Темные аллеи славы - Юрий Комов

После подобного непривычного рекламного марафона безумно устал. Да и посчитал, по зрелом размышлении, все это глупостью и суетой. Но заряд бодрости получил — вновь стал активен. В Канаде читал лекции на тему «Искусство и бизнес в кинопроизводстве», в Американском институте кино выступал перед слушателями семинара (просто любопытных набивалось в зал тоже немало) и рассказывал о своих теориях и фильмах, именно тогда четко определил разницу между работой «в стиле саспенс» и экранизацией детектива — истории, порождающие у зрителей и слушателей тревожное ожидание, рассчитываются в кинематографе и литературе на эмоциональном уровне, увлекательное действие с элементами приключений — на уровне интеллектуальном. Но и то и другое, не забывал добавить он, замешано на том, что «в каждом из нас сидит дьявол»…

Сам в это время с увлечением читал посредственный роман Артура Ла Берна «До свидания, Пиккадилли, прощай, Лестер-сквер». События разворачивались как на одной из главных улиц центральной части Лондона, так и на знаменитой площади в Уэст-Энде, в старину считавшейся излюбленным местом для дуэлей, а затем ставшей частью фешенебельного района английской столицы, где расположено много кинотеатров, театров и ресторанов. Именно здесь будут проходить съемки его следующей картины «Исступление» о респектабельном сексуальном маньяке-душегубе. (В молодости, кстати, Хичкок любил посещать музей Скотленд-Ярда, где его больше всего интересовали «описания техники удушения», — пристрастие к этому питал необъяснимое.) Бульварный роман в дешевой бумажной обложке обрел черты написанного в увлекательной форме и лучших традициях саспенса исследования в манере Эриха Фромма и других представителей неофрейдизма, направления в современной философии и психологии, получившего широкое распространение в США. Интересно отметить, что в работе над сценарием фильма едва не согласился принять участие сам В. В. Набоков; лишь после долгих переговоров с Хичкоком знаменитый писатель все-таки отказался вновь попробовать свои силы в кинематографе, хотя экранизация Стэнли Кубриком «Лолиты» (1962) принесла удовлетворение.

Хичкока в новом герое волновало «социальное бессознательное», его существование рассматривалось как миф, иллюзия, не больше, а сама личность — лишь как некое связующее звено между искаженными или фантастическими образами. Действие, однако, происходило не в закрытых экспериментальных лабораториях, но в процессе реального социального общения, попросту говоря — на улице. И оттого миллионы непросвещенных, никогда не слышавших ни об основоположнике психоанализа Фрейде, ни о неофрейдистах Хорни и Салливане или Фромме, гурьбой повалили в кинозалы, где Хичкок вновь демонстрировал свое искусство общения с массами.

Время, однако, брало свое — работать так дальше на восьмом десятке было не под силу. И все-таки Хичкок довел до конца еще один проект. Летом 1975 года состоялись предварительные просмотры его последней картины «Семейный сюжет», организатором рекламных мероприятий опять выступала студия «Юниверсал». Мне повезло — я оказался в то время в Калифорнии, попал на картину, которая вышла на большой экран лишь в апреле следующего года, и вновь слушал Алфреда Хичкока целое субботнее утро на встрече, организованной инициативными преподавателями колледжей, жителями Беверли Хиллз и Орэндж-каунти, живописных уголков Большого Лос-Анджелеса. Мастер вышел к народу неспешным семенящим шагом, неловко и осторожно неся свое грузное тело. Выразительно произнес — «добрый вечер», за окнами сияло яркое солнце, в зале яблоку негде было упасть, но от этого приветствия, тысячи раз звучавшего из его уст с экранов телевизоров (перед «сеансом кошмаров»), мороз пробирал по коже. А он мило беседовал, шутил, отвечал на вопросы, хотя фразы складывал медленно, словно ждал, когда невидимый переводчик трансформирует их в нашем сознании в знакомые понятия, а не шарады-игры, он хотел быть правильно понятым.

Его последнюю ленту предлагали назвать «Нечто из Хичкока», но «Семейный сюжет», так он считает, звучит интригующе. Да, и это «наиболее веселый» его фильм — «комический триллер». Теперь, к сожалению, почти разучились владеть этим жанром. В США литературный триллер не считается престижной работой, как в Англии, во времена, скажем, Уилки Коллинза. Впрочем, хорошая литература вовсе не обязательно становится блестящим фильмом. Каждый раз — это риск. Он привык планировать картину заранее, расписывать каждый эпизод, обходиться без импровизаций. Так что при монтаже вырезать почти нечего.

Насилия на экране он всегда избегал (!). Обратили ли внимание, что «даже „Психоз" сделал в черно-белом варианте, дабы не снились потом цветные кошмары»? Игру цвета, эффектного приема киновыразительности, использовал профессионально — съемки ключевого эпизода в картине «К северу через северо-запад» вел, например, только с желтым фильтром: жаркий день, холодный пот, ужас героя Кэри Гранта, которого преследует на открытой равнине самолет-фантом. Зритель начинал ощущать беспокойство уже тогда, когда блекли другие краски и желтый неподвижный воздух заполнял пространство экрана, на котором фигурка человека казалась ничтожной и нелепой. Но нет, он не стращал, всегда старался соблюсти такт и грубо не пугать. Помучить, продлить кошмар — да. Но к зверствам в своих произведениях никогда не призывал, хотя с удовольствием исследовал преступные характеры, неординарные типы. По сути, насилие — на экране — не так уж и вредно: «Ведь мы наслаждаемся опасностью, мы с восторгом охаем в „туннелях привидений", где бродят тени и пляшут скелеты, мы кричим от ужаса и смеемся одновременно — и это естественная работа нашего подсознания. И, что небезынтересно, мы платим за подобные страхи-увеселения». Читает ли он собственные сборники страшных историй? Нет, теперь, на склоне лет, отдает предпочтение биографиям интересных людей. Глядя в «волшебное зеркало», что видит в будущем, какой кинематограф, ну, скажем, лет через пять? Предсказывает бурное развитие видеотехники, будут смотреть его ленты дома, но и в театры ходить не перестанут. И наконец, подводящая итог беседы «нетактичная» записка: «Скажите, это последний ваш фильм?» И бодрый ответ под аплодисменты зала: «Нет, не последний, ведь я все тот же „мальчик-режиссер" (так называли Хичкока в далеком 1926-м)…

Но, к сожалению, не суждено было осуществиться планам Мастера, «Семейный сюжет» подвел черту в его творческой биографии. Оставшиеся годы жизни, хоть и пролетели как одно мгновение, были самыми трудными, словно никак не могли кончиться.

Музей искусств в Лос-Анджелесе организовал ретроспективный показ всех до единой его картин — зал не вмещал всех желающих увидеть произведения художника-легенды, при жизни признанного классиком. В штате Массачусетс один из дней праздновали как день Алфреда Хичкока… а он, устав от чествований, думал о том, что слава в конце жизни — только бремя, здоровья не вернуть, работу сердца уже давно поддерживал стимулятор. Призы и почетные награды ему спешили вручить один за другим, словно боясь опоздать, а он то злоупотреблял своим любимым ликером «Куантро» на торжественных обедах в его честь, то вполне серьезно утверждал, что любимые его темы — это еда, напитки, голливудские слухи и лишь потом кино (именно в таком порядке), то впадал в полную депрессию, болел, всего боялся, говорил, что его бросили и забыли, но он — спохватывался вдруг — еще тряхнет стариной, вот завтра отправится в офис и начнет работу над новым проектом под условным названием «Ночь коротка». И действительно являлся на студию «Юниверсал», начинал диктовать еле слышно какое-нибудь деловое письмо, бросал на середине и, подняв перед лицом дрожащие руки, долго и бессильно разглядывал их. Дома его старалась отвлечь, как могла, жена, изредка навещала дочь, а так никого почти не принимал. В августе 1979 года, когда ему исполнилось 80 лет, навестила Ингрид Бергман; увидев ее, он заплакал и сказал, что скоро умрет. Католик, священников к себе просил не пускать, говорил, что все они его преследуют. Английская королева сделала его кавалером ордена Британской империи — 3 января 1980 года консул вручил сэру Хичкоку награду Ее Величества. Всю церемонию он просидел в кресле, погруженный в раздумья, словно дремал с открытыми глазами. 16 марта его снимали для телевидения — Американский институт кино чествовал старинного друга Хичкока, актера Джеймса Стюарта, и надо было сказать несколько слов. Но уже были улажены все формальности с завещанием, в дом не приглашали больше нотариусов. Он очень ослабел, почти все время спал, как-то произнес: «Умру — и отдохну. Конца своего никто не знает. И нужно умереть, чтобы увидеть, что там — после смерти, хотя католики и питают надежду на лучшее».