и перебрались в другое место. Не было ничего хуже, чем работать в присутствии гражданских.

Не ответив Марион, он раскидал ногами мусор, освобождая место посреди подворотни. В окнах соседних домов никого не было видно, но если бы кто-то и появился, полицейский значок Марион быстро бы их отвадил.

Марион помогла Мэттью нарисовать желтым мелом пентаграмму на асфальте. Один конец звезды — южный, если верить компасу Марион — они оставили незамкнутым. Закончив, Мэттью отряхнулся, вытер руки носовым платком, достал из карманов шпоры, фляжку и кое-что еще — кожаный клобук вроде тех, что используют сокольничие, тренируя птиц.

— Готова?

Марион кивнула.

— Где логово?

Мэттью ударил себя в грудь, как бы говоря — сукин сын сам к нам придет. Марион опешила. Только сейчас до нее дошло, что Мэттью не шутил.

Что ж, не она первая.

Быть может, когда-нибудь у него получится поймать единорога.

— Не переживай, — сказал он, заметив, как Марион наливается краской. — Лучше помоги мне приодеть нашего цыпу.

Только совместными усилиями они смогли открыть коробку и надеть на птицу клобук, не навредив ей. Стоило Марион открыть створки, как петух бросился наружу; Мэттью поймал его и в отместку был исклеван. Петух предстал настоящей черной фурией, но Мэттью как-то удалось прижать его к груди. Взяв птицу за крылья и лапы, он держал ее, пока Марион надевала клобук, одновременно уворачиваясь от острого клюва. Оказавшись во тьме, петух успокоился, и Марион смогла прицепить трехдюймовые стальные шпоры поверх собственных шпор петуха. Когда дело было сделано, вид у петуха стал суровый и злобный. Сталь сверкала на фоне черного оперения. Марион погладила птицу по спине; задев пальцы Мэттью, она почувствовала, как тот вздрогнул.

— Вот мерзость, — произнесла она, имея в виду не птицу, а петушиные бои.

Мэттью отпустил петуха и резко отдернул руки. Петух спокойно уселся на асфальт.

— А как я, по-твоему, себя чувствую?

Марион пожала плечами. Не поднимаясь, она достала из своей кожаной сумочки наручники и шелковый клобук, похожий на тот, что был надет на птицу. Мэттью взял свою фляжку.

— Ненавижу это делать.

Свинтив крышку, он опрокинул содержимое фляжки в рот. Пары семидесятипятиградусного рома шибанули в нос; сделав три глотка, Мэттью согнулся и закашлялся, едва не захлебнувшись.

Он не любил алкоголь.

Но для заклинания этого хватит.

Чувствуя себя немного опьяненным, Мэттью передал Марион фляжку и свои очки. Без них он чувствовал себя неуютно. В носу щипало — теперь не только он запаха кокатриса. Вытерев рот рукой, он сделал четыре шага сквозь открытый луч пентаграммы.

Он развернулся лицом к Марион. Повесив клобук на руку, он надел на себя наручники. Накрепко — нельзя было допустить, чтобы его тело освободилось и сбежало, пока самого Мэттью в нем не будет.

Заменить тело было невозможно.

Сделав глубокий вдох, он закрыл глаза и скованными руками натянул на лицо шелковый клобук.

В клобуке все звуки были приглушены. От рома глаза Мэттью слезились, но по крайней мере он больше не чувствовал зловония кокатриса. Он услышал шорох мела — Марион закрыла пентаграмму. Раздался звук отвинчиваемой пробки и плеск — она вылила остатки рома на пентаграмму. Мэттью подергал наручники, а когда Марион начала произносить заклинание, оцепенел.

Магу казалось, что он выпил слишком много. У него подкосились ноги, но он удержался. Кости сводило. Мэттью продолжил дергать наручники. Привычное возбуждение от пронизывающей все тело магии во тьме усиливалось. Мэттью вновь пошатнулся — а может, качнулся окружающий мир — и едва не задохнулся от наполняющего жилы жа́ра.

У магии и страсти было много общего. Во многом поэтому воздержание помогало ему.

Следующий вздох вышел чище. К лицу больше не липла ткань, воздух стал свежее, аромат рома уже не был столь удушающим. Судя по звуку, Марион переместилась. Тяжесть перетекла от ног к запястьям, и Мэттью плашмя растянулся на неровном асфальте.

Опершись на руки, он попытался подняться. Заклинание оборвалось; кто-то крепко, но аккуратно обхватил его за грудь.

— Мэттью?

Он повернул голову в поисках источника звука. Эхо мешало. Державшие его руки отстранились.

— Мэттью, махни один раз, если слышишь меня.

Неуклюже вытянув руки, Мэттью взмахнул ими. Через мгновение множество, как ему показалось, рук стянули с него клобук. Он заморгал от ударившего в глаза света, и в конце концов понял, что находится лицом к лицу с Марион. Ее лицо было просто огромным. Отскочив назад, он едва не уселся на шпору. К счастью, острый край прошел между перьями, не вонзившись в крыло. Мэттью остановился, вернул себе равновесие и полусогнул крылья.

И кукарекнул.

Захлопав крыльями, он к собственному удивлению оторвался от земли. Подлетев к Марион, он неуклюже приземлился ей на плечо, едва не выбив крылом глаз. По крайней мере ему хватило ума и ловкости не ткнуть ей шпорами в горло. Стараясь не впиться когтями в кожу, Мэттью развернулся в