Мои знакомые - Александр Семенович Буртынский

ШЕФЫ

Командировка подходила к концу, пора было возвращаться в Москву. Но вечером в гостиничном номере раздался звонок, и в трубке зарокотал знакомый голос директора саранского «Электровыпрямителя» Васильева, с которым мы давно были дружны.

— Слушай, — сказал он, — поезд твой только завтра в полночь, о билетах позабочусь, давай-ка утром с нами в подшефный колхоз, проветришься, с председателем познакомлю, великолепный мужик. Слушай, верно! Вот о ком написать, у него ж дела пошли — будь здоров. В общем, жди завтра у подъезда в шесть утра. Заеду!

…Заводской «козлик» шел, как танк по надолбам. Дорога была такой, какая обычно бывает в Поволжье, когда неделю подряд садят дожди. Иван Иваныч, самый рослый, при каждом толчке хватался за парторга Федора Дегаева, что сидел рядом, а тот в свою очередь за главбуха колхоза Хасана Резвановича, которого мы прихватили в пути. Седенький, щуплый главбух всякий раз тонко вскрикивал: «Вай, берегись!» На крутом повороте он чуть не вылетел в распахнувшуюся дверцу, сел на дно машины и, видимо, решив не вставать, серьезно произнес:

— Очень плоха…

Молчаливый преувеличенно строгий Федор прыснул, точно его щекотали:

— Зато не пешком, Резваныч. Разница!

— Не, не разница…

Тут уж все полегли друг на дружку. Резваныч тоже захохотал, и от этого всем стало еще веселей.

Бывает, нападет беспричинный смех. Может, мы просто устали за день, таскаясь по вязким полям, где заводские шефы помогали колхозникам убирать свеклу. И требовалась разрядка. А тут еще лихая дорога. В темноте за дальним бугром засветилось окошко.

— Председатель, — кивнул Резваныч, — добрались.

— Вот увидишь, что за человек, — обернулся Иван Иваныч к Федору, который, видимо, лишь недавно стал парторгом и впервые путешествовал с директором. — М-мудрец. Титан! Верно, Резваныч? В общем, думаю, договоримся.

Мне была знакома восторженная манера Васильева превозносить людей, к которым он питал личную симпатию. Но и то сказать — зря он никого не хвалил.

Интересно, зачем все-таки в такую непогодь он затеял эту поездку, но расспрашивать не стал: узнаю на месте. А директор все не умолкал, пока мы преодолевали оставшийся километр.

Рассказывал о том, как председатель с помощью актива поднял колхоз. Начинал, можно сказать, с нуля, приводил в порядок заброшенные земли, наладил севооборот. Недоедал, недосыпал, точнее, спал вместе с активистами в поле, сторожил стога.

— От кого? От самих себя, — с горечью заметил Резваныч.

— Были в долгах, как в репьях, стали миллионерами, — сказал Иван Иваныч с таким видом, точно в этом была его заслуга. — Раньше из колхоза бежали в город, теперь, наоборот, возвращаются. Да не каждого берут.

— Машины! Техникой разбогатели! — вставил главбух. — Себестоимость теперь ниже, прибыль больше. Арифметика!

И в свою очередь стал рассказывать про удобрения — азот, фосфор. Не хотели люди азота и фосфора. «Зачем камни в землю сыпать? Да еще с самолетов!» А потом, когда два года подряд собрали с удобренного участка отличный урожай, убедились: хороши камушки!

Федор, еще совсем молодой, с резковатым лицом, слушал внимательно, хмуро. Казалось, он старался придать себе солидный, приличествующий должности вид. Он готовился к встрече с незнакомым еще председателем, который, очевидно, рисовался ему этаким хитроватым мужиком в седых усах. И когда нам открыл дверь худощавый парень в черной шапке набекрень, Федор, казалось, опешил: как-то не поверилось, что это и есть Ибрагим Алиевич, мудрец и титан.

Он чем-то походил на Федора, такой же прямой, смуглый, только глаза помягче. В их теплой глубине светились готовность, радушие и вместе с тем какая-то скованность, словно был чем-то озабочен, а показывать этого не хотел.

— Давайте, давайте, раздевайтесь…

А сам так и не скинул шапку.

Жена председателя, синеглазая, худенькая, с усталым лицом, уже хлопотала у стола.

— Здравствуйте, Биреза, — сказал Иван Иваныч со своей широкой искристой улыбкой. И взял женщину за руки. Биреза кротко отняла их, поклонилась и исчезла на кухне.

Почему-то все вдруг стали очень серьезными. Только Хасан Резванович оставался невозмутимо веселым. Сняв плащ и оставшись в длинной, потертой толстовочке, похлопал себя по бокам, крякнул:

— Ух, ты! Чичас греться будем.

Посреди горницы стоял большой дорожный чемодан, перехваченный бечевкой. Обойдя его, мы чинно расселись. Выскобленные полы, цветы на окнах делали комнату уютной. От голубых радиаторов вдоль стен шло тепло.

— Ого, — сказал Федор, — цивилизацию вводите?

Ибрагим рассеянно кивнул:

— Было несколько комплектов, никто не брал. Я себе провел, теперь отбою нет — доставай! — говорил он, слегка потупясь, по-прежнему напряженно. От длинных ресниц на щеках лежали тени.

— Вот и доставай, — вставил Федор. — А то небось лес на дрова изводят.

Председатель удивленно поднял бровь, но Иван Иванович поспешил замять неловкость, кивнул на чемодан:

— Ты что это, Ибрагим, уже не разводиться ли вздумал?

— Нет, — порозовел председатель, — какой разводиться…

Наконец он сбросил шапку, вздохнул:

— За границу в отпуск собрался, по путевке.

— А грустишь чего? Небось Резваныч денег не дает?

— Не даю, — обрадовался главбух, — ему давать — всем давать, а доход еще не подсчитан.

— Да при чем тут деньги?.. — И председатель тут же объяснил, что путевка у него на руках. Завтра отъезд, а сегодня сбор в городской гостинице. Но вот беда, машины в разгоне, не брать же трактор.

— Подкинем тебя, — сказал Васильев.

— Вот так всегда, — обронила хозяйка, ставя на стол миску кумачовых помидоров, — другому бы машина нашлась, а себе… — И она снова вышла на кухню.

Ибрагим только рукой махнул. Он явно чего-то не договаривал.

Через минуту Биреза вернулась, неся запотевший, видно, только что из погреба чайник.

— Давайте, дорогие гости, свой квас. Вишневый…

Резваныч разлил по стаканам:

— Побудем!

Ну и квас это был! После первой чашки оживился и сам хозяин. Теперь он сидел прямо, прижав локти к бокам, суетливо и зорко следя за тем, чтобы все пили, ели.

— Не торопи, брат, не торопи, — забасил директор и посмотрел в мою сторону, — лучше расскажи о своих делах. Я уж успел похвалиться, говорю, Ибрагим Алиевич у нас голова.

Такой уж он был человек, Иван Иваныч Васильев. Все, кто так или иначе входил в его директорскую орбиту, должен был немедленно воссиять собственным светом, а сам он гладил бритую голову и по-отечески радовался: вот, мол, знай наших!

Ибрагим мялся, неуклюже переводя разговор на другую тему, директор не уступал:

— О чем с москвичами беседовал, то и нам расскажи. — И тут же объяснил: — Приезжал к нам недавно высокий гость из Совета Министров, и не куда-нибудь, прямо сюда, в колхоз «Победа». Ибрагим ему интервью давал.

— Да что вы! — вконец смутился председатель. — Вы ешьте, ешьте… Мы теперь богатые.