Конан из Киммерии - Роберт Говард
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Арам зажег бронзовую лампу и показал, как закрывается комната. В противоположной стене была еще одна дверь, которая, как и первая, закрывалась на тяжелую задвижку.
— Сегодня ты можешь спать спокойно, киммериец,— подмигнул хозяин, просунув свою густую бороду в дверной проем из коридора.
Конан хмыкнул и бросил свой обнаженный палаш на кушетку.
— Твои задвижки и засовы крепки, но я всегда сплю бок о бок со своим мечом наготове.
Арам ничего не ответил; с минуту он постоял, теребя свою пышную бороду и рассматривая грозное оружие, потом молча удалился, закрыв за собой дверь. Конан задвинул засов, пересек комнату, открыл противоположную дверь и выглянул. Комната была расположена со стороны дороги, ведущей на запад от города. Дверь вела в маленький дворик, отгороженный своей собственной стеной. Внутренние стены, которые отделяли дворик от основной огороженной территории вокруг таверны, были очень высокими, и никакого прохода в них не было видно. Зато стена, тянущаяся вдоль дороги, была низкой, а калитка не запиралась. Конан помедлил в дверях в свете лампы за его спиной, вглядываясь в дорогу в том месте, где она исчезала в пальмовой роще. По-прежнему было слышно только шуршание листьев на легком ветерке. За деревьями лежала голая пустыня. Далеко в противоположном направлении вверх по улице горели огни и смутно доносился шум города. Здесь же было только мерцание звезд, шепот пальмовых листьев, пыльная дорога за низкой стеной и пустые хижины с плоскими крышами, смутно вырисовывающиеся на фоне звездного неба. Где-то за пальмовой рощей вдруг раздался бой барабана.
Обрывки наивных предостережений зуагира всплыли в его памяти. Сейчас они почему-то не казались такими фантастическими, как представлялось на людных, залитых солнечным светом улицах. Он опять подивился заброшенности хижин напротив. Почему бродяги избегают их? Постояв еще немного, он вернулся в комнату, захлопнул дверь и задвинул засов.
Свет начал мигать. Выругавшись, он осмотрел лампу и обнаружил, что пальмовое масло в ней было на исходе. Арам не явился на его зов, и тогда киммериец пожал плечами и задул лампу. В темноте, не раздеваясь, он растянулся на тахте, по привычке ощупав и придвинув поближе рукоять своего палаша. Некоторое время он бездумно смотрел на звезды, окаймленные зарешеченными окнами, и слушал шорох бриза в пальмовых листьях. Потом он погрузился в дремоту, сквозь которую смутно различал раскаты барабана, продолжавшего звучать снаружи в пустыне — низкое громыхание и рокот натянутой кожи барабана, по которому мягко и ритмично ударяла черная рука...
2
НОЧНЫЕ ПОХИТИТЕЛИ
Киммерийца разбудило почти беззвучное движение осторожно открывающейся двери. В отличие от цивилизованного человека, который, просыпаясь, некоторое время ничего не соображает, оставаясь сонным и вялым, он пришел в себя сразу. Голова его была совершенно ясной, и он точно определил источник звука, прервавшего его сон. Продолжая лежать в темноте, он весь напрягся для прыжка, в то время как дверь, выходившая во двор, медленно растворялась. На фоне ширящегося просвета, в который было видно звездное небо, он увидел огромный силуэт широкоплечей согнутой фигуры с бесформенной головой.
Конан почувствовал, как мурашки побежали у него между лопаток. Ведь он тщательно задвинул засов. Как же может открываться эта дверь, если не действием колдовских сил? И может ли быть голова человека такой странной формы? Легенды о демонах и гоблинах, слышанные им в шатрах зуагиров, всплыли в его памяти и заставили покрыться холодным потом все его тело. В это время чудовище бесшумно вползло в комнату на полусогнутых ногах, почти припав к земле. Привычный запах ударил в ноздри киммерийца. Его обычность не рассеяла страшной уверенности в его природе, поскольку зуагирские легенды утверждали, что демоны воняют именно так.
Затаив дыхание, Конан подтянул свои длинные ноги и приготовился к броску. В правой руке он держал обнаженный меч. Последовавший затем удар был неожидан и смертоносен, как прыжок тигра из засады. Даже демон не мог бы увернуться от такого выпада. Меч вонзился в тело и рассек его вместе с костями. Что-то тяжело повалилось на пол, захлебнувшись криком. Конан в темноте подобрался к поверженному и склонился над ним, не выпуская из рук меча, с которого капало на пол. Демон, животное или человек — что бы это ни было — лежал мертвым на полу. Он чуял запах смерти, как дикий зверь. Посмотрев через полуоткрытую дверь во двор, освещенный звездами, он убедился, что калитка отворена, но двор пуст.
После этого киммериец прикрыл дверь, не потрудившись задвинуть засов. В темноте он нащупал лампу и зажег ее. Масла в ней должно было хватить на одну-две минуты, поэтому, не медля, он склонился над фигурой, которая распростерлась на полу в луже крови.
Это был огромный чернокожий, голый, если не считать набедренной повязки. В руке он сжимал сучковатую дубину. Курчавые космы парня были закручены наподобие рогов, проткнутых прутиками и обмазанных сухой глиной. Эта дикарская прическа, к несчастью для ее обладателя, и придавала такой странный вид его голове в тусклом свете звезд. Для подтверждения страшной догадки, осенившей его, Конан оттянул толстые красные губы лежащего и тихо выругался, увидев сточенные до основания зубы.
Теперь он понял, почему исчезали чужестранцы из дома Арама Бакша. Ясными стали, и загадка черного барабана, выбивающего тревожную дробь неподалеку отсюда за пальмовой рощей, и ужасная тайна этой ямы с обгоревшими костями — ямы, где под звездами жарилось человеческое мясо и черные животные, сидя на корточках вокруг, пожирали его, удовлетворяя свой кощунственный голод. Человек на полу был рабом из Дарфара, в котором сохранялся каннибализм.
Таких людоедов в Замбуле было немало, хотя открыто об этом не говорили. Но теперь Конан знал, почему люди запираются на ночь так крепко и даже нищие избегают ночевок в открытых проходах или развалинах, не имеющих дверей. Он застонал от отвращения, живо представив звероподобные черные тени, рыскающие взад и вперед по ночным улицам в поисках человеческих жертв. Лютая ярость поднималась в нем, когда он думал об Араме Бакше, который открыл им дверь. Хозяин гостиницы не был демоном, он был хуже. Рабы из Дарфара пользовались дурной репутацией, всем было известно, что они занимаются воровством. Не было сомнений, что Арам Бакш прибирал к рукам часть украденного, а в ответ он продавал им человечину.
Конан задул свет, шагнул к двери и открыл ее. Он нащупал металлические узоры на ее внешней стороне, один из них был подвижным, он был связан со специальным устройством, с помощью которого открывался засов. Комната была ловушкой для людей. Несчастные жертвы отлавливались, как кролики. Но на этот раз вместо кролика они будут иметь дело с саблезубым тигром.
Конан вернулся к противоположной двери, отодвинул засов и нажал на нее, пытаясь открыть. Дверь не поддавалась, и он вспомнил о запоре со стороны коридора. Арам обеспечивал себе полную изоляцию, не желая рискованных встреч ни со своими жертвами, ни с теми, с кем он вступал в эту грязную сделку.
Приладив меч к поясу, Конан крупными шагами вышел во двор, закрыв за собой дверь. Он не собирался откладывать свои расчеты с Арамом Бакшем. Тот должен ответить за многих и многих несчастных, которых глушили дубиной во сне, волокли из этой комнаты и дальше по дороге, ведущей через пальмовую рощу к ужасной яме с огнем.
Во дворе он остановился. Барабан еще звучал, и он уловил отблески колеблющегося красного пламени, просвечивающие сквозь деревья. Каннибализм был не только извращенной потребностью в пище для черных людей Дарфара, он был необходимым элементом их колдовских культов. Черные хищники уже приготовились к свершению своих зловещих ритуалов. Однако, кто бы ни попал в их желудки сегодняшней ночью, это будет не Конан.
Чтобы добраться до Арама Бакша, ему надо было перелезть через одну из стен, отделяющих маленький дворик от большого. Эти стены были очень высокими, вероятно, для защиты от людоедов — жителей равнин и болот. Однако они не были преградой для Конана, выросшего в горах и привычного к подъемам на крутые склоны. Он стоял у ближайшей стены, готовясь перемахнуть ее, когда до него донесся крик, эхом прокатившийся под деревьями.
В ту же минуту Конан, пригнувшись, подбежал к калитке и выглянул на дорогу. Звуки доносились от хижин, стоявших в тени за дорогой. Это был прерываемый удушьем визг, как будто жертве, делающей отчаянные попытки закричать, сжимали горло — и скорее всего черными руками. Из тени от хижины появилась тесно сбившаяся группа людей. Они двинулись вниз по дороге — трое громадных чернокожих мужчин, несущих тоненькую вырывающуюся фигурку. Конан разглядел белеющие в свете звезд руки и ноги, судорожно извивающиеся в безуспешных попытках освободиться. Вдруг пленник вырвался из грубых лап и помчался по дороге — это была гибкая молодая женщина, нагая, как в день своего рождения. Конан видел ее совершенно отчетливо перед тем, как она скрылась в тени между хижинами. Чернокожие следовали за ней по пятам и также исчезли в тени. Невыносимый вопль агонии и ужаса достиг ушей Копана. Доведенный до белого каления разгулом вурдалачьих бесчинств, Конан ринулся через дорогу.