Дикие сердцем - Виктория Клейтон

Я пыталась найти оправдание своим поступкам, убеждала себя, что мне необходимо время, чтобы во всем разобраться. Но суровая правда говорила: я готова на все что угодно, лишь бы избежать конфронтации. Мне не хватало мужества отстаивать свои убеждения. Я ужасно боялась вызвать гнев других людей.

Я поднялась и стала вышагивать по комнате. Мне хотелось найти аргументы, которые смягчили бы суровость приговора, но в конце концов я вынуждена была признать, что таковых не имеется. Я не собиралась давать себе поблажку. После окончания школы искусств я пыталась протоптать собственный путь, стремясь к независимости и не принимая эпикурейские склонности толпы. Но мое поведение было, скорее, реакцией на диктат Фэй, а не осознанной необходимостью. Всю свою жизнь с восьми лет мне, беспомощной, приходилось уступать, и так до подросткового возраста. Я яростно сопротивлялась, не желая подчиняться суровым требованиям Фэй. К своему стыду, я вынуждена была признать, что до сих пор порабощена, — нет, не самой Фэй, а чувством глубокой ненависти к ней. Но кем она была, в конце концов? Пустой, заносчивой и глупой женщиной. Я наделила ее могуществом, которым она никогда не обладала.

Я снова оглянулась назад, снова проанализировала свои поступки. Осмысление пришло только сейчас. Я ненавидела Фэй за то, что считала ее виновной в смерти мамы и отступничестве отца. Но ведь на самом деле ее нельзя винить. Родители сами ответственны за свою счастливую жизнь. Слезы покатились по щекам. Я думала о родителях, о том, что они не смогли защитить меня, но я понимала, что все равно продолжаю любить их. Неожиданно вспомнилось старое изречение: «Мы не становимся взрослее до тех пор, пока не научимся прощать своих родителей».

Я поднялась наверх и вытащила чемодан из платяного шкафа. В кармане на дне нащупала ногу Еванджелины. За годы, которые прошли после смерти матери, тряпичная нога успела потерять бОльшую часть набивки, ткань протерлась, обожженный конец истрепался до дыр. Даже туфелька, казалось, стала тоньше. Я спустилась в гостиную и бросила ногу в огонь. Она вспыхнула ярко, осыпалась черным пеплом, который вместе с дымом вылетел в трубу.

Глава 31

Я оставила работу на мельнице, чувствуя одновременно и сожаление, и облегчение. Но все же больше облегчение. Мне нравилось это старое сооружение. Теперь я наслаждалась долгим беспробудным сном, это была награда за тяжелый физический труд. Но я была счастлива покинуть помещение, в котором хозяйничали крысы. То, что я вскоре начну рисовать, приятно будоражило меня. Дасти воспринял известие о предстоящих переменах с философским спокойствием.

— Новый хозяин — новые путы, — повторял он время от времени и покачивал головой, но его глаза подозрительно блестели.

Джордж торжествовал:

— Ненавижу мельницу. Никогда больше не желаю слышать шум вращающихся жерновов. Я хочу, чтобы мы поскорей переехали в Торчестер. Ненавижу деревню и всех ее обитателей. Всех, — Джордж на секунду запнулся, — кроме тебя и мисс Ярдли. Не имею ничего против мисс Уоткинс, хотя она немного не в себе. Правду говорят, что она любит скакать по лесу нагишом?

— Не следует доверять сплетням. Ты ведь не испытываешь ненависти к мистеру Гилдерою? В конце концов, он оплачивает твое обучение.

— Думаю, что нет. Хотя он производит впечатление человека, который облапошит тебя при первой же возможности. — Джордж наморщил лоб и сжал кулаки. — Но я не позволю ему обманывать себя.

Я еще раз попыталась уговорить Дасти разрешить Джорджу пойти на прием к Эдварду. Дасти был непреклонен:

— Когда мальчик родился, врачи сказали, что ничего нельзя сделать, медицина бессильна. Думаю, что это Господь послал нам наказание за грехи его матери.

— Какая чепуха! Даже если Господь был так несправедлив, мы сможем все исправить. Доктор Гилдкрист рекомендует показать Джорджа специалистам в Лондоне.

Дасти разинул рот с таким видом, словно я предлагала отправить мальчика на Луну.

— Ты в своем уме, девушка? Думаешь, я могу позволить себе такую роскошь? Поездка в Лондон будет стоить больше, чем я зарабатываю за несколько месяцев.

— Дасти, сейчас не время думать о деньгах!

— Так может говорить только тот, у которого денег куры не клюют. А я должен поставить парня на ноги. — Дасти свел присыпанные мукой брови вместе. — Мне приходится возиться с Джорджем почти с самого рождения. Почему некоторые полагают, что получили особые права на ребенка?

— А если я найду деньги, ты покажешь его докторам?

— Мне надо подумать, — Дасти хитро ухмыльнулся. — Не уверен, что смогу принять чужие деньги. У меня еще есть гордость! То, что не получается вылечить, следует терпеть.

— Ты глупый упрямый старик, — я не смогла сдержать гнев. — Разве ты знаешь, что такое терпеть?

— Можешь называть меня как угодно, но Джордж мой внук и у меня все права на него. Я уже подумываю над тем, стоило ли ему разрешать посещать школу, как посоветовала мисс Ярдли. Чему его там научат — стыдиться своего деда? Его мать закончила школу, что это ей дало? Она согрешила, а затем бросилась в воду. С тех пор мое сердце навсегда разбито.

Я поняла, что Дасти получает удовольствие, изображая себя жертвой обстоятельств. Я взяла себя в руки и молча принялась за сандвич. Дасти тем временем доедал третью жестяную банку с супом.

Я могла бы попросить Гая надавить на старого мельника, но Гай перестал разговаривать со мной. Корин пришла в Заброшенный Коттедж в воскресенье, как мы и договаривались. Я пыталась убедить ее рассказать Гаю о будущем ребенке, но она была слишком напугана.

— Но ведь он когда-нибудь увидит, что ты беременна? Ты должна будешь признаться ему раньше или позже.

Корин ответила, что будет лучше, если Гай узнает обо всем как можно позже. Она была очаровательной девушкой, очень светлой и мягкой, но туговато соображала. В ее ситуации каждая минута промедления могла обойтись слишком дорого. Судьба благоволила мне: Гай собственной персоной явился в коттедж. Корин как раз изливала очередную порцию слез.

— Что за черт! — Гай злобно посмотрел на меня, а затем на нее. — Что ты здесь делаешь?

Бедняжка Корин замерла от страха. Я не могла винить ее. Глаза Гая уже не светились и не поблескивали игриво, а налились кровью. Корин схватила меня за рукав и стала что-то несвязно бормотать. Я решила, что должна дать Гаю шанс объясниться:

— Я пойду поставлю чайник, а вы пока побеседуйте. Успокойся, Корин. — Девушка крепко вцепилась в мой джемпер. — Тебе нечего бояться. Он не кусается. — Я надеялась, что так оно и есть. Гай обнажил острые зубы в зловещей ухмылке.

— По-моему, это плохо пахнет, Фредди. — Гай попытался меня остановить. — Я не знаю, что эта маленькая шлюшка наговорила тебе. Не верь ни одному ее слову. Она сходит с ума из-за меня. Понимаешь, что из этого следует?

Я отправилась в кухню и довольно долго заваривала чай. Хотя дверь была плотно закрыта, до меня долетали обрывки фраз. Когда я услышала, как Корин застонала от отчаяния, то с огромным трудом заставила себя остаться на месте и не броситься немедленно на помощь. Я заняла себя приготовлением сандвичей с сыром и помидорами для детей, которые должны были прийти позже к чаю. В который раз я вспоминала высказывание Ницше: «То, что не убивает, делает тебя сильнее». Корин получала ценный урок, она постигала природу человеческих отношений, но я чувствовала себя ужасно, переживая за нее. Когда голоса за дверью умолкли, я вышла из кухни.

— Где она? — спросила я, ставя поднос на стол.

Гай посмотрел на меня поверх книги, которую небрежно листал.

— Ушла. Не желаешь прогуляться к реке? Замечательная погода, мы сможем покататься на лодке. И заняться еще кое-чем. — Гай невинно улыбнулся.

— Но что вы решили? Что ты собираешься делать с ребенком?

Улыбка немедленно исчезла с лица Гая:

— О Господи! Каким же я был дураком, когда связался с ней. Эта маленькая потаскушка несмотря на юный возраст уже успела переспать со всеми мужчинами в Бексфорде. Ее ублюдок — не моя проблема. Да и не твоя, дорогая Фредди.

— Она ведь совсем еще ребенок. За ней никто не приглядывает, кроме этой ужасной миссис Крич. Корин утверждает, что ты единственный мужчина, с которым она спала.

— Она лгунья!

— О Гай, не тебе обвинять людей во лжи.

— Хорошо. Давай не будем ссориться из-за нее. — Гай подошел вплотную и обхватил меня руками. — Она меня не слишком заботит. Ребенок не мой, но я готов заплатить за аборт, если это сделает тебя счастливей.

Я выскользнула из объятий Гая.

— Это не сделает меня счастливей. Я хочу, чтобы ты присматривал за ней, был с ней мягок. Узнай, что она решила в отношении ребенка. Почему тебе хотя бы раз не быть искренним с собой? Дело ведь не в ребенке. Ты полагаешь, что жизнь — игра, а люди достойны лишь того, чтобы ими манипулировали. Тебя не волнуют их чувства. Тебя не волнует правда.