Мутанты - Сергей Алексеев

Конечно, пан Кушнер вряд ли поверит в эту коварную молву, доказательств-то никаких, хотя, если ему со всех сторон начнут петь в уши, может посчитать, что рейтинг у Тараса Опанасовича в районе упал, и по этой причине даст отставку, чтоб назначить свояка. Но Дременко был опытным номенклатурным работником, потому заготовил козырь не только против соперника, а на всякий случай и на самого Сильвестра Марковича компромат собрал.

Депутат Верховной Рады довольно часто приезжал в Братково не только по государственным делам, но и на отдых, или чаще совмещал полезное с приятным, особенно когда привозил с собой батьку Гуменника, представителя президента, большого любителя охоты. Про него никто толком ничего не знал, однако, судя по поведению депутата и по тому, что батько приезжал с телохранителем, можно было догадаться: по положению он даже выше, чем пан Кушнер, и пользуется покровительством президента. И это несмотря на молодость и бесшабашный, даже отчаянный его характер, что было редкостью у политиков такого ранга. Гуменник и его телохранитель Лях носили униформу, напоминающую ту, что носят наездники с ипподрома, – галифе, хромовые сапоги, рубашки с нашивками в виде трезубца, к тому же батько всегда был со стеком. При этом у обоих имелись длинные оселедцы на бритых головах, вислые усы, а у Гуменника еще и золотая серьга в ухе. Кроме того, он курил настоящую запорожскую люльку, но, скорее, для полного антуража. Подобный наряд местным казался непривычным, странным и оттого потешным, однако в присутствии батьки Гуменника никто не смеялся, хотя за глаза его называли бандерой. Больно уж строгий был, не улыбался и страстно увлекался охотой, чем доставлял много хлопот – любил пострелять зверей, птиц или просто в цель, для чего привозил с собой ружья, винтовки и даже автомат. Дременко раньше и сам любил охоту, особенно когда секретарем райкома был, и ездил обычно зимой на крупного зверя, медведей брал на берлогах, как раз в районе второй партизанской заставы. Теперь приходилось устраивать забаву для столичных гостей, но уже не в глухих брянских лесах, а на брошенных колхозных землях и на тварей меньших размеров – косуль, кабанчиков, птиц. Для этого он содержал зимовье со всеми удобствами, егеря, а на запущенных лесных полях обязывал фермеров сеять овес напополам с горохом.

Однажды Сильвестр Маркович приехал один, чем-то сильно озабоченный, и сразу потребовал выезд на природу. Тарас Опанасович доставил его в угодья, где высокий гость настрелял косуль и немного развеялся. Как и положено, выпили, вкусили свежатинки и легли спать. Без пана Гуменника отдых проходил спокойнее, ночных пьянок со стрельбой не устраивали, однако в связи с отсутствием телохранителей у депутата Тарас Опанасович не имел права расслабиться и в присутствии государственного лица спал вполглаза. И вдруг слышит, пан Кушнер разговаривает по телефону на чистейшем английском, да так бойко, ну что тебе американец настоящий. Дременко это оценил и еще больше зауважал депутата. И только глаза прикрыл – опять звонок, однако на сей раз пан отвечал на испанском, и по тому, как часто повторял слова «команданте» и «Куба», Тарас Опанасович с внутренним трепетом осознал, что гость говорит если не с самим Фиделем Кастро, то наверняка с его другом Уго Чавесом, причем как со старым товарищем. Когда же под утро пан Кушнер поговорил еще с кем-то на идише, обсуждая события на Ближнем Востоке, а потом на польском, который был знаком многим хохлам и самому Дременко, пораженный голова и вовсе убедился, что депутат Верховной Рады – политик глобального, мирового масштаба и даже на охоте не знает покоя, решая важнейшие дела.

И сохранил бы это впечатление, но Сильвестр Маркович внезапно ответил на очередной звонок на чистом москальском языке, причем слегка по-нижегородски окая. Затем покосился на притворяющегося спящим голову района и на всякий случай вышел из зимовья. Ага, с дальним зарубежьем говорить при нем не стесняется, а с ближним – так сразу уединился! Тарас Опанасович выждал и осторожно следом. На улице затаился, стал подслушивать и по обрывкам фраз, упоминаемым именам понял, с кем беседует депутат, причем с придыханием, уважительно, как будто подчиненный:

– Слушаю, Борис Вячеславович! Добро, Борис Вячеславович! Исполню, Борис Вячеславович! Передайте это Владимиру Владимировичу!

Дременко в первый миг ошалел, но подготовка в киевской Совпартшколе даром не прошла: быстро сориентировался и совершил то, о чем минуту назад и подумать было страшно. Вернулся в зимовье, приставил пустое ведро к двери вместо сигнализации, а сам депутатскую борсетку открыл. А там никаких улик – украинский паспорт, зарубежный служебный, удостоверение Верховной Рады, еще какие-то бумажки и деньги. Тогда он к пиджаку, ощупал дорогую ткань, но и там ничего!

Дременко имел представление, что такое высшие государственные интересы, и в первый миг многоликость депутата к ним и отнес. Положил все на место, нырнул в свой спальный мешок и затаился, но стали его терзать сомнения: кто пан на самом деле? На который орган работает – на Раду или Думу? Кому законы пишет? И наконец, москаль он или хохол ? А может, вообще ни тот, ни другой – эвон сколько языков знает!

И стал Тарас Опанасович с той поры незаметно присматриваться, прислушиваться к депутату, и все детали поведения его фиксировать, и подвергать анализу самые мелкие факты. Поначалу все больше склонялся, что Сильвестр Маркович Москвой в Украину заслан: во-первых, сестра его, Тамара, на российской стороне осталась и гражданство имеет соответствующее, однако же он ей всячески помогает. Во-вторых, в каждый свой приезд непременно ходит за границу и там встречается не только с сестрой, но и с Пухнаренковым – какие-то дела они обсуждают, ездят куда-то вместе…

У Тараса Опанасовича отношения с бабкой Совой были свойские, друг друга сватом и сватьей звали – Оксана-то все еще ждала внука ее, Юрка. К тому же козел Степка всю облицовку капота на «форде» рогами расколотил, так Елизавета Трофимовна виноватой себя чувствовала и была сговорчивой. Наведался к ней и осторожно стал склонять старую партизанскую разведчицу к сотрудничеству, чтоб приглядела за паном Кушнером на российской территории. Елизавета Трофимовна никак не понимала сначала или прикидывалась, однако для дорогого гостя сразу – бутылку на стол, закусок, солений-варений – гостеприимная была. Дременко хватил рюмку, и чуть сердце не остановилось. А в его половине Братково горилку гнали из буряка, и, что ты с ней ни делай, – все равно вонючая и крепости не той.

– Ты из чего гонишь? – спросил. – Это же чистый спирт!

Она мешок показывает, а там сахар-сырец. Ну и поведала, дескать, хотела новых камней в баню на каменку набрать, ночью пошла с тачкой на границу, где китайцы стену возводили, погрузила два мешка бута и привезла. Дома развязала, обнаружила сахар, так еще дважды сгоняла на стройку. Потом горилки семь четвертей нагнала, мол, чувствую, скоро Юрко должен вернуться, так встретить надо, как полагается, и на свадьбу горилка потребуется.

– Уже под утро поехала в третий раз, – призналась вдруг бабка Сова. – Думаю: стравлю все на горилку, а чаю с чем попить не останется. И у траншеи встретилась с крестником своим, Мыколой Волковым. Который теперь на таможне служит. А с ним еще демутат был. Ну, думаю, сгубила жадность, попалась, арестуют, и Мыкола не поможет…

– Какой демутат? – не смог скрыть изумления Дременко.

– Да этот ваш, хохляцкий, Кушнер. Важный такой… Но сам будто меня испугался и сразу в машину сел. Спрашиваю у крестника: ты чего тут делаешь? Говорит, слежу за китайцами, чтоб контрабандой не занимались. Мол, а ты-то зачем сюда так рано пожаловала? Он ведь теперь гордый стал, задачливый… Я и сказала, дескать, камней в баню взять. Так крестник набрал мне полную тачку и еще довезти помог. Что же это творится, сват? – пожаловалась еще. – На чем китаезы стену-то воздвигают? Ведь до осени не простоит, пойдут дожди, комковой сырец размокнет, она и завалится…

Дременко посоветовал Сове помалкивать, дескать, сахар-то, получается, украла, арестуют. Но сам в тот же момент понял, каким образом Волков с паном Кушнером провернули крупномасштабную контрабандную операцию.

А между тем братковского мутанта стали видеть чаще и в разное время суток, так что создавалось впечатление, будто он не один шастает, а, скорее всего, началось их нашествие. Встречали неведомых существ исключительно представительницы слабого пола, причем обоих государств, и почти в одно и то же время, отчего возникло подозрение, что твари эти, ко всему прочему, еще и маньяки: женщины белье полоскают на речке, а дитя чернобыльской катастрофы встанет поодаль в кустах и наблюдает. К ним уже привыкать стали, самые смелые подходить близко еще не решались, но окликать пробовали, заговаривали, подзывали и даже пищу оставляли, только дикари эти не брали. Почтальонка на велосипеде ехала, так мутант настолько осмелел, что выскочил на дорогу прямо перед ней и в руль вцепился. Дивчина, привыкшая к злым собакам во дворах, не растерялась, сумкой его огрела и налегла на педали. На Дременко, конечно, был очень похож, все отмечали, но ведь не полнолуние на дворе, к тому же у и.о. головы железное алиби – он в это время проводил заседание в администрации.