Если о нас узнают - Кейл Дитрих
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между нами. Внезапная мысль поражает меня, как мчащийся поезд. Зак… хочет быть со мной?
Это я настоял, чтобы мы поговорили после поцелуя.
Это я попросил его быть моим парнем.
Это я предложил рассказать группе о нас.
Это все из-за меня.
Возможно ли, что он со мной только потому, что я этого хочу, и он просто плывет по течению?
Это нелепая мысль, верно? Это территория настоящей паранойи. Верно?
Но это возможно.
Так больше не может продолжаться. Мне нужно, чтобы он высказал свое честное мнение, даже если оно противоречит моему, потому что, по крайней мере, тогда я буду знать, что между нами. Это лучше, чем принимать за двоих решения, которые раз за разом причиняют ему боль. Меня парализует мысль о том, что, возможно, я каким-то образом уговорил его быть со мной, и то, что он все это время молча соглашался, потому что это проще, чем сказать «нет».
Но произносить все это вслух слишком страшно. Поэтому вместо этого я говорю:
– Я не понимаю, почему ты так пассивно относишься к этому. Будь со мной предельно откровенен, Зак. Ты хочешь признаться сейчас? Или ты хочешь подождать? Ты хочешь никогда не признаваться?
– Зависит от обстоятельств. Это решение влияет не только на меня. Наверное, я хочу, чтобы все были счастливы.
– Это не вариант, – не хотел, чтобы это прозвучало так резко, но я начинаю паниковать. – Почему ты никогда не можешь подумать о себе? Почему это всегда должно касаться всех остальных?
– Ну а может, это тебе стоит начать думать об остальных, – огрызается он.
Это последнее, что я ожидал услышать.
– Что?
– Мы – группа. Мы жертвуем ради друг друга. Посмотри на Джона и Энджела. Как ты и сказал, они тоже недовольны. Но они терпели все это ради нас.
– И это неправильно.
– Правда? – спрашивает Зак. – Это мы должны быть жертвами?
– Жертвовать можно, пропустив вечеринку или быть в разлуке с семьей дольше, чем ты хочешь. А не терять себя.
– Ну, может быть, это слишком оптимистично, – говорит Зак. – Я тоже шел на жертвы. Это не мой стиль музыки. Я вырос, сочиняя свои песни и слушая свою музыку. Я не напрашивался в бойз-бэнд. Наше выступление в лагере было задумано просто для развлечения. Потом все начало происходить так быстро, у нас появилось название группы, у Джеффа были на нас планы, вы с парнями были так взволнованы, и я понял, хей, это не то, чего я хочу, но теперь я в этом замешан. Ведь если я сосредоточусь на том, чего хочу, мы все проиграем. Так что я смирился с этим. Я спросил Джеффа, можно ли написать несколько песен, и даже попытался написать так, чтобы ему понравилось, но ничего не вышло. Я лишь имею право подписаться под ненавистной песней, к которой даже не приложил руки, и это мой утешительный приз.
Я снова и снова прокручиваю в голове его слова, дабы убедиться, что правильно его расслышал.
– Подожди, ты… не хочешь быть в группе?
– Это не имеет значения.
– Нет, имеет, – возражаю я. – Если ты не хочешь быть в этой группе, то и не нужно.
Он выглядит раненым.
– Ты хочешь, чтобы я ушел?
– Нет. Я не хочу, чтобы ты отдавал всю свою жизнь ради того, что делает тебя несчастным, только из-за того, что остальные нуждаются в тебе.
– Это не делает меня несчастным. Я просто хотел бы быть автором песен. И писать музыку в своем стиле.
– Хорошо, но «не несчастный» – это уже плохо.
– Я в порядке.
– Итак, ты хочешь остаться в группе? Ты счастлив?
Он пожимает плечами.
– Что это значит? – спрашиваю я.
– Я не знаю, что ты хочешь, чтобы я тебе сказал.
Ни хрена себе, просто получить ответ от Зака – это мучение.
– Скажи, чего хочешь ты.
– Я не знаю, хорошо? Не знаю, чего хочу. Я еще не думал об этом.
– Ну, мне нужно, чтобы ты пошел и подумал, – говорю я. – Потому что я боюсь, что однажды приму неправильное решение от твоего имени. И еще, для меня действительно важно, чтобы ты заботился, глубоко заботился о наших отношениях и о том, что будет дальше. Мы должны быть вместе, даже если все станет запутанным. Если ты прямо сию секунду скажешь мне, что никогда не захочешь делать каминг-аут, это прекрасно, и мы с этим разберемся. Вместе.
– Я забочусь о тебе, – говорит он. – И я забочусь о наших отношениях.
– Хорошо, но, честно говоря, тебе нужно научиться заботиться о себе. Потому что я не хочу быть в отношениях с тем, кто воспринимает все как должное.
– Рубен…
– Кроме того, просто чтобы внести ясность, – добавляю я. – Я признаюсь всем. Не знаю как, но я это сделаю.
Я сделаю это в одиночку, без Зака, хоть и буду чувствовать себя так, словно случайно ступил в пустую шахту лифта. Если я не сделаю этого сейчас, они еще крепче запутают нас в свою паутину. И хотя мне становится дурно, зная, что Chorus настроит всех против нас, зная, что, если Джефф прав и мир отвернется от Saturday, все будет испорчено. Для нашей команды. Для Джона и Энджела. Для Зака. Даже если я буду самым эгоистичным, отвратительным человеком на планете.
Даже тогда. Я сделаю это.
– И мне не нужно разрешение Джеффа, – добавляю я, мой желудок сжимается. – Или Джона, или Энджела. Так что не вбивай себе в голову, будто если ты не признаешься, то будешь тормозить меня. Что бы ты ни решил, остаться в группе или покинуть ее, сделать каминг-аут или скрываться, или даже если тебе просто нужна моя помощь, чтобы разобраться во всем этом… Я буду здесь, и мы пройдем через это вместе. Но если ты не можешь дать мне ничего большего, чем «хочу, чтобы все ладили»? Тогда я просто… я не думаю, что смогу так…
– Хорошо, – шепчет он.
– …больше, – заканчиваю я.
Он сглатывает, и мы сидим в долгом молчании, прежде чем он находит слова.
– Значит, между нами все кончено?
Когда я услышал эти слова, меня затошнило. Мой разум теряется. Как мы пришли к этому?
– Надеюсь, что нет, – говорю я. – Просто … дай мне знать, когда поймешь, чего ты хочешь на самом деле, хорошо?
Он молча кивает.
Кажется, будто я только что уничтожил нас. И я не знаю, как это исправить.
Хуже того, я не уверен, будет ли это правильно. Потому что, даже если этот спор был вызван разочарованием и паникой, я почти уверен, что имел в виду каждое слово.
Мы заканчиваем разговор, я выхожу из кабинета, но не знаю, куда
