Сияние - Стивен Кинг

— Во сне? — переспросил Джек. Лицо выразило осторожное изумление. — Я разговариваю во сне?

— Почти всегда неразборчиво. Один раз я проснулась, чтобы сходить в туалет, а ты говорил: «К черту, хоть игральные автоматы внесите, никто не узнает, не узнает никогда». В другой раз меня разбудил твой крик: «Маски долой, маски долой, маски долой!»

— Господи Иисусе, — сказал Джек, потирая лицо рукой. Он казался больным.

— А все старые привычки, привычки пьяницы! Жуешь экседрин, все время обтираешь губы. По утрам всем недоволен. И потом ты еще не сумел закончить пьесу, правда?

— Нет. Нет еще, но это только вопрос времени. Я обдумывал другой… новый проект.

— Отель. Это проект, насчет которого тебе звонил Эл Шокли? Чтобы ты оставил его в покое.

— Как ты узнала? — рявкнул Джек. — Ты что, подслушивала? Ты…

— Нет, — сказала она. — Я бы не сумела подслушать даже, если бы хотела. Ты понял бы это, не обманывай сам себя. В тот вечер мы с Дэнни сидели внизу. Коммутатор заперт. Работал единственный телефон на весь отель — наш, наверху, потому, что он включен напрямую во внешнюю линию. Ты же сам мне объяснял.

— Тогда откуда ты узнала, чего потребовал Эл?

— Дэнни сказал. Он знал это. Так же, как иногда знает, куда задевалась какая-нибудь вещь или что люди подумывают о разводе.

— Доктор говорил…

Она нетерпеливо потрясла головой:

— Доктор — кусок дерьма, мы оба это знали. Помнишь, как Дэнни сказал, что хочет посмотреть на пожарные машины? Какое же это предчувствие — он же был совсем крошечный. Он знает. И теперь я боюсь…

Она посмотрела на синяки у Дэнни на шее.

— Ты действительно знал, что мне позвонил дядя Эл, Дэнни?

Дэнни кивнул:

— Пап, он по-настоящему взбесился. Потому что ты звонил мистеру Уллману, а мистер Уллман позвонил ему. Дядя Эл не хотел, чтобы ты что-нибудь написал про отель.

— Иисусе, — снова повторил Джек. — Синяки, Дэнни. Кто пытался тебя задушить?

Лицо Дэнни потемнело.

— Она, — ответил он. — Женщина из той комнаты. Из двести семнадцатого. Мертвая леди.

У него опять задрожали губы, он схватил чашку и отхлебнул.

Джек с Венди испуганно переглянулись над склоненной головой мальчика.

— Ты что-нибудь знаешь об этом? — спросил он.

Она покачала головой:

— Об этом — нет.

— Дэнни, — он приподнял испуганное личико мальчугана. — Смелее, сын. Мы же здесь.

— Я знал, что здесь плохо, — тихим голосом выговорил Дэнни. — С тех пор, как мы переехали в Боулдер. Потому, что Тони мне показывал сны про это.

— Какие сны?

— Всех я не помню. Он показывал «Оверлук» ночью, с черепом и скрещенными костями впереди. И там стучало. Что-то… Не помню, что… оно гналось за мной. Чудовище. Тони показал мне про тремс.

— А что это, док? — спросила Венди.

Он помотал головой:

— Не знаю. Потом мы приехали сюда, и мистер Холлоранн поговорил со мной в машине. Потому, что он тоже умеет сиять.

— Сиять?

— Ну… — Дэнни сделал руками плавный всеобъемлющий жест. — Это когда умеешь понимать разные вещи. Когда знаешь. Иногда видишь разное. Ну, как я узнал, что звонил дядя Эл. А мистер Холлоранн — что вы зовете меня док. Мистер Холлоранн, он чистил картошку в армии и понял, что его брат погиб в катастрофе на железной дороге. А потом он позвонил домой и оказалось, это правда.

— Боже милостивый, — прошептал Джек. — Дэн, ты, случайно, не выдумываешь?

Дэнни изо всех сил затряс головой:

— Нет, клянусь Богом. — Потом с оттенком гордости добавил: — Мистер Холлоранн сказал, у меня самое сильное сияние, какое он встречал. Мы смогли поговорить… он со мной, а я с ним… даже не раскрывая рта.

Искренне изумленные родители еще раз переглянулись.

— Мистер Холлоранн отозвал меня, потому что беспокоился, — продолжал Дэнни. — Он говорит, тут нехорошее место. Для тех, кто сияет. Говорит, он видел всякое. Я тоже кое-что видел. Когда мистер Уллман водил нас по отелю.

— Что? — спросил Джек.

— В президентском люксе. На стене, у двери в спальню. Много крови и еще какую-то штуку. Разбрызганную. Я думаю… эта разбрызганная штука, наверное, мозги.

— О Господи! — сказал Джек.

Теперь Венди стала очень бледной, губы посерели.

— Некоторое время тому назад, — сказал Джек, — этим отелем владели очень скверные типы. Мафия из Лас-Вегаса.

— Негодяи? — спросил Дэнни.

— Так точно, негодяи. — Он взглянул на Венди. — В шестьдесят шестом там убили крупную шишку по имени Вито Дженелли вместе с двумя телохранителями. В газете была фотография. Ее-то Дэнни и описал.

— Мистер Холлоранн сказал, он видел еще другие гадости, — сообщил Дэнни. — Один раз — на детской площадке. И один раз что-то плохое было в той комнате, в двести семнадцатой. Горничная увидела и потеряла работу, потому что стала про это рассказывать. Ну вот, мистер Холлоранн пошел наверх и тоже увидел. Но он не рассказывал про это, потому что не хотел потерять работу. Только велел мне ни за что не входить туда. А я вошел. Он же сказал: то, что здесь видишь, не может обидеть. Я и поверил. — Последние слова Дэнни выговорил тихим, сиплым голосом, почти шепотом, и дотронулся до опухшего кольца синяков на шее.

— А что насчет детской площадки? — спросил Джек странным небрежным тоном.

— Не знаю. Он сказал, детская площадка. И живая изгородь, звери.

Джек слегка вздрогнул. Венди с любопытством взглянула на него.

— Ты там что-нибудь видел, Джек?

— Нет, — сказал он. — Ничего.

Дэнни смотрел на него.

— Ничего, — повторил он более спокойно. Он не обманывал. Он стал жертвой галлюцинации. Вот и все.

— Дэнни, мы должны услышать про эту женщину, — мягко сказала Венди.

И Дэнни рассказал, но он так торопился излиться, освободиться, что то и дело взрывался словами, иногда граничившими с невнятицей. Рассказывая, он все теснее прижимался к груди Венди.

— Я пошел туда, — сказал он. — Я стащил ключ… который ко всем дверям… и вошел. Как будто не мог ничего с собой поделать. Мне надо было узнать. А она… та леди… оказалась в ванне. Мертвая. Вся вздутая. Она была г-гх… на ней ничего не было. — Он жалобно взглянул на мать. — И она стала подниматься, ей нужен был я. Я понял это, потому что почувствовал. Она даже не думала… не так, как вы с папой думаете. Все было черное… кусачая мысль… как… как осы той ночью в моей комнате! Она просто хотела сделать больно. Как осы.

Он сглотнул. На минуту воцарилось молчание — все замерли, пока в них входило воспоминание об осах.