Искатель. 1961-1991. Выпуск 1 - Джеймс Чейз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И у меня создалось такое впечатление.
— Но мало-помалу вам удалось вырвать у него кое-что. А потом произошло что-то, чего я до сих пор не могу уразуметь. Одна ваша фраза его поразила.
— Какая?
— Не знаю! Знаю только, что внезапно произошла какая-то заминка, что-то заклинилось. Надо было взвешивать каждое слово. Я не отрывал глаз от его лица. Он был уверен, что мы знаем больше его самого.
— Что знаем?
Мегрэ замолчал, пуская дым из трубки.
— Какой-то факт, очевидный, казалось, для него, но ускользнувший от нас.
— Может быть, следовало записать его ответы?
— Он бы тогда совсем замолчал.
— Не хотели бы вы закончить допрос, патрон?
— Это было бы не только незаконно, но и неправильно. Потом его адвокат мог бы придраться к этому. Да я и не думаю, что сумел бы справиться лучше вашего.
— Я просто не знал, с какого конца взяться, а главное — как бы он ни был виновен, мне его бесконечно жаль. Это совсем иной тип преступника. Когда мы покинули отель, мне показалось, что весь мир внезапно замкнулся за ним навсегда.
— И он это почувствовал.
— Вы думаете?
— Да, ему хотелось во что бы то ни стало сохранить некоторое достоинство, и любое проявление жалости он рассматривает как милостыню.
— Расколется ли он в конце концов?
— Он заговорит.
— Сегодня?
— Возможно.
— В какой момент?
Мегрэ уже готов был ответить, но снова задымил и наконец небрежно бросил:
— В какой-то момент вы могли бы упомянуть Мениль ле Мон, спросив его, к примеру, не бывал ли он там?
— А чего ради отправился бы он туда? И какое отношение имеет это к происшествию в Виши?
— Так, смутная интуиция, — неопределенно пояснил Мегрэ. — Когда тебя несет течение, цепляешься за что попало.
— Охотно опрокинул бы- кружку пива.
На углу улицы был бар, но не бежать же туда под проливным дождем? Что касается Мегрэ, то слово «пиво» вызвало у него грустную улыбку. Он обещал Риану не пить и держал слово.
— Ну вернемся?
При их появлении полицейский быстро выпрямился и застыл по стойке «смирно». Пеллардо по очереди разглядывал их.
— Спасибо! Вы можете идти…
Лекер занял прежнее место.
— Я дал вам несколько минут, чтоб вы поразмыслили, месье Пеллардо. Не хочу задавать вопросы, которые могли бы вас запутать и привести в замешательство. В данный момент я пытаюсь составить себе представление… нелегко ведь так с маху, в один присест проникнуть в жизнь человека, постичь ее безошибочно, не заблуждаясь.
Он подыскивал тон, совсем как музыканты в оркестровой яме перед открытием занавеса. Пеллардо глядел на него внимательно, но без видимого волнения.
— Вы уже были женаты некоторое время, когда встретили Элен Ланж?
— Мне было за сорок, уже четырнадцать лет, как женился.
— Вы женились по любви?
— Этому слову с возрастом придают различное значение. Я сожалею, что должен причинить жене страдания. Мы с ней добрые друзья, и она хорошо меня понимает.
— Даже в отношении Элен Ланж?
— Об этом я ей не говорил.
— Почему?
Он осмотрел их обоих по очереди.
— Мне трудно это обсуждать. Я не ловелас, не бабник. Много в жизни работал и долгое время, должно быть, оставался довольно наивным.
— Страсть?
— Не могу подобрать подходящее слово. Я встретил существо, совершенно отличное от тех, кого знал до сих пор. Элен и привлекала меня, и отпугивала. Ее восторженность и экзальтация ставили меня в тупик.
— Вы стали ее любовником?
— Спустя довольно долгое время.
— Это она заставила вас ждать?
— Нет, я сам не решался. У нее не было связи до меня. Но все это так банально для вас, не правда ли71 Я любил ее… думал, что любил… Она ничего не требовала, довольствовалась самым малым местом в моей жизни, этими визитами.
— И не было речи о разводе?
— Никогда! К тому же я всегда любил жену, конечно, иначе, и никогда не согласился бы ее бросить!
— Элен сама вас оставила?
— Да.
— Скажите, месье Пеллардо, ездили ли вы когда-нибудь в Мениль ле Мон?
Лицо его мгновенно побагровело, он низко наклонил голову, прошептав:
— Нет.
— Знали вы, что она там находилась?
— Тогда нет.
— Когда она туда отправилась, вы уже расстались?
— Она сказала, что я никогда больше ее не увижу.
— Почему?
Новое оцепенение и взаимное непонимание. Снова оторопевший, недоумевающий взгляд человека, не сознающего, на каком он свете.
— Она не хотела, чтобы наш ребенок…
Теперь настала очередь Лекера вытаращить глаза, в то время как Мегрэ не двинулся с места, замкнувшись в себе.
— О каком ребенке вы говорите?
— От Элен. О моем сыне. — Невольно он произнес эти слова с гордостью.
— Вы утверждаете, что она имела от вас ребенка?
— Да, Филиппа.
Лекер вскипел:
— Она дошла до того, что уговорила вас, заставила поверить…
Но его собеседник поник головой:
— Она не заставляла, у меня было доказательство.
— Какое доказательство?
— Выписка из метрического свидетельства.
— Выданного мэром Мениль ле Мон?
— Разумеется.
— И ребенок носит имя матери, Элен Лаиж?
— Очевидно.
— И вы не ездили к ребенку, которого считали своим сыном?
— Считал сыном? Но он и есть мой сын. Я не ездил туда, потому что не знал тогда, где Элен родила.
— А почему такая таинственность?
— Она не хотела, чтоб ребенок оказался, ну, как сказать… в ложном положении.
— Вы не находите, что такие тонкие соображения давно вышли из моды?
— Для некоторых, наверно. В этом смысле Элен придерживалась старомодных взглядов. Она исповедовала высокие чувства…
— Послушайте, месье Пеллардо, я, кажется, начинаю наконец понимать, но давайте оставим на время эти тонкости. Простите, но факты есть факты, и тут уж ничего не поделаешь.
— Никак не возьму в толк, о чем вы?
Снова смутное беспокойство поколебало его уверенность.
— Вы знали Франсину Ланж?
— Нет.
— Никогда не встречали ее в Париже?
— Нет, и нигде в другом месте.
— Вам было известно, что у Элен есть сестра?
— Да, она говорила о младшей сестре. Обе они были сиротами, и Элен вынуждена была оставить учение и взяться за работу, чтобы ее сестра…
Лекер, не в силах больше сдерживаться, поднялся со стула и, если бы комната была побольше, принялся, наверно, в бешенстве мерить ее шагами из угла в угол.
— Продолжайте, продолжайте!..
— Чтобы сестра могла получить должное воспитание, полагающееся ей…
— Полагающееся ей… А, черт подери! Не сердитесь на меня, месье Пеллардо, я вынужден причинить вам боль. Возможно, следовало бы не так взяться за дело, подготовить вас к правде…
— Какой правде?
— Ее сестра с 15 лет работала в парикмахерской и была любовницей шофера такси, а потом имела бог знает сколько еще других мужчин.
— Но я читал ее письма.
— Чьи?
— Франсины. Она была в известном швейцарском пансионе.
— Вы ездили туда?
— Нет, конечно.
— Так вот, все это время Франсина была маникюршей в парижском салоне красоты на Елисейских полях. Теперь начинаете понимать? Все, что вы читали, — чистая липа
Бедняга еще боролся, черты его лица все еще оставались твердыми, но рот так жалобно скривился, что Лекер и Мегрэ враз отвернулись.
— Не может быть! — прошептал он.
— К несчастью, это правда.
— Но почему?..
— Прошу прощения, месье Пеллардо. До сегодняшнего вечера, до последней минуты я и сам не знал, что сестры были в сговоре.
Лекер все еще не решался сесть и нервничал.
— Элен никогда не заговаривала о браке?
— Нет…
Но это «нет» было уже менее категоричным.
— Даже когда сообщила, что беременна?
— Она не хотела разбивать мою семью.
— Значит, говорила об этом.
— Не в том смысле, как вы думаете. А для того, чтоб сообщить, что собирается исчезнуть.
— Покончить самоубийством?
— Об этом речи не было. Просто потому, что ребенок не мог быть законным.
Лекер шумно вздохнул, взглянув на Мегрэ. Они понимали друг друга. Им представлялись сцены, развертывавшиеся между Элен и ее любовником.
— Вы не верите мне. Я сам…
— Попытайтесь посмотреть правде в глаза, это принесет вам только пользу.
— Мне, в моем положении?
И он обвел глазами стены вокруг, словно это уже были своды тюрьмы.
— Разрешите мне закончить, каким бы смешным вам это ни казалось. Она хотела посвятить свою жизнь воспитанию ребенка, как воспитала и младшую сестру. — Так, чтоб вы ни разу его не видели?
— А как бы мы объяснили ему мое присутствие?