Все. что могли - Павел Ермаков

Когда управляющий вбежал в кабинет, хозяин, запрокинув голову, придушенно храпел. С трудом втащил его на диван, укрыл пледом. Замел осколки, мельком глянул на измазанный чернилами листок. Понял всего одно слово, повторенное несколько раз: «Свинство…»

На дворе торопливо напутствовал горничную:

— Беги на хутор. Спрячься на те дни, пока он здесь.

— С вас за меня спросит, дядечко. Вы-то как?

— Бог милостив.

За окном посветлело. Уже утро? Богаец сел на диване, с трудом вспоминая, где он. Голова трещала. Боже, он у себя в имении, и что-то такое ему вчера лепетал управляющий. Увидел в буфете бутылку коньяка, налил фужер. Ощущая противную дрожь, торопливо глотал. Минут десять сидел, приходя в себя. В голове постепенно прояснялось, озноб прошел. Накинув халат, сходил в туалетную комнату, побрился, помылся.

Когда вошел управляющий, он снова сидел в кабинете и писал. Словно только что расстался с ним.

— Доброе утро, Леопольд Казимирович.

— Гутен морген, господин Конрад, — приветливо сказал Богаец, будто ничего вчера не произошло.

Управляющий, обрусевший немец, не выказал удивления, был рад, что хозяин не вспоминал ни горничную, ни те мелкие грехи, за которые накануне упрекал его.

— Завтрак вам подать сюда?

— В столовой нам с вами будет удобнее. Вы напомните мне вкратце итоги по доходам имения, о которых говорили вчера.

Выслушал с нескрываемым удовлетворением. Цифры внушали уважение, несколько раз повторил: «Зер гут».

— Это весьма положительно характеризует вашу деятельность в роли управляющего. На ваш счет будет перечислена солидная премия, — пообещал Богаец.

Стол ломился от жареного, печеного и соленого. Весело смотрелись яркие красочные наклейки на бутылках. Накануне не ужинавший, Богаец налегал на свиную отбивную с ломтиками жареного картофеля.

Взбодренный только что проявленной щедростью хозяина, управляющий начал развивать планы дальнейшего улучшения хозяйства. Он договорился с владельцем образцовой датской фирмы о закупке двух десятков высокоудойных коров. Если пан Леопольд дает свое согласие…

— Одобряю, герр Конрад, — прервал его Богаец, подливая в кофе густые сливки. — Уверен, нововведения дадут ощутимый результат. Новая награда не заставит вас ждать.

Давая гарантии управляющему, Богаец сам не верил в них. Опять в сознании замелькали тревожные мысли о том, что русские перешли Днепр, и новое их наступление грядет, последствия… Да что последствия? Труба дело. Не трудно предположить, какова будет судьба его имения, особняка, да и лично пана Богайца.

«Взорву, сожгу, разрушу до основания», — снова накатило на него глухое бешенство, он, возможно, сорвался бы, не войди слуга и не сообщи, что приехал пан Затуляк.

Вот кстати. Сейчас ему очень нужен именно Затуляк, этот проныра, связанный с разными темными дельцами. Все, о чем говорил управляющий, мелочь по сравнению с тем, что пока еще лежало в хранилище. Пожалуй, Богайцу не нужны старинные ружья и сабли, фарфор и хрусталь, картины и ковры. Все это было бы слишком на виду и вызывало у немцев болезненную зависть, прежде всего у Стронге. Он глазом не моргнет, прихлопнет своего офицера. Только пан Затуляк с его возможностями поможет превратить антиквариат в золото и бриллианты. Вот что придаст ему новые силы, позволит в любой части света держаться на поверхности.

Пан Затуляк был принят по-царски. После изысканного завтрака, они приступили к составлению документа на землю, которую передавал ему Богаец в благодарность за сохранение имущества. Потом на дрожках, запряженных резвыми лошадьми, поехали смотреть эти земли. Богаец, кажется, сумел полностью подчинить себе Затуляка. Тот клялся в верности, заполучив дополнительно к двумстам десятинам земли сотню десятин леса.

— Станем соседями и, видит Бог, очень можем пригодиться друг другу, — говорил Богаец, как бы приравнивая Затуляка к себе.

— Истинно так, — наливался кровью от самодовольства новый землевладелец.

Вечером он отбыл в свои владения, спешил утвердиться там. Гауптман Богаец отправился к месту службы. Ехал и вспоминал, что господин Стронге говорил ему о каком-то новом поручении, которое приготовил своему офицеру. «Что еще придумала эта старая лиса? — память вернула к событиям на Днепре. — Неужто все-таки туда турнет с «новой миссией»?»

7

За стеной амбара послышались голоса, громыхнула щеколда, дверь отворилась. В разрывы облаков простреливали косые лучи заходящего солнца, прошивали амбарный полумрак. Часовой в короткополой шинели и засаленной матерчатой фуражке помаячил рукой: выходи.

От долгого сидения на холоде мышцы тела онемели. Ильин поднялся с трудом, пошевелил локтями, разминаясь, и только потом шагнул к выходу. Солдат, длинный, худосочный, с поросшим рыжеватой щетиной подбородком, недовольный медлительностью пленного, ткнул его стволом автомата, озлобленно прошипел:

— Шнеллер, руссише швайн!

Ильин оттолкнул автомат, пригнулся, снизу вверх резко двинул плечом в узкую тщедушную грудь солдата. Тот изумленно охнул, чуть не свалился, отскочив, клацнул затвором. Громкий окрик с крыльца напротив остановил его. По ступеням спускался офицер, указывая на стоявшую неподалеку крытую автомашину.

«Кончен бал, — отрешенно подумал Ильин. Обиженный солдат снова мстительно ткнул его стволом между лопаток. Не отзываясь на боль — в последние дни столько ее принял на себя, что ощущения притупились — не ускорил шага. — Вывезут за поселок и хлопнут. Проку им от меня ни на грош».

Двое вооруженных солдат подтолкнули его в кузов под брезентовый тент, сели с краю по обе стороны. Оттуда Ильин видел кривую узкую улочку, мелькавшие по сторонам низенькие хаты. Он не знал, как называлось селение, спросить было не у кого, немцы же ни разу не проговорились.

За полчаса, пока машина, раскатываясь на скользкой глинистой дороге, с натугой переваливалась через колдобины, память вернула его к тому моменту, когда он очнулся в глинобитном сарае на охапке гнилой соломы. Страшно болела голова, слева за ухом запеклась рана, на лбу кровавыми струпьями засохла содранная кожа. Он вспомнил, как его ударило чем-то тяжелым по голове и привалило на выходе из блиндажа.

И сейчас горше всего было сознавать, что он, майор Ильин, в плену у немцев. Не добили, сволочи, привезли сюда. Первый допрос начался не так, как представлял его себе Ильин. Его не пытали, не били, как писали о немецких допросах наши газеты, о чем он хорошо узнал сам, пока год партизанил. На фронте же, если пленный молчал, думалось Ильину, ему пускают пулю в лоб.

Его привели в комнату с двумя окнами, выходящими в сад. За столом с полевым телефоном сидел майор-танкист с грубоватыми чертами лица и выступающим вперед подбородком. Он перелистывал маленькую книжечку и шевелил губами. По синей плотной обертке Ильин узнал свое офицерское удостоверение. Немец поднял на него неприязненный взгляд. Обер-лейтенант с прилизанными редкими волосами, поворачивая голову на тонкой шее то к своему майору, то к Ильину, переводил:

— Уверен, мы найдем с вами общий язык.

Майор кивал, брезгливо выпячивая нижнюю губу, продолжая листать взад-вперед тонюсенькую книжицу, будто держал в руках большой роман и пытался отыскать в нем смысл жизни.

— Мы в равном положении, — продолжал немец. — Вы майор, начальник штаба полка. Я в том же звании и должности.

— Да, это существенно, — хмурился Ильин. — Хотя разница есть. Вы сидите господином. Я стою перед вами пленником. Я ранен, а вы не оказали мне даже простой санитарной помощи.

— Это недосмотр моих людей, — майор будто только ждал упрека, что-то сказал переводчику.

Обер-лейтенант торопливо вышел и вскоре вернулся с двумя санитарами. Те энергично взялись за Ильина. Протерли раны едко пахнущими примочками, выстригли волосы. От нестерпимой боли снова мутно стало в голове, но Ильин вытерпел. Парни знали свое дело, скоро голова его оказалась под слоем бинтов, боль стала притухать.

Затем на столике в простенке между окнами появился стакан чаю, тарелка с бутербродами. Танкист движением руки показал ему: можно поесть. Эх, была не была… Конечно, следуя рекомендациям тех же наших газет, он должен был отвергнуть подачку. Но не сделал этого, умирать, так на сытый желудок. Поел, вроде бодрости поприбавилось.

— Итак, формальности соблюдены, — острый взгляд танкиста вновь резанул по Ильину.

Посыпались вопросы, чем дальше, тем напористей требовал от него танкист сведений: какие новые воинские части и средства усиления появились на участке фронта, каковы ближайшие задачи русских, направления их главных ударов. Ильин уловил, что майор добивался от него сведений по тому участку боевых действий, где воевал их пограничный полк. Он неожиданно успокоился, отвечал коротко. Никто никакими сведениями о подходящих свежих частях с ним не делился. Он говорил то, что немец знал без него. Он переправился на правый берег Днепра, оборонял с батальоном плацдарм, где немецкие танкисты взяли его в бессознательном состоянии в плен. Больше он ничего не знает.