Состояние Российской Империи - Жак Маржерет
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И последнее в данной связи. Маржерет, по-видимому, не утратил расположения влиятельного лица и позднее. В мае 1611 г. капитан получил три жалованные грамоты на вотчины и поместья в разных районах страны. Значимость королевским пожалованиям придавало прямое участие литовского канцлера Льва Сапеги и то, что они были выданы в лагере короля. Но подготовительные материалы, наряду с челобитьем (прошением) жалуемого лица, поступали из Москвы, и именно Поместный приказ имел к этому непосредственное отношение. Только там отличившийся при подавлении восстания москвичей в марте 1611 г. наемник мог получить сведения о ценных и пока еще не захваченных владениях. А теперь подчеркнем, что состоявший в регулярной переписке с литовским канцлером «печатник и думный дьяк» в правительстве Семибоярщины И. Т. Грамотин стал полновластным хозяином
Поместного приказа в марте 1611 г. И если прикинуть потребное для подготовки и пересылки документальных текстов время, то получится, что одним из первых дел Грамотина в поместном ведомстве стало содействие прошениям Маржерета[819].
Конечно, И. Т. Грамотин не был единственным русским информатором капитана. Помимо уже упоминавшегося П. Дмитриева, к ним причисляем П. Ф. Басманова, конюшего и боярина М. Ф. Нагова («дядю» правителя), главу приказа Большого дворца боярина кн. В. М. Мосальского. С этими лицами капитан должен был регулярно общаться в силу своих служебных обязанностей. И, конечно, он не мог не контактировать с первыми дьяками названных учреждений. Быть может, в списке собеседников капитана был и дьяк Г. И. Клобуков (член русской делегации на Тявзинских переговорах, дьяк Новгородского разряда, замещавший в Посольском приказе вместе с Грамотиным А. И. Власьева в 1603 — 1604 гг.)[820]. Наконец, сам «цесарь Димитрий Иванович» не раз вел беседы с начальником своей охраны на разные темы. Скорее всего от него узнал Маржерет авторскую версию «чудесного спасения царственного отрока». Такова придворная, приказная и иноземная среда, в которой жил, вел знакомства и служил французский наемник.
С чем покидал Россию Маржерет в сентябре 1606 г.? С заработанными и, видимо, немалыми средствами, с имуществом, нажитым за шесть лет. И с текстами будущего «Состояния Российской империи...». Политический смысл его он ясно изложил в «Обращении к королю», определяя Россию как «один из надежнейших редутов Христианского мира», возможности и роль которого многими недооцениваются в Европе. Его интерес к событиям в стране не угасал до последнего момента его первого пребывания в стране. Вполне вероятно, что у капитана были надежды на какое-то личное участие в сношениях между Францией и Россией на правительственном уровне — в качестве советника-эксперта или посланника. В такой интерпретации завершение и издание сочинения в Париже в марте 1607 г. было вдвойне оправданным. Но не вышло: оправдался, судя по всему, только издательский замысел, политический проект («Россия — христианская Империя», потенциальный союзник в борьбе с «магометанскими народами») тогда отклика в правящих кругах Франции не получил. Отношение капитана к России осталось его частным делом.
Где был и что делал Маржерет с весны 1607 г. и до лета 1610 г., остается неизвестным. Впрочем, некоторые предположения здесь будут уместны. По шведским источникам в ходе сражения под Клушиным 24.06 (4.07) 1610 г. он вместе с П. Борковским принял активное участие в переговорах с наемниками в русской армии об условиях их перехода на сторону Сигизмунда III. Не исключено их участие в подобных акциях накануне битвы под началом А. Жолкевского, племянника командующего войсками Речи Посполитой в походе на Москву летом 1610 г. Но Борковский в составе полка гетмана С. Жолкевского участвовал в войне с Россией с самого начала, то есть с сентября 1609 г. Позднее, после Клушина, Борковский командовал полком немцев-наемников, вошедшим в состав гарнизона Речи Посполитой в Москве с осени 1610 г. В нем и служил капитаном Маржерет, вплоть до своего отъезда осенью 1611 г.[821] Из сказанного заключаем: второе пребывание капитана в России продолжалось чуть более двух лет (с сентября 1609 г. по октябрь 1611 г.) и принципиально отличалось от предшествующего. Тогда Маржерет находился на официальной службе у правителей Российского государства. Теперь он оказался в стране в составе армии государства, объявившего войну официальному правительству России. Попутно заметим, что утверждение руководителей Второго ополчения о службе Маржерета в Тушинском лагере ошибочно и продиктовано лишь желанием увеличить перечень его «злых дел» и злонамеренных поступков[822].
Но то, что не вписывалось в политико-юридический и пропагандистский контекст российской стороны в ее противоборстве с Речью Посполитой, вполне соответствовало правилам поведения европейского наемника. Они предусматривали выполнение профессионального долга военного за денежное вознаграждение в соответствии с условиями заключенного контракта. Это и продемонстрировал Маржерет в трагические дни выступлений москвичей против войск королевского гарнизона 19(29)–20(30) марта 1611 г. Публикуемый в томе отрывок из «Московской хроники...» К. Буссова (как всегда безмерно восхваляющего немцев-наемников) четко, хотя и с несомненным преувеличением описывает роль капитана в подавлении восстания. В первый день роты Маржерета действовали в Белом городе на пространстве от Никитской улицы и до Покровки. На второй день маневр его отряда по льду Москвы реки в обход укрепленных позиций москвичей в Чертолье и подход свежего полка Струся из Можайска окончательно решил исход боев в пользу королевских сил. Предводители Второго ополчения не входили в подробности двухдневных боев в Москве, но в своей оценке Маржерета в послании к прибывшим в Архангельск летом 1612 г. наемникам подчеркнули,