За границами снов - Антология
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Светлана Сабадах
Казахстан, г. Темиртау
Окончила Карагандинский металлургический институт по специальности «Экономика и управление в металлургии». Во время учебы работала на Карагандинском металлургическом комбинате (ныне «АрселорМиттал Темиртау»): переводчиком с англ. языка, потом и по сей день – инженером снабжения инвестиционных проектов.
Публикации в темиртауских газетах.
© Сабадах Светлана, 2017
Из интервью с автором:
О, это хорошо, что надо рассказать о себе! Я ужасная «якалка» – копаться в себе и говорить о ней же могу часами, пока всех вокруг не начнет тошнить от выдаваемого «сложнейшего комплекса эмоций».
Живу в маленьком (ой, чуть не написала – прифронтовом!) металлургическом городишке, где половина людей, соответственно, металлурги, а вторая – их дети и супруги. Вхожу в первую половину и во вторую. Город находится в Казахстане, Казахстан – на планете Земля, Земля – во Вселенной. Поэтому ощущаю себя частью Мира, а всех людей – собратьями (здесь потянуло нарисовать схемку наподобие тех, что делал Экзюпери в «Маленьком принце»).
Я за: чистоту, красоту, честность, живое общение, эксперименты. Обожаю осеннюю хандру, зимний сплин и весенний авитаминоз – в этих условиях лучше пишется и работается. В двух словах – веселый трудоголик. (Как в том анекдоте: «Доктор сказал – психических расстройств нет, просто веселая дура)». Когда выдается свободная минутка (что бывает не так уж часто ввиду выращивания трех дочерей), устраиваю субботник, озеленяю двор, мощу из камня дорожку, организую праздники, работаю переводчиком.
Я против: безответственности, лени и сетевых игр.
Жизненное кредо – человек не имеет права быть несчастным.
Помимо поэзии, люблю классическую музыку и живопись – скорее интуитивно, сердцем, – ведь ни в первом, ни во втором, ни в третьем особо не разбираюсь.
Стихи пишу с детства, видимо потому, что не умею петь и рисовать, хотя в жизни приходится делать и то и другое. Пописывала себе «в стол», пока неравнодушные не затащили в сеть. Здесь я и обрадовалась, что «современная поэзия не умерла» и я не одинока. Иногда, по праздникам, печатаюсь в местных газетах.
Стихи люблю разные, от детских до акмеистских, лишь бы это было гармонично, искренне, стильно и неординарно. Этот принцип применяю и ко всему остальному.
Мечтаю выпустить симпатичную книжицу для детей «Маленькая Ра и другие стихи для детей»).
Мне 39 лет.
Хватит? А то я так долго могу…:)
Я женщина
Я женщина, лежащая на шкуреВ каминной зале, в отблесках огня,Ты укрывал от бьющей в окна буриСвоими поцелуями меня…
Потом ты ждал. Глушила баня крикиИ повитухи частое «Плоха…»А помнишь, приносила костяникиЯ для тебя на блюдце лопуха?..
Я женщина, играющая в покер.Твое второе имя – Флэш-рояль.О, как прозрачно делает намекиПомадой окантованный хрусталь!
Заметил ты, как я украдкой прячу —Предательски знакомый аромат —В разрезе платья пробники удачиИ родинки молочный шоколад…
И это я нарочно уронилаСебе под ноги веер кружевной.Чтобы его мне подал мальчик милыйИ жарким взглядом встретился со мной…
Я женщина с улыбкою Джоконды,Ромашке приказавшая «люблю».Официанты слушать мои стоныСбегаются: Mademoiselle Chante le Blues[2]…
Голландские одуванчики
Все ищут счастье. В черных зернах кофе,Отобранных за Мутною Рекой:Бросая в кипяток несчастья крохи,Отождествляют счастье и покой,
Который только снится… и не снится.Задумал май сиреням злую месть.Так лихо каруселька жизни мчится,Что с лошади на льва не пересесть.
Седеют одуванчики… лысеют,Вьюнки в изнеможении ползут.Плетут венки веснушчатые феи —Из Нидерландов их не привезут,
Как розы, хризантемы и тюльпаны.Уходит поезд… с пятого пути.Нет, не успеть. Без ручек чемоданыЖаль выбросить. Опять идут дожди
По четвергам. В субботу – чьи-то свадьбы.Ах, где я только счастья не искал!Я был бы счастлив, если бы да ка́бы.Возможно, и в постиранных носках
Его немножко есть. В тугой барсетке…В сто лет назад написанных стихах…В солонке у хорошенькой соседки…Как будто начинает все стихать…
Вдруг резко – нараспашку мая дверца,И снег черемух вянет на земле.В лицо пахнуло позабытым детствомВновь – от облитых клеем тополей.
Мы привыкаем сетовать на власти,На невезенье, порчу, сглаз и рок.А где-то наше родненькое счастье,Несчастное, нас ищет – сбилось с ног.
Но маются и ищут счастье люди,Энциклопедий тонны вороша.Хм… вы когда-нибудь кормили грудью,Прильнув щекой к ладошке малыша?
Чисто-белое кино
Метель в степи. Протяжно воет ветер,В лицо швыряя жгучую крупу,Нанизывая на железный вертелМою сиюмитную судьбу.
Все было честно. Даже штормовоеПредупрежденье было нам дано.Изнеможенье. Наважденье. Двое —Я и метель. Разорвано звено
Между реальной явью и киношной.Стихия… как же можно супротив?Хотя теперь и модно, и возможноТехнически – раскрасить негатив.
Но с этим разноцветьем не согласнаМириться вьюга: знай себе одно —Все красит только монохромной краской.Метель снимает белое кино.
Завтрак на веранде
Двенадцатое утро маяБесцеремонно улыбнулось,Голодным гамом заполняяЗевки не выспавшихся улиц.
Так много воздуха и светаВ объятьях призрачной истомы,Так сладко предвкушенье лета,Что выйти хочется из дома,
Где все промозгло, и обрыдлаТоска каминного уюта,Заплесневевшее повидло,Преданья пледов пресловутых.
Свежи миндалевые дали,И долы мятные мятежны,Прохладны вздохи Цинандали —Пусть этот завтрак будет грешным,
Веранду солнечно обрызгав:Поджаристые хлебцы с тмином,Упругий белый кубик брынзы,Зеленый чай, пары жасмина;
Дрожащее желе рассвета,Иных пленившее немало,Не вдохновило лишь поэта,Сопящего под одеялом.
Заламинирую любовь
Заламинирую любовьИ стану ею любоваться.И можно будет не боятьсяПролить печали горький кофе,
Замять в кармане уголки —Под пленкой полиэтиленаЕй море быта по колено.Пусть не поглажены шнурки
И грудь вареньем не натерта.Ей можно будет резать тортыИ отскребать, как старый клей,Тугую жвачку серых дней;
Используя ее как шпатель,Все щели так законопатить,Чтоб не просачивалась в грудьОбид густая баламуть;
Легко, хвастливо и небрежноНосить на лацкане, как бейджик.Одев в прозрачную броню,Ее надолго сохраню.
Заламинирую любовь…
Глаза-хамелеоны
У тебя глаза-хамелеоны —Есть такой в природе дивный цвет.Шелестят в них солнечные клены,Излучая ультрафиолет;
Словно ей на небе места мало,Мало глубины семи морей, —В ободками сжатые порталыРвется синь хрустальных сентябрей;
Осторожность сумерек февральских,Иней с можжевеловых ресниц,Незажженность палочек бенгальских,Голод ста беременных волчиц.
У тебя глаза-хамелеоны —Иссиня-серебряный ментол.Только он сегодня запыленныйСолью слез, уроненных в подол.
Мой ласковый и нежный День
Отражена будильника нападка,И отделяет на мгновение меняЛишь тоненькая кожаная складкаОт только что родившегося Дня.
Он просит ласки, требует заботы,Скулит и ставит лапы на кровать.Да, делать нечего: пусть неохота,Но мне придется все ж его начать.
Уж как он рад! Бежит за мной на кухню,Подлизываясь чашкой кофейка,Несет в зубах поношенные туфлиБез задников, с опушкой по бокам.
Он терпеливо ждет за дверью ванной,Когда я окончательно взбодрюсь,Лицом, душой и телом чище стануИ наконец вплотную им займусь.
Я в коридор, а он за мною следом,Когтями исцарапал весь порог:Мол, нам пора за молоком и хлебом,Накинь скорей, хозяйка, поводок!
И так до вечера: то это, то другое,То покорми, то уши почеши.Ох, и умаялась я за день, День, с тобою.Когда же ты закончишься, скажи!
На антресоли
Я житель старой антресоли.Сюда заглядывает светТак редко, вспугивая молей,Прокладывающих свой следНеслышно в складках крепдешина —Того, что мерялся в аршинахИ чаял зваться «туалет»,
Выпячиваясь кринолином.Вокруг, в слежавшейся пыли,Насквозь пропахшей нафталином,Битком набитые кулиЗабытым хламом. За стенами —То чьи-то хриплые стенанья,То пес оставленный скулит.
Я наблюдаю с антресолиСо смесью страха и тоски,Как шьют для чад своих АcсолиИз алой ткани ползункиИ варят супчик из фасоли,А Греи их, смолят, мусоляГазет вчерашних уголки.
Вот в щель проскальзывает утроОчередное. Резкий чихБыт антресольного уютаНичуть не нарушает. СтихНа лестнице поспешный топот.Я снова жду – о, тайный опыт! —Минут молчанья золотых…
В парадной звуки поутихли,И стало будто бы слышнейСердцебиенье в паутинеПрожитых неприметно дней,И застывает тусклый бисерБезликих календарных чисел,Мерцая холодно на ней.
Сгущалась грусть…