Льюис Кэрролл - Нина Демурова

В тот день Доджсон завершает свои записи фразой: «Вместе с епископом мы вернулись поздним поездом в Москву, проведя в монастыре один из самых памятных дней нашего путешествия».

В отправленном спустя два дня епископу Солсберийскому письме с подробным описанием беседы с митрополитом Филаретом Лиддон отметил его искреннюю заинтересованность и осведомленность относительно всего происходившего в церковной жизни Англии и в заключение попросил послать митрополиту поздравление с приближающимся юбилеем, что и было позже исполнено, правда, с некоторым опозданием.

Интересно письмо Лиддона коллеге, преподобному Уильяму Брайту, в котором он, в частности, сообщает: «Филарет имеет около 7000 фунтов в год, из которых он раздает всё, оставляя себе лишь 200. Его жизнь явно следует незнакомому нам строгому и величественному образцу — в Англии он, вероятно, был бы невозможен, но здесь оказывает безграничное влияние на людей».

После поездки в Троицу друзья решили на несколько дней задержаться в Москве, чтобы присутствовать на праздновании юбилея митрополита Филарета, которое должно было состояться в лавре в субботу 17 августа и обещало быть очень торжественным. Епископ Леонид взялся провести их на литургию в соборе.

В ожидании торжественного дня Доджсон и Лиддон продолжали знакомиться со старой столицей и ее многочисленными — «сорок сороков» — храмами. Их интересовали православные праздники, монастыри, подробности литургии, крестные ходы и многое другое. Они отправились в Новодевичий монастырь, любовались его местоположением «против Воробьевых гор», осматривали его храмы и кладбище. Чарлз записал, что кладбище показалось ему весьма живописным, а надгробия «отмечены глубоким чувством и художественным вкусом».

Тринадцатого августа праздновался день Освящения вод на источниках[100]. В дневнике Чарлза читаем:

«Это большой церковный праздник, во время которого торжественное богослужение проводится частично в соборе, частично на берегу реки». В этот день Чарлз поднялся несколько позже обычного и, решив пожертвовать завтраком, поспешил вместе с Лиддоном в собор. Служба началась в девять часов, однако в соборе собралось такое множество народа, что Чарлз тотчас выбрался из толпы и, заняв место на берегу реки, стал вместе с собравшимися там людьми ждать крестного хода. Ему не удалось увидеть освящение вод, зато он наблюдал «пышное шествие» к реке и обратно: хоругви (не зная, как их обозначить, он с некоторым сомнением называет их «знаменами», впрочем, тут же описывая их различия), священников, дьяконов и прочих духовных лиц в роскошных расшитых облачениях, свечи, иконы, множество поющих мужчин и мальчиков в красно-синих облачениях: «На них взирали огромные толпы народа, но всё было тихо и чинно; суматоха возникла лишь тогда, когда один из дьяконов в конце хода вынес большой сосуд с водой. Все, кто стоял поблизости, кинулись приложиться к сосуду губами, в результате чего вода расплескалась во все стороны и почти вся пролилась. Я вернулся завтракать в гостиницу только в 12½».

Лиддону повезло больше, чем его младшему коллеге: с кремлевской стены он видел само освящение вод и засвидетельствовал: «Народ следил за ним с восхищением».

Чарлз в дневнике отмечает, что они посетили ярмарку, устроенную на Петровке по случаю праздника:

«В ней не было ничего специфически русского, если не считать возраста людей, принявших участие в очаровательном, но совсем не интеллектуальном развлечении: катании на деревянных лошадках, прикрепленных к карусели. Мы наблюдали, как степенные мужчины средних лет, а среди них и солдаты в мундирах, громоздились на животных, когда-то похожих на лошадок, изо всех сил стараясь получить от катания удовольствие. Там и сям на территории ярмарки виднелись небольшие цирковые шатры, где у входа висели огромные вывески с изображением гимнастов, выполняющих такие номера, какие были бы чрезвычайно трудны, даже если бы — вопреки изображению — руки и ноги у них не были совершенно вывернуты из суставов. В ларьках продавалась еда, судя по которой можно решить, что лучшим угощением в праздничный день считается сырая рыба и сушеные бобы».

В дневнике Лиддона в тот день появляется запись: «Серьезный спор с Доджсоном о характере русской религии: он считает ее слишком обрядовой, внешней и пр.». Этот спор весьма характерен.

Совместное путешествие всегда чревато некоторыми трениями. Не обошлось без них и в данном случае, при всей взаимной симпатии друзей. Это становится очевидно при параллельном чтении записей Лиддона и Доджсона. Они достаточно хорошо знали друг друга, завели с первого дня своего путешествия «общий кошелек», однако при всём том, что их объединяло, различия в темпераменте, привычках и жизненных установках со временем становились всё более ощутимы. Разумеется, это были мелочи. Чарлз не фиксировал их в своем дневнике. Однако Лиддон отмечал: то Доджсон настоял на том, чтобы на ночь глядя искать синагогу, то он встал в 9.30 и из-за этого пропало всё утро… Надо сказать, что в целом круг интересов Чарлза был шире, разнообразнее, живее, чем у его друга, в основном определяясь его художественной одаренностью. Выше уже говорилось о расхождении во взглядах по поводу посещения театра, о чем Лиддон прекрасно знал, ибо в свое время Чарлз обсуждал с ним эту проблему. Строго говоря, старший из друзей относился отрицательно к публичным развлечениям и зрелищам. Скорее всего, ярмарка его в принципе мало интересовала, а если он и отправился, скажем, в среду в зоологический сад, то, возможно, лишь под влиянием приятеля. Во всяком случае, в дневнике Лиддон сухо замечает, что в зоологическом саду им пришлось искать место, где поют тирольцы, потому что их хотел послушать Доджсон. Чарлз же с удовольствием описывает, как они рассматривали птиц и зверей, а потом уселись под деревьями, увешанными гирляндами цветных фонариков, и стали слушать «тирольских певцов», что, по его словам, «было очень приятно». Со временем подобные мелочи стали вызывать у Лиддона досаду, которую он поверял только своему дневнику, но от этого ему вряд ли становилось легче.

Расхождение относительно обрядовой стороны религии, разумеется, не относилось к числу досадных мелочей. Хотя оба друга принадлежали к Высокой церкви, Доджсон с годами явно стал тяготеть к более простому и строгому крылу англиканства, называемого в Англии Широкой церковью (Broad Church). Возможно, для Лиддона это оказалось неожиданностью — отсюда «горячие споры» и болезненность его реакции, ведь и по возрасту, и по сану, и по положению он был старше Чарлза и, верно, помнил, как тот совсем молодым обращался к нему за советом относительно принятия дьяконского сана. Сейчас они, конечно, были друзьями, но, возможно, ему всё же нелегко было это принять, тем более что Чарлз всегда прямо и без обиняков высказывал свое мнение и спорить с ним было нелегко.