Инженер страны Советов - Евгений Владимирович Панов

«Аэлита»[8]? – спросила молчавшая до сих пор Татьяна, держа в руках мои часы, которые буквально вытащила из рук брата, чтобы посмотреть на гравировку.

– Нет, не полетели, – сказал я с сожалением. Как знать, сохранись Советский Союз, сумей мы избежать таких страшных жертв в годы войны, и, может, уже цвели бы на Марсе яблони. Антоновка. – Хотя автоматические станции-марсоходы там есть. Не наши, американские. Но первым человеком в космосе был наш, советский человек, Юрий Алексеевич Гагарин. 12 апреля 1961 года он совершит первый в мире пилотируемый космический полет вокруг Земли. За четыре года до этого, в 1957 году, СССР запустит в космос первый искусственный спутник Земли. Первые автоматические станции для исследования Луны, Марса и Венеры тоже будут советскими, а вот на Луну первыми и единственными высадятся американцы в 1969 году.

– А коммунизм вы построили? – Глаза Татьяны горели восторгом.

Вот как сказать этой чистой девочке, верящей в светлое будущее, что мы все то, за что они боролись, отдавали свои жизни, все их достижения попросту спустили в унитаз? Что Советского Союза больше нет. Что Россия в XXI веке полностью зависит от других стран. Что мы живем лишь за счет тех средств, которые перепадают нам от продажи ресурсов за границу.

– Думаю, что об этом мы поговорим позже, когда вы мне окончательно поверите, – ушел я от ответа, что не осталось незамеченным тем же Федором Тимофеевичем. Однако он промолчал.

– Ну хорошо, – с прищуром глядя на меня, сказал Николай, – допустим, ты действительно из будущего. Но тогда тебя срочно надо доставить к товарищу Сталину. Ты же можешь принести огромную пользу стране со своими знаниями о будущем.

– Об этом тоже еще рано говорить. Вначале должны произойти некоторые события в вашем, Николай, ведомстве. Вот после них и можно будет выйти на связь, но не с товарищем Сталиным, а с новым наркомом Берией. И у меня к вам троим огромная просьба, – я оглядел своих собеседников, – никому не рассказывайте обо мне и о том, что уже услышали. Этим вы себе заработаете огромные проблемы.

– Проблемы уже начались, – Федор Тимофеевич кивнул в сторону дороги в город, по которой, поднимая тучи пыли, ехала знакомая мне по старым фото и фильмам черная «эмка», а за ней, переваливаясь на кочках, не менее узнаваемая полуторка с сидящими в кузове людьми в форме. – Похоже, это по наши души. Ты, дочка, – обратился он к Татьяне, – давай-ка потихоньку, пока никто не видел, ступай домой, сиди там и ничего не бойся. Часы спрячь, чтоб не нашел никто, да помалкивай. Кто что спросит, говори, что он, – кивок в мою сторону, – сын моего сослуживца, приехал погостить, да голову расшиб. Ну а ты, – уже ко мне, – скажешь, что твой батька со мной в Туркестане воевал в моем отряде и помер недавно от ран. Приехал ты из Пензы. Адрес мой тебе отец дал, завещал навестить бывшего командира.

– Да ладно тебе, дядя Федя, – Николай махнул рукой, – сейчас разберемся. Может, случилось что, и это за мной, чтобы ехать куда.

– Может, и так… – Федор Тимофеевич затянулся самокруткой. – А ты, дочка, все ж таки ступай да делай, как сказано было.

Татьяна юркнула за угол. Машины тем временем подъехали к нам, и из кузова полуторки бодро спрыгнули четверо в фуражках василькового цвета с малиновыми околышами и малиновыми пустыми петлицами, с винтовками с примкнутыми штыками в руках, а из эмки вальяжно вылез несколько грузноватый мужчина, тоже в форме НКВД, но с тремя шпалами капитана[9] в петлице. По-хозяйски оглядевшись вокруг, он небрежным жестом надел фуражку и произнес:

– Вот и славно, что все в сборе. Не придется вас по одному искать.

– А что случилось, товарищ капитан? – спросил Николай.

– Да уже не товарищ я вам. Сдайте оружие, гражданин Сазонов. Вы арестованы за контрреволюционную деятельность и за связь с белобандитами и террористами. Ну и остальные тоже как члены банды и пособники.

– Может, все же объясните? – Николай спокойно расстегивал портупею.

– Ну отчего же не объяснить, объясню, хотя и не обязан. – Капитан с усмешкой посмотрел на своего бывшего подчиненного. – Твой родственничек, являясь связником банды, приютил у себя раненого белобандита и террориста, а ты этому потворствовал и помогал в контрреволюционной деятельности. Хорошо, что есть еще у нас преданные делу революции люди, которые и сообщили об укрывающемся здесь неизвестном.

– Но это же бред. Этот человек, – Николай кивнул в мою сторону, – сын боевого товарища Федора Тимофеевича, с которым он громил басмачей.

– А документы у этого человека имеются? – Капитан явно издевался. – Вот то-то и оно. Так что разберемся, а пока давайте без глупостей. Да, а где сестрица твоя? Ее тоже надо бы задержать и допросить как следует. – При этих словах лоснящаяся рожа капитана растянулась в глумливой улыбке.

– Сестру не трогай, – прошипел Николай, исподлобья глядя на своего начальника, – с нами разбирайся как знаешь, а про нее забудь.

– Ну, это мы поглядим. Будете посговорчивее – и ее не тронем, а не будете вы – так, может, она посговорчивее будет. Ради братца-то. – Капитан заржал, довольный своей шуткой.

А у меня от этих слов буквально потемнело в глазах. Я лишь представил, что этот тянет свои жирные руки к Татьяне, и у меня, что называется, выбило пред охранители. Я ведь в частях КГБ не картошку чистил, а проходил реальную подготовку, хоть и не чета спецуре, но тоже кое-что умею.

Капитан сложился пополам и замер на земле в позе эмбриона. Краем глаза замечаю движение сбоку и ухожу в сторону. Выпад трехлинейки со штыком проходит мимо. Рукой чуть подправляю траекторию нападавшего, и он кубарем летит в одну сторону, а винтовка – в другую. Следующих двоих, не успевших среагировать, вырубаю двумя ударами, когда меня настигает окрик Николая.

– Михаил, прекрати!

Я чуть замешкался, обернувшись на него, и тут мне в лицо прилетел приклад винтовки от четвертого бойца. Яркая вспышка в мозгу – и темнота.

Сознание на этот раз включилось сразу, словно кто-то щелкнул тумблером «вкл.». Еще не открыв глаза, я услышал смутно знакомые голоса.

– Как думаешь, он оклемается? – спросил молодой голос.

– Да кто ж его знает. Танька говорила, что у него сотрясение мозга было, а тут еще прилетело. Семь дней уже в беспамятстве, и сколько так пролежит, непонятно. Одно хорошо, на допросы его не таскают.

– Это да, повезло. Сволочь Зимин ему не простит. До сих пор, гад, боком ходит. Здорово его Мишка припечатал.

– Здорово-то здорово, но что дальше будет?

– А хрен его знает, дядя Федя. Зимин может под любую статью подвести, а уж под контрреволюционную – так запросто. Эх, жаль, я не успел рапорт отправить. Там про его делишки