Беверли-Хиллз - Пат Бут

Девушка повторила слово в слово версию, изложенную кинозвездой. Если он сознательно убил бы ее любовника, вряд ли она стала бы его покрывать, рискуя быть обвиненной в сообщничестве. А если она все еще любила Роберта Хартфорда и шла на риск ради него, то не признавалась бы в своей измене ему столь откровенно, с таким бесстыдством и с такими подробностями. В общем, ее свидетельские показания дали Бартону сделать, безукоризненно с профессиональной точки зрения, то, к чему он был готов эмоционально, – поверить человеку, которому так хотелось поверить.

– Я, пожалуй, распоряжусь накрыть этот злосчастный аппарат пленкой.

– Буду вам очень благодарен, капитан, – устало откликнулся Роберт.

– Ну я откланиваюсь. До свидания, мистер Тауэр.

Наконец он ушел.

Уинтроп положил ладонь на плечо друга.

– Я ужасно расстроен, Роберт.

Тот ответил ему рассеянной улыбкой.

– Я верил ей, Уинти. Ей так легко было доверять.

– А не может ли быть какого-то иного объяснения всему этому? Она не была пьяна или что-то в этом роде? А может, это какой-то идиотский розыгрыш?

Роберт отрицательно покачал головой, прошел к дивану, сел и заговорил как-то по-детски жалобно:

– Я хотел сделать ей сюрприз, хотел разбудить ее среди ночи и заняться с ней любовью. И рассказать о том новом деле, какое я затеял, потому что был очень счастлив и хотел, чтобы она радовалась вместе со мной… Она была голая… почти голая… а он… он…

Уинтроп глубоко вздохнул и задержал дыхание. Он представил, как Грэхем – его крепкое, мускулистое тело было давно изучено Тауэром детально и оставалось предметом его вожделения – трогает Паулу, прижимается к ней. Паула! Ангельской красоты девушка, которую он принял как дочь. Парочка предателей, гадких юнцов, издевающихся над двоими людьми, полюбившими их.

– Я хотел его убить, – продолжал Роберт упавшим голосом. – Лондонский выродок в дешевом костюмчике, коверкающий речь. А он еще повернулся ко мне, выдал мерзкую улыбочку и знаешь что сказал? «Мы тебя не ждали…» Представляешь, Уинти?…

Роберт, казалось, и сейчас не мог поверить, что это происходило на самом деле.

– Я пытался вышибить ему мозги, но в таком деле он мастак получше меня. Потом он опять обратился к Пауле и сказал, что-то вроде: «Давай все же закончим…», и я полез на него, а он на меня… и эта штука… заглотнула его…

Уинтроп невольно отвел взгляд. Грэхем был его созданием. Паула тоже. Он нашел их, а потом ввел в мир Роберта Хартфорда. Теперь Грэхем борется за свою жизнь на операционном столе, а Паула, с которой связаны были все его надежды на будущее, превратилась в парию.

Ему надо с этим смириться, ведь Роберт его друг, и они знакомы уже двадцать лет. Конечно, Роберт никогда не позволит Пауле даже приблизиться к его детищу после унижения, которому подвергся по ее вине.

Однако как обойтись без удивительного дара Паулы во всем, что касается меры и вкуса, ее проницательности и здравомыслия. Стоп-стоп-стоп! Рассуждения Тауэра натолкнулись на какое-то препятствие. Он стал мысленно прокручивать фильм назад.

Любовный акт стоя? С шофером? Даже не заперев дверь? От своей протеже Тауэр такого не ожидал.

– Паула завладела моей душой и вываляла ее в грязи, – безжизненно произнес Роберт.

– Нечего говорить о том, что Паула уже больше не работает на меня, и я уверен, что никто другой уже не возьмет ее. Думаю, что она скоро исчезнет. Ей тут нечего делать. Беверли-Хиллз быстренько выдавит ее…

Уинтроп, предсказав дальнейшую судьбу Паулы, заглянул в лицо Роберта. Он ждал от него решения – мужественного и обоснованного, – но услышал совсем нелепое заявление:

– Я никак не могу избавиться от мысли, что она хромоножка…

Грэхем был абсолютно неподвижен, лицо и голову скрывали бинты, через отверстия в белой оболочке по прозрачным пластиковым трубкам текла неприятного вида желтоватая жидкость. Уинтроп осторожно, превозмогая отвращение, коснулся руки своего когда-то верного «оруженосца».

– Ты меня слышишь, Грэхем? Вряд ли, конечно, с этой чертовой повязкой на башке. – В вопросе Тауэра содержался и готовый ответ. Он очень надеялся, что Грэхем не заговорит.

– Боюсь, что вы зря тратите время, – сказал кто-то тихо у Тауэра прямо над ухом.

Уинти, вздрогнув, оглянулся. Первое, что он увидел, это кровавое пятно на зеленом халате хирурга, а потом протянутую ему руку лилейной белизны, припорошенную тальком, с которой медсестра только что стянула резиновую перчатку. Врач хотел за руку поздороваться с Тауэром.

Почему-то вид хирурга, похожего на мясника, поверг Тауэра в оцепенение.

– Вам плохо? – осведомился врач.

– Нет-нет. Извините. Меня пугает все это… Кровь и прочее. Бывая на скотобойне и на корриде, я обычно теряю сознание, – пробормотал Тауэр, стараясь обратить все в шутку.

– Да? – совсем не удивился хирург. – Тогда вам лучше присесть.

Уинтроп тотчас же воспользовался этим предложением и уселся на неудобный стул возле кровати Грэхема.

– Как он? – нашел в себе силы спросить Тауэр.

– Травма черепа весьма серьезная. Поврежден мозг.

– Он выживет?

– Возможно. Но останется неподвижным и лишится дара речи.

– Я охотно оплачу его пребывание в клинике, – великодушно объявил Уинтроп.

«Интересно знать, во сколько обойдется мне содержание этой уродливой мумии?» – мгновение спустя подумал он, стыдясь своего цинизма.

– Могу ли я занести ваше заявление в его медицинскую карту больного? Вы берете на себя все расходы?

– Да, конечно. – Совесть не позволила бы Уинти дать другой ответ.

– Прекрасно. На этом мы, пожалуй, распрощаемся… на время. Сейчас нам уже бесполезно что-либо делать, а надо только надеяться…

– Кроме господа бога, я надеюсь и на вас, – польстил врачу Уинтроп, но думал он не о боге и не о чудесах медицины, а о том, как бы где-нибудь поскорее тяпнуть рюмку.

Но немедленно удалиться из палаты ему не удалось.

– Привет, Уинти! – Паула неслышно подошла и положила ему на плечо миниатюрную, но крепкую руку.

– Какого дьявола ты здесь делаешь?

– Пришла узнать, как дела у Грэхема.

– Дела плохи. В лучшем случае он превратится в овощ, и во всем виновата ты, Паула.

Наверное, кровь отхлынула от ее лица после этих жестоких слов, но заметить это было невозможно – лицо ее и так было белее мела.

– Здесь нет моей вины, Уинти. Надеюсь, что я заставлю тебя этому поверить.

Уинтроп не мог не восхититься самообладанием своей бывшей подопечной.

– Вряд ли тебе есть на что надеяться, Паула. Ты сама отрубила все концы. Как долго ты водила за нос Роберта?

– А ты поверил тому, что сказал Роберт! Он не захотел слушать меня. Ты тоже не хочешь. – Она уже была близка к отчаянию. Выдержки ей хватило ненадолго.