Пепел Марнейи - Антон Орлов

– Ну, тогда ладно… А что это была за «звездная соль», которую Хальнор просил у Тейзурга?

– Редчайшее вещество. Бывает, что оно появляется в звездную ночь на камнях – несколько серебристых крупинок, и если кому-то посчастливится их собрать, он сможет выручить за свою находку целое состояние. Для некоторых чар и зелий «звездная соль» незаменимый ингредиент. В том числе она лишает силы любые магические клятвы. Унбарх связывал своих боевых магов заклятиями, из-за которых каждый, кто решится пойти против его воли, умирал в медленных муках. Оставаться преданными господину фанатиками – это для них был единственный способ выжить.

– Вот оно как… А чего ж господа из Верховного Совета были в ту пору такими бестолковыми и смешными? Ровно какие шуты в балагане!

– Да не были они настолько уж бестолковыми, – Тривигис сдержанно улыбнулся. – Это Тейзург в своих записках постарался вывести всех шутами. Обычная для него манера: себя представлять таким значительным, утонченным и загадочным, что где уж вам понять, а окружающих – толпой идиотов. Евсетропид Умудренный, который раньше всех дорвался, к собственному несчастью, до его свитков, действительно не блистал, гм, здравым смыслом, хотя и не был обделен магической силой, но что касается остальных – среди них были разные люди. Думаю, Тейзургу можно верить, когда он с симпатией изображает Хальнора, но когда дело доходит до Верховного Совета – не забывайте, что пером водил недоброжелатель. Не следует верить любому написанному слову.

– Вот оно что… – повторила Лиузама. – Надо мне теперь еще Тайный Свиток прочесть, чтобы узнать, чего такого ему привиделось и каким станет Хальнор, когда снова превратится из кота в человека.

Поздно вечером, на террасе под звездами, которые роняли крупицы своей серебряной соли на развалы далеких ледников, к Гаяну подошла крадучись закутанная в шаль Венуста.

– Прошу меня простить, сударь, у меня к вам просьба… Если это не имеет для вас существенного значения, иначе я просто извинюсь…

От таких речей ему становилось тягостно, и он готов был согласиться на что угодно, лишь бы это поскорее прекратилось.

– Что я могу для вас сделать, сударыня?

– Я уже читала Свитки Тейзурга, за исключением Тайного Свитка. Неловко признаваться, мне это до сих пор не по карману, – она попыталась улыбнуться небрежно и весело, неосознанно подражая Рен, но вышло испуганно, и Гаян ее пожалел. – Если для вас это не принципиально, как бы вы отнеслись к тому, чтобы я вместо вас прочитала госпоже Лиузаме Тайный Свиток? Я в перспективе не останусь в долгу… Конечно, если вы желаете сами, я беру свою просьбу назад…

Слова шелестели, словно изящно вырезанные лепестки бумажной хризантемы. Это было невыносимо. В своем роде не хуже, чем пение Айвара.

– Разумеется, читайте, – согласился Гаян и добавил, чтобы она не продолжила уговоры и извинения, усомнившись в его капитуляции: – Честно говоря, у меня сел голос, и это очень кстати, что вы согласны меня заменить.

Чародейка ушла, но стоило ему облокотиться о каменную балюстраду, как позади снова послышались шаги, шорох платья. В этот раз Лиум, тоже закутанная в теплую шаль.

– Гаян, какое ты знаешь большое число? – выпалила она деловитым шепотом.

– Сто. Миллион. Зачем тебе?

– Да видишь, я у Венусты спросила: что делают маги, ежели надо наколдовать то, что завтра или послезавтра никак не может сбыться? А то бывают же вещи, которых не бывает… Ну, по-дурацки спросила, сама знаю, а она поняла и сказала: делают поправку на время, чтобы то, что должно произойти, успело приготовиться. Вот я и подумала… Ну, не важно, об чем подумала, ты только скажи, что больше, миллион или сто?

– Миллион больше.

– Ага, тогда пускай будет миллион, чтобы наверняка все успелось. Гаян, вот чего, ты только не пугайся, когда я с Башни Проклятий кричать начну. Все будет хорошо.

Что она измыслила для деревни Верхние Перлы? И для кого это будет «хорошо»? Гаян смотрел в студеную ночную синеву за старой каменной балюстрадой, на отлитый из белого золота полумесяц, на стелющийся по неразличимым склонам туман и мечтал, чтобы ему позволили побыть в одиночестве.

– Да, я понял, – отозвался он невпопад.

– Вот-вот, знаешь, как деревенские говорят: клин клином вышибают. Поэтому не бойся, я тоже хочу одно другим вышибить. А сейчас пойду отсюда, а то холодно.

Затихающие в потемках шаги. Наконец-то Гаян остался наедине с плывущим в синеве полумесяцем.

«Я недалеко ушел от Дохрау. Чтобы воспользоваться «иглой грядущего», сперва надо тронуться умом, но я решил, что сделаю это, и сделал. Естественно, я имею в виду ворожбу, а не окончательное прощание со здравым рассудком.

Чем шире та область, которую вы пытаетесь охватить, гадая на будущее, тем больше там размытого и неопределенного. Чем она уже, тем больше вы получите такого, что может произойти с достаточно высокой степенью вероятности. «Игла», как отсюда следует, самый верный способ, но увидеть и постичь посредством иных ощущений вы сможете лишь то, что находится в точке, которую пронзит ее острие. Для меня это было в самый раз, меня ведь интересовало только одно – встреча с Хальнором.

Все бы ничего, но способ этот зверски болезненный. Я чуть не умер, вогнавши себе в сердце незримую ледяную иголку. Обладателям слабого здоровья не рекомендуется брать с меня пример. Лед начал таять – это, между прочим, тоже несказанно мучительно, зато пока он тает, можно рассмотреть крохотный фрагментик вероятного грядущего. Стоит добавить: если там есть, что рассматривать.

Более всего я боялся очутиться в пустоте – сие означало бы, что мы с Хальнором вовек не встретимся.

…Лестница, полого обвивающая толстую белую колонну, испещренную где погуще, где пореже разноцветными точками. Словно ее забрызгали краской, но выглядит прелестно и необычно. Рядом кто-то есть, мы держимся за руки… Или немного не так, я пытаюсь вырвать руку, а женщина в одежде служанки вцепилась мертвой хваткой и не отпускает. Еще кто-то поднимается нам навстречу. Внизу, на той ступеньке, что возле поворота, сидит кот неведомой породы, наяву я не видел таких пушистых. Глаза цвета светлого янтаря смотрят настороженно, с явственным неодобрением: умел бы говорить – сделал бы людям замечание.

Невзирая на пронизывающую боль в груди, я рассмеялся – и мигом вывалился оттуда в реальность. Какой же убогой показалась мне после этого видения сводчатая комната с потемневшей штукатуркой и масляной лампой в закопченной нише! Зато я видел Хальнора.

Да, в первый момент я подумал, что Хальнор – это кот: очевидно, я все-таки изловил его и забрал к себе во дворец, уже какая-никакая перемена к лучшему. Почему не похож на болотную рысь? Мало ли почему, помесь с другой разновидностью… И где еще могла бы находиться эта белая лестница, залитая хоть и не солнечным, но почти столь же ярким светом, исходящим из рассыпанных по лазурному потолку светильников, подобных прирученным звездам, если не у меня во дворце?