Блистательный маркиз - Джулия Куин

Можно, конечно, пойти к Джеймсу и признаться, что ей нужен он, а не его деньги, — и все проблемы тотчас разрешатся. Она выйдет замуж за любимого человека, располагающего значительными средствами, которые ей так нужны. Но как избавиться от мучительного подозрения, что она совсем его не знает?

Со свойственной ей практичностью Элизабет понимала, как мало шансов узнать толком мужчину, за которого выходишь замуж. Ухаживание обычно не заходит дальше поверхностного знакомства.

Но с Джеймсом все обстояло иначе. Точно так же как он, по его словам, не желал брака по расчету именно с ней, так и она сомневалась, что вынесет союз с ним без доверия. С кем-нибудь другим — возможно, но только не с ним.

Элизабет закрыла глаза и откинулась на постели. Последние два дня она почти безвылазно просидела в своей комнате. После нескольких неудачных попыток поговорить с ней дети ограничились тем, что оставляли подносы с едой у нее под дверью. Сьюзен готовила любимые блюда Элизабет, но большая их часть оставалась нетронутой. Разбитое сердце, как выяснилось, не способствует аппетиту.

Услышав осторожный стук в дверь, Элизабет повернула голову к окну. Судя по солнцу, пришло время ужина. Если не отвечать на стук, они оставят поднос и уйдут.

Стук, однако, повторился. Элизабет со вздохом заставила себя подняться. Она пересекла комнату и открыла дверь, обнаружив за ней всех юных Хочкисов в полном составе.

— Это тебе, — сказала Сьюзен, протягивая кремовый конверт. — От леди Дэнбери. Она хочет тебя видеть.

Элизабет удивленно приподняла бровь:

— Ты уже читаешь мою корреспонденцию?

— Еще чего! Лакей сказал, которого она прислала.

— Правда-правда, — вставила Джейн. — Я тоже слышала.

Протянув руку, Элизабет взяла конверт и посмотрела на детей. Они с ожиданием взирали на нее.

— Что же ты не читаешь? — не выдержал Лукас. Джейн двинула брата локтем под ребра.

— Лукас, не дерзи! — Она взглянула на Элизабет. — Ну давай читай.

— А теперь кто дерзит? — поинтересовалась Элизабет.

— Ты хоть распечатай его, — предложила Сьюзен. — По крайней мере отвлечешься от…

— Довольно, — угрожающим тоном произнесла Элизабет.

— Нельзя же вечно предаваться жалости к себе.

Элизабет издала шипящий звук, сопроводив его тяжелым вздохом.

— Но хоть на пару-то дней я имею право?

— Конечно, — примирительно сказала Сьюзен. — Но даже из этого расчета твое время истекло.

Элизабет тяжело вздохнула и надорвала конверт, задаваясь вопросом, насколько дети в курсе дела. Она ничего им не говорила, но они были неутомимы, как ищейки, когда дело касалось чужих секретов, и она готова была поспорить, что половину истории они уже раскопали.

— Разве ты не собираешься его открывать? — возбужденно спросил Лукас.

Элизабет посмотрела на брата. Он подпрыгивал на месте от нетерпения.

— Не понимаю, почему тебя так волнует, что пишет леди Дэнбери, — заметила она.

— Я тоже не понимаю, — проворчала Сьюзен и шлепнула Лукаса по плечу, чтобы утихомирить.

Элизабет только покачала головой. Если Хочкисы снова препираются, значит, жизнь возвращается в нормальное русло, что уже хорошо.

Не обращая внимания на протестующие возгласы, которые издавал Лукас, недовольный рукоприкладством сестры, Элизабет вытащила из конверта листок бумаги и развернула его. Ей понадобились считанные секунды, чтобы пробежать его глазами, и изумленное восклицание слетело с ее губ.

— Что-нибудь случилось? — спросила Сьюзен. Элизабет покачала головой:

— Не совсем. Но леди Дэнбери просит, чтобы я навестила ее.

— Я думала, ты больше не работаешь у нее, — заметила Джейн.

— Так и есть, хотя мне, наверное, придется проглотить свою гордость и попросить взять меня назад. Не представляю, как иначе мы добудем деньги на еду.

Подняв глаза, Элизабет увидела, что каждый из троицы Хочкисов впился зубами в нижнюю губу, умирая, видимо, от желания поделиться своими соображениями: а почему бы Элизабет не выйти замуж за Джеймса или хотя бы не принять банковский чек, вместо того чтобы рвать его?

Опустившись на четвереньки, Элизабет вытащила из-под кровати башмаки, которые забросила туда позавчера. Обнаружив по соседству с ними сумочку, она прихватила и ее.

— Уже уходишь? — спросила Джейн. Элизабет кивнула и, усевшись на плетеный коврик, натянула туфли.

— Не ждите меня, — сказала она. — Не знаю, когда вернусь. Возможно, леди Дэнбери отправит меня домой в карете.

— Может, ты даже останешься на ночь, — предположил Лукас.

Джейн шлепнула его по плечу:

— С какой стати ей делать это?

— Это лучше, чем возвращаться в темноте, — возразил он, сердито уставившись на сестру, — и потом…

— В любом случае, — громко сказала Элизабет, находившая весь разговор абсурдным, — не ждите меня.

— Не будем, — заверила ее Сьюзен, убирая Лукаса и Джейн с ее пути. Они наблюдали, как она сбежала вниз по лестнице и распахнула переднюю дверь.

— Желаю тебе хорошо провести время! — крикнула Сьюзен.

Элизабет бросила на нее через плечо сардонический взгляд.

— Уверена, что ничего подобного не случится, но все равно спасибо за пожелание.

Она закрыла за собой дверь, оставив Сьюзен, Лукаса и Джейн стоящими наверху лестницы.

— Похоже, тебя ждет сюрприз, Элизабет Хочкис, — сказала Сьюзен с широкой усмешкой. — Большой сюрприз!

Последние несколько дней не относились к числу лучших в жизни Джеймса Сидуэла. Назвать его настроение скверным значило бы сильно преуменьшить размер бедствия, и слуги быстро научились обходить его за версту.

Его первым побуждением было напиться до бесчувствия. Однако он уже проделал это в тот вечер, когда Элизабет узнала его настоящее имя, и это не принесло ему ничего, кроме чудовищного похмелья. Поэтому стакан с виски, который он наполнил, вернувшись из коттеджа домой, все еще стоял на письменном столе в библиотеке, опорожненный не более чем на пару глотков. В обычной ситуации вышколенные слуги графини давно бы убрали выдохшееся виски, поскольку ничто так не оскорбляло их чувств, как стакан спиртного, оставленный на полированной поверхности стола. Но свирепое выражение, с которым Джеймс на первых порах встречал каждого, кто осмеливался постучать в запертую дверь библиотеки, избавило его от чьих-либо поползновений на его уединение, а также на полупустой стакан с виски.

Джеймс понимал, что погряз в жалости к себе, но полагал, что имеет право на пару дней антиобщественного поведения после того, что ему пришлось пережить.

Возможно, ему было бы легче, если б он мог решить, на кого сердится больше: на себя или на Элизабет.