Новые семейные обстоятельства - Трауб Маша

– Ну, понимаешь, многие художники, писатели, поэты жили за счет богатых покровителей, которые ценили талант и искусство, – пустилась в объяснения я.

– Мам, он Альфонс, не Альфред. Звали его так.

В Симином классе проходили по биологии членистоногих. Биологичка, которую никто не любит, потому что она, в свою очередь, любит только тесты – бессмысленные и беспощадные в своей бессмысленности, вдруг решила повеселить детей. И выдала детям тараканов. Живых. Симе достался таракан по имени Стасик. Еще были Петя, Вася, Гена и Жорик. Тараканы оказались большими и упитанными. Сима немедленно заорала. Она боится не только членистоногих, но и прочих представителей фауны. Тем более на своей парте, в непосредственной близости. Следом за Симой завопила Настя, которой достался Гена. Ну и Вика поддержала девичий визг.

– Очень странный класс. Никогда такого не было, – обиделась за тараканов биологичка и, вместо того чтобы успокоить девочек, ушла, задав пройти тест.

Девочек успокаивал Степа, с первого класса влюбленный в пауков и жуков всех видов. Рассказывал, что тараканы могут прожить без пищи почти месяц, что они способны находить укрытия и выживать даже в условиях радиации.

Класс отправили на дистанционку в связи с карантином. Биологичка на связь не вышла. Дети дружно решили, что тараканы перегрызли в классе компьютерные провода.

Карантин закончился, дети вернулись в школу. На уроке физики учительница, которую дети любят, показывала опыты. В пипетке у нее находилась жидкость красного цвета.

– Это кровь Жорика или Стасика, – зловещим шепотом на весь класс произнес Кирилл.

Сначала завизжала от ужаса Настя, а потом Вика. Сима молчала, онемев от страха. Она сидела на первой парте, и пипетка с чем-то красным находилась прямо перед ее носом.

– Да живы эти тараканы! – воскликнула физичка. – Сама их боюсь. Живучие, зараза.

Пошла к зубному врачу. Стоматолог у нас семейный, одноклассник моего мужа.

– Ты опять к Леше идешь? – спросил супруг.

– Да. Тебе стоило мне, как лошади, перед свадьбой в рот заглянуть, – ответила я.

– Ты что, по ночам зубами скрежещешь? – удивился врач. – Нет, я в принципе понимаю… Нервы, стресс, но не до такой же степени, чтобы всю эмаль стереть.

– Леш, до такой… – промычала я.

– Слушай, давай сделаем тебе капу, будешь на ночь надевать, – предложил врач.

– И как ты себе это представляешь? – рассмеялась я. – Андрей ложится спать, а я, как боксер, с капой во рту!

– Да, он человек творческий, впечатлительный, – согласился врач. – Ну ты дождись, когда он уснет, и вставляй в рот капу.

– Ну вот еще! Может, мне еще вставать раньше его, чтобы ресницы накрасить и локоны накрутить? Просыпается муж, а я уже с ресницами и в кудрях.

– Нет. Этого он точно не вынесет. Ладно, восстановим потихоньку.

К Леше, то есть, конечно, к Алексею Витальевичу, мы ходим всей семьей. Все, кроме Симы, которую приходится возить в другую клинику к ее любимому доктору. Ее врач – обладательница прекрасных, просто неимоверной длины ресниц, причем натуральных, а не наращенных. И Сима, когда видит эти ресницы, замирает от восторга и открывает рот – тоже от восторга.

Мое же сердце отдано Алексею Витальевичу. Помимо того, что Леша замечательный врач, он еще единственный человек на всем белом свете, который разговаривает с моим мужем как с умалишенным. «Делаем кусь-кусь», – говорит Леша, и муж послушно прикусывает бумажку. «Теперь плескаться-бултыхаться», – велит доктор, и муж отхлебывает из стаканчика и прополаскивает рот. А еще врач достает искусственную челюсть, зубную щетку и учит моего мужа чистить «зубки». Тот сидит и внимает. Я один раз наблюдала эту сцену и хохотала до слез.

– Ой, представляешь, у Андрюхи-то лысина! – сообщает мне врач во время очередного визита.

– А то я не знаю, – хмыкаю я.

– Не, он как в кресло лег, так я сам чуть не лег – лысина!

– Леш, ну он уже не мальчик, пятьдесят семь как-никак, – отвечаю я.

– Кому? – удивляется врач.

– Вам! Вы же одноклассники!

Да, они оба не чувствуют себя на свой возраст. А кто чувствует?

Василия же врач встречает возгласом:

– Не, ну зубы папины!

Обычно говорят, что Вася – копия отец, так что я привыкла. И хорошо, что у него папины зубы. Траты на стоматологию меньше.

С Васей Леша познакомился, когда сын был маленьким. И сразу стал разговаривать с ним как со взрослым – не так, как со своим одноклассником. Никаких «кусь-кусь». Врач показывал ему снимки чужих челюстей, объяснял, для чего нужен каждый прибор, и разрешал рассмотреть в зеркальце мой кариес. То есть я лежала в кресле, а надо мной свисали две головы – Алексея Витальевича и Василия.

– Открой рот пошире, – требовал врач. – Ребенку не видно.

Я что-то хрипела в ответ.

Со мной Леша очень любит поговорить во время работы – обсудить жизнь, детей. Ответить ему, находясь в зубоврачебном кресле с открытым ртом, я не могу – способна только мычать или издавать гортанные звуки. Но Леше этого вполне достаточно. Он считает меня замечательной собеседницей. Вот со всеми бы так – я молчу, говорю «ы», «хры», дрыгаю ногой или сразу двумя, и меня все считают прекрасной собеседницей.

Тоже история из давнего прошлого, которая, кажется, случилась вчера. Помню каждый момент, каждую минуту. В субботу вечером мне позвонил молодой человек, представившийся Вадиком. Пока я соображала, кто такой Вадик, юноша сообщил, что Ванька разбился. Ванька – наш старший сын, уже тридцатишестилетний мужчина, а тогда – двадцатилетний парень. И он в то время должен был сидеть с девушкой в кафе или дома – готовиться к семинару. Ваньку я не рожала, но он был с нами всегда. Мы познакомились, когда ему было десять, а мне – двадцать один год. И я стригла ему ногти, мыла голову, мучила сочинениями по русскому и неправильными глаголами в английском. Ребенок, родной. Тогда впервые, хотя уже родила Васю и Симу, я поняла еще одно состояние матери – когда сердце колотится как бешеное, а голова отключается и ты находишься будто в облаке. Ничего не соображаешь, поскольку испытываешь только животный страх за ребенка, детеныша.

Ванька на велосипеде пытался перепрыгнуть через ступеньки. Приземлился лицом в эти самые ступеньки. Вадик, его друг, позвонил мне – Ванька сказал, что так надо. Никому больше. За что хотелось оторвать ему голову. Я передала грудную на тот момент дочь мужу, свалила в пакет все, что находилось в домашней аптечке, и поехала соскребать сына с асфальта. Почему я? Муж был готов начать лактировать, но не мог видеть собственного сына с травмами. К тому же он не умеет водить машину. Я никак не могла найти нужный поворот – навигаторов тогда не существовало. Наконец нашла. Ванька действительно лежал лицом в асфальт. Трясущимися руками я залила его перекисью водорода, как смогла, промыла раны. Отлепила от асфальта и загрузила в машину.

В травмпункт мы ехали под крики мужа из телефона – про безответственное поведение Ваньки, про то, что Сима отказывается есть и плачет, а Вася не хочет без мамы делать английский. А еще про то, что покоя никогда не будет с этими детьми и он скоро сам сляжет с какой-нибудь невралгией.

– Мальчика моего посмотрите? – ворвалась я в кабинет врача.

– Заводите. Сколько лет ребенку? – спросила медсестра.

– Двадцать, – ответила я.

Медсестра застыла над тетрадью, куда заносила данные.

– А вы ему кто? – уточнила она.

– Злая мачеха! – рявкнула я.

Ванька подтвердил кивком.

– Мы только детей принимаем… вам надо во взрослый травмпункт… – опешила медсестра.

– Нет, нам не надо. Я клянусь, после осмотра накормлю его отравленным яблоком! – заявила я.

Ванька снова подтвердил кивком – точно накормит. Потрясенная медсестра убежала искать врача.

Нас приняли. Ванька зашел в кабинет, постанывая, охая и чуть не плача.