Смерть отца - Наоми Френкель

Резкий свист во дворе заставляет Саула вскочить с дивана. Кто-то свистит Эльзе. Саул быстро прячет галстук от формы Движения в ящик, меняет форменную рубашку на простую, ощущая себя предателем.

– Но Отто прав, он всегда прав, – бормочет он про себя, но на душе тягостно, – листовки правильные. Старуха не права.

Вытаскивает велосипед и спешит к своему другу Отто.

С такой же торопливостью Отто объясняет Саулу, как вести себя, если он попадется. Кроме того, по улицам шатаются парни, которые только и ищут завязать потасовку и досадить «голубым». Саул должен тут же выбросить листовки, бросить велосипед и сбежать.

– Но я не могу бросить велосипед, – упрямится Саул, – и почему его надо бросить? На нем же лучше удрать.

– Ты просто не понимаешь ситуации, мальчик. Как ты можешь сбежать на велосипеде, ведь на каждом углу светофоры. И проезд свободен только для «голубых». Один свисток, и ты в ловушке.

Саул опускает голову. Велосипед он, конечно же, не оставит, даже если ему прикажет Отто. Велосипед принадлежит Иоанне. Только недавно она получила его от деда, как подарок на день ее рождения, чтобы она все же потренировала свои неуклюжие ноги, как говорят, обе ноги левые. Иоанна только и решается прокатиться на велосипеде по длинному коридору в их доме. Таким образом, велосипед перешел к нему. Но оставить его на улице он не может.

– Выходим, бери кастрюлю с клеем.

– Отто, – бежит Мина к мужу, стоящему у двери, – погоди минутку.

Что опять случилось, Мина?

– На пальто твоем нет одной пуговицы. Как ты покажешься среди людей?

– Иисусе, женщина, – топчется Отто у двери, – мне надо торопиться, а ты со своей пуговицей.

– Иди, – застегивает Мина пальто на Отто.

Широкая улица полна народа. Листовки на велосипеде Саула, и дело продвигается быстро. Никто не мешает, никто не обращает на них внимания. «Голубые» равнодушно проходят мимо. Расклейка листовок в эти дни – дело обычное. На стенах многих домов уже расклеены листовки с рабочим, пронзенным тремя стрелами. Они приближаются к огромному зданию Министерства труда.

– Отто, – шепчет Саул, печаль с души которого испарилась, и расклейка листовок приносит ему большое удовлетворение, – Отто, я хочу наклеить листовку на это здание.

– Запрещено, мальчик. Это правительственное здание. Пошли дальше.

Саул упрямится. Он помнит слова старого стекольщика Карла тогда, в день большой демонстрации, и полагает, что должен наклеить здесь листовку, перед глазами Карла и всех безработных, сидящих на ступеньках здания целыми днями.

– Отто, я наклеиваю. Нет ни одного полицейского поблизости. Здесь важно наклеить.

И не успевает Отто даже ответить, как Саул уже на ступеньках, наклеивает большую листовку. Это здорово! Саул чувствует себя выросшим в собственных глазах. Отто остался внизу. Велосипед Саула с листовками прислонен к дереву.

– Стоять!

Неизвестно откуда вынырнули двое полицейских. Очевидно, вышли из боковых дверей здания. Отто не видел их поднимающимися по ступенькам.

Рабочий, пронзенный тремя стрелами, расстелен на ступеньках, рядом – кастрюля с клеем. Отто исчез. Саул даже на миг не подумал о велосипеде Иоанны. Он не думал ни о чем. Он бежал без задних ног. Свистки разрывают тишину. Топот ног. Полицейские гонятся за Саулом. Он добегает до какой-то мало освещенной улочки. Ноги несутся сами. Есть ли тут какой-либо подъезд, чтобы спрятаться в нем? Деревянный забор какой-то мастерской тянется вдоль улицы. Перебежать дорогу Саул не решается. Вот широкая улица, высокие здания. Колет в груди. Нет больше сил – бежать. Он вбегает в подворотню какого-то дома. На улице – свистки полицейских. Гудит клаксон автомобиля. Двор темен. Саул прячется за бочкой с дождевой водой. Несмотря на ночной ветер, он покрыт потом, одежда липнет к телу. Кровь стучит в висках, иглы покалывают грудь. Неожиданно, – стук шагов во дворе. Двое полицейских врываются внутрь. Фонари рассекают светом темноту, и падают на дрожащего мальчика за бочкой.

– Эй, ты там, стой!

Сильные руки, как клещи, охватывают руку Саула. Резкий свисток, и подъезжает «Зеленая Мина» (так в народе зовут полицейскую машину).

– Влезай!

Дверцы захлопываются. Отто нет. Несомненно, вернулся невредимым к своей Мине, и представить не может, что Саул арестован. Сидит один в полицейской машине, как в клетке, один с двумя полицейскими, которые держат в руках нагайки. Саула не колышет, что он арестован. Наоборот! Это даже привлекательно. Но теперь откроется его тайна, что он нарушил приказ Движения. Послезавтра беседа, которая должна решить судьбу его репатриации в страну Израиля и поездки на ферму, где их готовят к жизни в Палестине. А он в тюрьме. Слезы подкатываются к горлу. Его раскритикуют в пух и прах в группе, и снимут его кандидатуру.

Машина останавливается. Саула уводят в полицейскую тюрьму на Александерплац.

В клубе Иоанна сидит как на иголках. Большой вечер в честь Фонда существования. Картины и фотографии страны Израиля. Большие ивритские буквы окружают ее – «Мы восходим в страну – строить ее и строить себя». Но Саула нет, и клуб навевает скуку на Иоанну. Трудно понять его отсутствие на таком большом важном вечере. Такого еще не было, чтобы Саул не присутствовал на вечере Движения.

– Саул болен? – спрашивает Белла Иоанну.

Иоанна пожимает плечами. В глубине души она знает, что Саул вовсе не болен. Утром она говорила с ним по телефону, и они договорились встретиться.

«Что-то случилось с Саулом! Что-то случилось с Саулом!» – подсказывает ей сердце.

Со стула встает высокий, худой, черноволосый парень с острым носом. Он гость, член Движения, приехавший к ним из Польши по дороге в страну Израиля. Все слушают его с уважением и напряжением. Но Иоанна не слышит его.

«Что-то случилось с Саулом! Что-то случилось с Саулом!»

Глава восемнадцатая

Филипп проснулся в испуге. Настойчивый звонок колотится в ушах. Филипп сидит на постели с открытыми глазами. В комнате тишина. В открытые окна врывается сильный порыв ветра, беззвучно развевая белые занавеси в темноте комнаты. Такова привычка Кристины – открывать все окна в спальне. Дрожь проходит по телу Филиппа. Слабые огни дальних домов падают на Кристину, темные волосы которые словно бы вырастают из белой подушки. Дыхание ее спокойно и ритмично. Никакой звук не пугает ее. Может, ему просто приснился страшный сон. Фосфоресцирующие цифры на часах показывают два часа ночи. Он опять ложится, натягивает одеяло до подбородка, чувствует рядом горячее тело Кристины, и душа его ныряет в это тепло. Глаза смыкаются. Спина его прижата к ее спине.

Опять резкий пронзительный звонок раздается у входной двери.

Филипп вскакивает с постели.

– Кто там?

– Я.

– Что случилось, Господи, Боже мой?

Розалия в пальто, накинутом на ночную рубашку, переминается в домашних туфлях, кричит:

– Мальчика нет.

– Что? – также вскрикивает Филипп.

– Что? То, что слышишь, мальчика нет.

– Куда он пошел?

– Боже правый! Если бы я знала, пришла бы к тебе ночью?

– Когда ты видела его в последний раз? И куда он пошел, спрашиваю я тебя?

– Куда пошел? В свое Движение пошел. После обеда.

– И только сейчас, в два часа ночи, ты обнаружила, что он не вернулся оттуда?

– Только сейчас. И тоже случайно. Он всегда поздно оттуда приходит, и мы ложимся спать. Так вот, случайно я сошла с кровати и вижу… – Розалия издает тяжкий испуганный вздох, – и вижу, кровать его пуста. – Сделай что-нибудь, – кричит Розалия в лицо потрясенному брату.

– Минуту, Розалия, успокойся.

– Что случилось, Филипп?

Кристина проснулась и вышла из спальни. Лицо ее свежо и розово. Розалия выпрямилась, и желваки движутся на ее лице от волнения. Она запахивает пальто, поднимает голову, и глаза ее, как у дикой кошки, блуждают поверх головы Кристины по пустому коридору. Прозрачные светлые глаза Кристины с удивлением перебегают от Филиппа к Розалии и обратно.

– Что случилось?

– Мальчика нет, – с трудом произносит Филипп, – Саула нет.

– Возвращайся в постель, Кристина, а пойду его искать.

– Я пойду с тобой, Филипп.

– Нет необходимости, госпожа! – голос Розалии резок и пронзителен, как звонок у входной двери. – А ты, – обращается она к брату, – поторопись, не теряй времени.

– Действительно, нет необходимости, – нервно касается Филипп ее плеч, – возвращайся в постель.

Лицо Кристины покрывается краской и, не говоря ни слова, она возвращается в спальню, а за ней – Филипп. Она молча сидит на краешке кровати, а Филипп ищет одежду и не поднимает на нее глаз. Всегда он привычно швырял ее на стул в беспорядке, но Кристина, которая любит порядок и в свободное время ходит по квартире с тряпкой, вытирая пыль, как правило, вечером собирает разбросанные вещи, вешает их и складывает в шкафу. Но в этот момент эта педантичность сердит Филиппа.