Белые яблоки - Джонатан Кэрролл

– Сколько еще продлится для нас эта зима?

Скотч цепко держался за руль, глядя на дорогу.

– Понятия не имею. Мне об этом известно ровно столько же, сколько и вам. Надеюсь, недолго. Но погодка все хуже и хуже. На дорогах сплошной лед.

Он ловко обогнул место аварии и завернул вправо, под виадук. И тотчас настала весна.

Изабелла глазам своим не верила: по одну сторону небольшого виадука бушевала метель, по другую – сквозь светло-серые облака проглядывали лучи весеннего солнца. Снег растаял. Прохожие успели сбросить зимние пальто и облачились в джинсовые пиджаки и разноцветные свитера. А самые отчаянные щеголяли в шортах и сандалиях. По тротуару деловито шагал мужчина с букетом в руке. Но еще через квартал заморосил дождь, который вскоре превратился в ливень. Высоко в небе сверкнула молния, вокруг грохотал гром. Потом небо задернулось непроницаемой завесой туч. Изабелла затруднилась бы сказать, какое сейчас время суток.

Она протянула руку к приборному щитку и отключила отопление. Шум вентилятора стих, но теперь слышнее стала частая дробь, которую дождевые капли выбивали на крыше автомобиля. Молнии то и дело разрывали окружающую тьму яркими вспышками, и Изабелле хотелось зажать уши, чтобы не слышать оглушительных раскатов грома, раздававшихся один за другим. Они находились в эпицентре шторма. Дождь лил сплошной стеной.

– Кажется…

Тут рядом ударила молния. Бабах! Изабелла вскрикнула от испуга: ей почудилось, что разорвалась бомба.

Скотч сказал, что хочет припарковаться у обочины и постоять минут пять, пока гроза не утихнет. Не дожидаясь ответа Изабеллы, он слегка повернул руль. Машина, ехавшая за ними, вдруг врезалась в их бампер. Послышался звук удара и скрежет металла.

– Господи!

Они оба повернули головы и уставились на белый джип, который, обогнув их, умчался прочь.

– Слушайте, этот парень нагло сбежал!

Скотч невозмутимо открыл окошко и выплюнул жвачку на тротуар.

– Это была девушка. Вы разве не заметили? Длинноволосая блондинка.

– Ну и что? Она сбежала с места аварии.

– Пускай. У нас есть проблемы посерьезней.

– Например? – нахмурилась Изабелла.

– Вы разглядели машину?

Изабелла кивком указала вперед, туда, где только что скрылась особа, не пожелавшая отвечать за содеянное.

– Джип. А что?

Скотч не отвечал. Он не сводил с нее испытующего взгляда, словно ожидая, что сейчас она сама догадается о чем-то важном. Вокруг по-прежнему неистовствовал ураган, он бушевал над самыми их головами, словно прислушиваясь к разговору, который его так увлек, что он решил подольше задержаться на этом месте. Изабелла чувствовала себя неуютно под выжидательным взглядом Скотча. Чтобы прервать затянувшееся молчание, она сказала:

– У меня когда-то была точно такая же.

Скотч едва заметно кивнул. В глазах его по-прежнему читался вопрос. Изабелла затылком чувствовала напряженный взгляд собаки.

– Тоже белая. Я тогда водила из рук вон плохо. Попала в аварию, машина – вдребезги. – Не услыхав от водителя ни единого слова, она вскинула брови. – Вы хоть бы подсказали мне что-нибудь. Я ведь разгадываю загадку, да?

Он смотрел на нее еще несколько долгих секунд, потом вдруг указал пальцем вперед, в направлении, куда умчалась машина.

– Подсказку хотите? Так и быть, помогу вам. Ну-ка сложите два и два: нас только что помял джип. За рулем была блондинка с длинными волосами. Мы еще далековато от центра, а значит, все это происходит несколько лет назад. Как раз в то время, когда у вас, длинноволосой блондинки, был собственный белый джип.

Изабелла резко повернулась на сиденье и прислонилась спиной к дверце.

– Так это я была в той машине? Это я в нас врезалась?

Он молча кивнул.

– Но как это возможно?

– Все дело в том, что вы сами себя сюда и вызвали. С единственной целью – остановить нас. Вы не хотите с ним встречаться. И потому вытащите сюда еще несколько версий самой себя, лишь бы не возвращаться в наше время. Это была первая попытка.

– Я это сделала? Но почему? Зачем бы мне мешать себе самой? Я хочу быть с Винсентом, как никогда прежде. Мне ничего другого на свете не нужно!

Скотч убрал правую руку с руля и, словно каратист, рассек ладонью воздух:

– А вот и нет! Вы панически боитесь того, что произойдет, когда вы с Винсентом снова окажетесь вместе. И доказательством тому служит то, как вы попытались столкнуть нас с дороги. Вы боитесь того, что может случиться с ребенком и с вами. Ведь вы трусиха, Изабелла, и всегда ею были, всю жизнь. К счастью, ваша вполне благополучная семья, с ее деньгами, хранила вас от бед. Однако это не сделало вас сильной. Напротив – вы привыкли бежать от проблем или игнорировать их. – Он сунул руку в карман и вытащил оттуда обрывок бумаги. – Вот эта цитата произвела на вас такое сильное впечатление, что вы даже в дневник ее записали. Приняли это на свой счет и не ошиблись: «Главное оружие страха – это его способность туманить наш взгляд настолько, что мы ничего вокруг не видим, только себя самих. Стоит ему овладеть нами, и мы забываем, что кроме нашей собственной жизни есть другие люди, о спасении которых стоило бы позаботиться». И если вы снова окажетесь рядом с Этрихом, вам придется стать отважной. Такой, какой вы никогда еще не были.

Изабелла, задетая его словами, хлопнула ладонью по приборной доске:

– Глупости! Я побывала в царстве смерти, чтобы вернуть его сюда. Разве трус на такое способен?

– Это совершили не вы сами, Изабелла, а потаенная часть вашей души, о существовании которой вы даже не подозревали. Она подобна маленькому островку в безбрежном океане. Не будь вы беременны, вам и в голову не пришло бы искать этот островок. Вы никогда бы о нем не узнали. Вы отправились за Винсентом из-за ребенка. Не обманывайте себя на этот счет. Вы это сделали ради Энжи. Проявили несвойственную вам храбрость благодаря будущему младенцу. Только и всего.

Она снова сердито ударила ладонью по приборной доске:

– Ложь! Ложь! Я пошла на это ради Винсента. Потому что люблю его.

– Ошибаетесь. Если бы вы и вправду любили его, то не удрали бы из Лондона. Хватит врать себе, Изабелла. Вы всю жизнь этим занимаетесь. Это мешает вам ориентироваться в жизни, которая тем больше вас пугает, чем дольше вы живете на свете. Именно поэтому вы почти всегда удираете от трудностей. Привычка, ставшая вашей натурой. А после придумываете неуклюжие извинения, чтобы оправдать свою трусость. До своей беременности вы ни разу не попытались бороться за то, что вам дорого. Вот поэтому я и назвал вас трусихой… Кстати, я не сказал ничего для вас нового. Вам это и без меня было хорошо известно.