Конфуций: биография, цитаты, афоризмы - Сборник

В другой раз, разбирая «Книгу перемен» великого Фуси, Конфуций задумался над символом «Сун и», или знаком разрушения и возрождения.

– Всему свое время, – сказал философ ученикам, – все на свете изменяется и исчезает, чтобы появиться в новом виде, но и за обновлением следует обветшание, разрушение, а там опять обновление и так до бесконечности.

Видимо, мысли о смерти все чаще и чаще стали посещать философа. Имея от роду более семидесяти лет, он еще раз посетил священную гору Тайшань, чтобы там помолиться Небу. Предвидя скорый конец своему земному поприщу, Конфуций хотел возблагодарить Небо за все его щедроты и милости. Он собрал всех своих учеников и привел их к одному из холмов, окружавших город. Здесь они воздвигли алтарь и возложили на него шесть книг, написанных Конфуцием, причем мудрец, преклонив колена и став лицом к северу, помолился Небу. Чрез несколько дней он опять созвал своих учеников и объявил им свою последнюю волю.

– Созываю вас в последний раз, – сказал он, – постарайтесь запомнить слова мои, в них мое завещание. Как бы ни был умен и образован человек, он не может быть гением всеобъемлющим. У каждого человека между остальными способностями непременно есть одна, применяя которую к делу, он может быть истинно полезен на поприще, избранном согласно этой способности. Увлечение одной способностью в ущерб другой, более развитой, выбор должности, не подходящей к характеру, являются источниками многих зол и ошибок. Мы давно уже знаем друг друга, и не со вчерашнего дня я ваш учитель.

Я как мог исполнял мои священные обязанности по отношению к вам; вы в свою очередь делили со мною труды и заботы и на опыте убедились в том, что знания и мудрость даются нелегко и что не менее трудно выполнять человеку его назначение.

При нынешнем безотрадном положении вещей в государстве, при нежелании большинства принять преобразования в нравах, обычаях и религиозных воззрениях не надейтесь на успешное распространение моего учения. Вы сами видите, во многом ли я преуспел. Завещаю вам мои книги как драгоценный свод знаний правил мудрости – в них залог будущего успеха моего учения. Книги эти вы должны передать потомству во всей чистоте. Для того чтобы успешнее выполнить завет мой, вы должны разделить предстоящие вам труды сообразно вашим способностям. Таким образом, каждый из вас исполнит завет мой и будет верен своему призванию.

За несколько дней до смерти философ был во дворце и смотрел с высокой башни дворца на народный праздник в честь восьми духов земли, подателей плодов, овощей, хлеба и всех вообще ее произведений. Он совершался два раза в год в дни весеннего и осеннего равноденствий. Народ ел, пил пел песни и плясал – одним словом, веселился от души. Философ, смотря на это зрелище, сказал бывшему при нем ученику:

– Меня радует, что народ на время забыл о своих бедствиях и считает себя, хотя и ненадолго, довольным и счастливым!

– Не лучше ли сделал бы народ, если бы вместо пьянства и траты времени на непристойные забавы он молился духам и приносил им благодарственные жертвы? – отвечал вопросительно ученик.

– Вы правы, – заметил Конфуций, – народу следовало бы благодарить Небо за дарованные милости и просить новых; но плясками и весельем он и выражает свою благодарность. Не осуждайте его за праздность: это отдых после непрерывной стодневной работы. Неустанная работа изнуряет и тело, и душу, как ослабляется постоянно натянутая тетива у лука.

Этот же самый ученик был свидетелем и последних минут учителя.

– Падают мои силы, – говорил Конфуций, – и уже не поправиться мне!

Затем, проливая слезы, он прибавил:

– Нет у меня силы поднять голову, чтобы взглянуть на вершину Тайшаня! Члены мои – как подгнившие стропила здания. Я поблек, как трава! Кто после моей смерти возьмет тяжкий труд поддержать мое учение?!.

Эти слова сожаления, что некому будет поддержать его заветы, были вместе с тем и его последними словами. Вскоре он впал в беспамятство и после семидневного бессознательного состояния скончался на семьдесят третьем году жизни, в 479 году до Р. X. На похоронах Конфуция строго придерживались древних обрядов.

Сын его умер ранее отца, а внук Цзы Сы был еще малолетним и не мог принять участия в погребальных обрядах, вследствие чего эту обязанность приняли на себя два ученика покойного философа.

Закрыв глаза усопшего, они вложили ему в рот три шепотки риса и облекли тело в одиннадцать различных одеяний; из них верхним было то, в котором покойный мудрец являлся обыкновенно ко двору. На голову одели шапку в виде тех шапок, какие присвоены государственным министрам. Почетный знак, медальон из слоновой кости, повесили на шею мертвого на шнурке, ссученном из пяти разноцветных нитей. Одетое таким образом тело положили в двойной гроб из четырехдюймовых досок и поставили на катафалк под балдахином. Вокруг катафалка были расставлены треугольные значки, а в изголовье – четырехугольная хоругвь. После того ученики от имени внука покойного купили участок земли. На этом участке были насыпаны три земляных куполовидных кургана; из них средний, предназначенный для погребения, был сделан выше боковых. На нем посадили дерево, иссохший ствол которого сохраняется доныне.

При погребении присутствовали родственники и ученики Конфуция. Предав земле тело покойного, ученики дали обещание почтить память учителя трехлетним трауром. Цзы-гун наложил на себя шестилетий траур, в продолжение которого жил на могиле своего учителя в нарочно выстроенной хижине. Прибывшие на похороны с разных концов Китая ученики привезли с собою каждый по дереву и посадили деревья эти вокруг гробницы. Сто человек с семействами поселились близ места вечного успокоения мудреца и образовали деревню, названную Кунли. Объявив покойного своим господином, просили его внука считать их своими крепостными.

Когда князю Лу принесли известие о кончине Конфуция, он воскликнул:

– Небо прогневалось на меня! Я лишился неоцененного сокровища!

Желая хотя бы после смерти философа чем-нибудь загладить причиненные ему при жизни несправедливости и обиды, князь приказал построить близ гробницы Конфуция часовню в память его – точно такую же, какие обыкновенно воздвигались князьями в память их предков, чтобы в этой часовне все ученики и последователи Конфуция могли воздавать почести памяти великого человека по существующим обрядам. В часовне поставили портрет Конфуция, положили на алтарь его сочинения, по стенам развесили его парадные одеяния и музыкальные инструменты, тут же поставили его домашнюю мебель и дорожную колесницу. Открытие часовни было необыкновенно торжественно. Князь Лу признал Конфуция своим учителем. Ученики уговорились раз в год приходить к гробнице учителя на поклонение ему и на богомолье. В течение двух тысяч лет соблюдалось это обыкновение. Кроме того, почти в каждом городе воздвигли впоследствии часовню в память мудреца. При первом богдыхане из династий Хань (за 200 лет до Р. X.) обряд воспоминания был признан обязательным и для государей. С этого времени на философа стали смотреть как на святого и воздавать ему соответствующие почести.

Впоследствии было установлено, чтобы каждый ученый, приступая к экзаменам на ученую степень, или мандарин, вступая на государственную службу, непременно поклонялся памяти Конфуция в посвященных ему часовнях. Постановление это было введено в 998 году по Р. X. – почти чрез полторы тысячи лет после смерти Конфуция. Кроме сооружения часовен в честь преобразователя, князь Лу дал ему прозвище отца Ни. При династии Хань ему дали титул гуна (герцога, светлости) при династии Тан – титул первого святого, а впоследствии – императорского проповедника. При династии Мин ему дали прозвание святейшего, мудрейшего и добродетельнейшего из всех учителей рода человеческого. Живописные и скульптурные изображения его велено было увенчивать императорской шапкой и облачать в царские одежды. Потомки Конфуция были возведены в звание потомственных дворян.

Глава VIII

Успех учения Конфуция. – Причины этого успеха. – Характеристика Конфуция и его учения.

Как мы видим, опасения Конфуция, высказываемые им перед смертью и не раз в течение его деятельности, что некому будет поддержать и распространить его учение ввиду окружавшей его распущенности нравов и ослабления государственной жизни, были безосновательны.

Вместо того чтобы заглохнуть вместе со смертью Конфуция, оно получило необыкновенный рост и укоренилось навсегда в народном сознании.

Почему же это так? Конфуций как реформатор не похож на других подобных деятелей в истории; он не внес в жизнь своего народа чего-либо нового, что было бы плодом его внутренней умственной и духовной работы. Он и сам не выдавал себя за творца и провозвестника нового учения, кем он и не был на самом деле. Все, о чем он учил и проповедовал, было раньше возвещено древними мудрецами и жило в сознании масс, хотя и в «полузасохшем» состоянии под давлением тяжелого государственного положения. Сам Конфуций, когда его спросили, не лучше ли будет, если он упростит и несколько смягчит свое учение, так как оно не имеет успеха, быть может, потому, что его начала слышном высоки, чисты и недоступны для большинства, сказал: