ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2) - Пантелеймон Кулиш

шляхтянка, Катерина Слонёвская. Она повергла к ногам Вишневецкого свое имущество

и серебро от монахинь кармелиток, заклиная князя именем Бога, святых патронов края

и всем, что есть драгоценнейшего в свете, стать во главе народного ополчения и

спасать отечество. Энтузиазм её овладел всем собранием, и посрамленная бегством

панская честь была восстановлена как выбором достойнейшего полководца, так и его

благородным обращением к несчастному сподвижнику.

Немедленно были разосланы универсалы, сзывающие рассеянные войска под

Львов. В виду козакотатарского нашествия, жители не боялись давать под простые

расписки значительные суммы (например, какой-то Бруховецкий дал 14.000, а Грабянка

80.000 злотых *). Костелы жертвовали своими украшениями, женщины-—

драгоценностями. В несколько дней было собрано миллион злотых наличными

деньгами и 800.000 дорогими вещами, то-есть в 17 раз больше той суммы, какая

оказалась в Коронном Скарбе во время конвокации. Снарядили 4.360 жолнеров, за

невозможностью созвать больше. Остальные деньги роздали ротмистрам для вербовки,

Но в этот грозный момент Вишневецкий поступил так, как поступали древние

московские государи в тяжкия времена нашествия Татар на самую столицу их.

Оставаться с небольшим гарнизоном во Львове значило бы только — пасть под его

развали-

*) Одно имя знакомо нам по известному козаку предателю, другое—по фальшивому

летописцу малорусскому.

277

нами с оружием в руках. С него было мало такого подвига. Воспользовавшись

непонятною тогда ни для кого медлительностью на^шего Тамерлана, Вишневецкий

занял сильную крепость Замостье, достойный Яна Замойского памятник, с целью

преградить неприятелю путь к столице и создать новую армию. Во Львов прислал он

своего ротмистра Цихоцкого с 50-ю драгунами, и Дихоцкий не уклонился от опасного

поста. На. Вишневецкого роптали во Львове; но для нас попятно, что он, приняв булаву

от представителей „споткнувшагося" государства, должен был служить не одному

только городу Львову.

Львовская мещанская республика не потерялась, однакож, от этой неожиданности,

как ни сильно возмутила она с начала горожан, люди торговые вооружились лично ы

увеличили оставленный им£ ничтожный гарнизон, а во главе своего ополчения

поставили ратмана Грозваиера. Вишневецкий поручил оборону Львова генералу

артиллерии, Криштофу Артшневскому, ветерану голландской службы в Америке,

завоевавшему Рио-Жаиейро. Эго был родственник старых колонизаторов киевского

пограыичья, владельцев местечка Липового, оставивший родину из религиозных

несогласий. Но Артишевский не принял звания коменданта, видя недостаток в

артиллеристах и съестных припасах. Од согласился только служить опытными своими

советами воииствеииому городскому ратману, до прибытия ожидаемой помощи из

Пруссии.

Тогдашний Львов заключал в себе всего 400 домов, и был окружен стеною, в виде

четвероугольника, потомъ—рвом, далее— валом и наконец — другой стеною;

укрепленною 17-ю башнями. Над городом возвышался древний, так называемый

Верхний Замок, построенный из тесанного камня и кирпича в незапамятные времена,

на высокой среди плоской местности горе. Кроме того, с юга город обороняли

укрепленный монастырь, называвшийся Бернардини, с запада топкия болота, а с севера

Нижний Замок, укрепленный сильнее прочих оборонных пунктов.

Но в военное время составляли важное неудобство два предместья, заключавшие в

себе 1.500 домов и домиков. Между предместьев, на западной и восточной сторонах,

были разбросаны сады, летния купеческие жилища, пасеки, виноградники и множество

красивых домов, костелов, монастырей. Здесь красовалась на холме и знаменитая

русинская церковь, „Святый Юръ". Все это пространство было обведено, в приступных

местах, валом, в пределах которого, вместе с городом, считалось 30.000 жителей.

278

.

Было очевидно, что оба предместья скоро перейдут в неприятельские руки, и

предмещане должны будут уходить в город. Кроме голода, который, в таком случае,

грозил уже издали городу, не меныная опасность угрожала ему и со стороны Верхнего

Замка, который находился в таком же запущенном состоянии, в каком были укрепления

киевские, находились под воеводством богатейшего из малорусских панов, игравшего

притом роль охранителя православных святынь. В нем поместили покамест только 50

присланных Вишневецким драгун, которые могли дать неприятелю только слабый

отпор. Заняв столь важный пункт, неприятель мог обстреливать город своими

полевыми пушками и принудить к сдаче. Это видели мещане хорошо, и однакож

решились обороняться.

Скоро появились козаки, в сопровождении Татар, к которым подошел и знаменитый

Тогай-бей с своей Ордою. Они прорвались в предместья, сломив мещан, оборонявших

вал и частоколы. Козакам помогали мужики, увеличивавшие массу панских врагов по

мере её движения вперед. Предмещане с детьми и пожитками крылись в костелах,

ютились у Кармелитов, Бернардинов, Доминикан, у Святого Юра, бежали в Верхний

Замок и в город. У городских ворот столпились тысячи возов и народу, под защитой

пушек, отпугивавших неприятеля.

Разъяренные сопротивлением и жадные добычи хмельничане бросились было уже

на валы самого города, и ничто бы не остановило их подавляющей массы. Но

Хмельницкому было не до занятия и даже не до разорения городов. К изумлению своих

u чужих людей, он прекратил битву в решительный момент.

Непонятные никому действия опустошителя Польши u вместе с нею Руси внушали

козацким кобзарям набожные стихи:

Тилько Бог святый знає,

Що Хмелнпцький' дукае-гад&е...

Про те не зн&ди ни джуры козацьки,

Ш мужи гром&дзьки:

Тилько Бог святый знає,

Що Хмедийцький думае-гадае...

Набожные не меньше кобзарей ксендзы из прекращения битвы в самую опасную

минуту сделали чудо. Перед козаком Тамерланом явился в облаках молящийся на

.коленях бернардин, в котором ови без труда узвали Њwiкtego Jana z Dukli. Этому Св.

Яну

.

279

из Дукли, по удалении Козаков и Татар, воздвигли они коленопреклоненную

статую, существующую и ныне.

Не столь были счастливы львовские схизматики, спрятавшиеся у Святого Юра

своего, воображая, что козаки пощадят их не только внутри православного храма, но и

в самой ограде его. Хмельницкий извинял „простака" Кривоноса, который не умел

совладать с домашними Татарами своими, но теперь сам оказался таким же простаком.

Еозацкая орда сперва перебила или продала орде татарской тех несчастных, которые

столпились вокруг Святоюрской церкви на цвиштаре *). Спрятавойеся в самой церкви

заперли двери надежными засовами. Но „борцы за православную веру и русскую

народность", по Косгомарову единственные борцы, продолбили в стенах отверстия и

стреляли внутрь церкви, нужды нет, что, по их же кобзарским думам, считалось

великим грехомъ—не снять шапки перед церковью, „домом Божиимъ" и не „положить

на себя креста". Наконец запертые двери уступили козацким келепам **).

Тогдашний львовский поэт, Армянин Зиморович, певец полей и мирной сельской

жизни, следовательно друг местной Руси, осветил перед нами в Святом Юре картину,

напоминающую подвиги Гренковича в „Межигорском Спасе".

Козаки выволакивали побитых людей на паперть с криком: Галайи ГалЫИ бре,

шуръи (прикидываясь Татарами перед небесным патроном родпой пашей Владимерии).

Когда в алтаре „старый игуменъ" увещевал их прекратить разбой, эти ревнители

древнего русского благочестия, эти единственные борцы за православную веру,

допытывались у него, где спрятаны деньги, а для большего убеждения облили ему

голову горилкою и подожгли свечками. „Гей, пробиу ***) христиане! вира! вира!"

кричал бедняга; но козаки отвечали с малорусским юмором своим, с тем самым

юмором, с каким дарили изнасилованным шляхтянкам алые ленты, червони стрички:

„Батеньку, нетреба нам твбеи виры, лише дидчах грбщей". ****)

Так поступали освободители Русской Земли и с другими единоверцами своими.

Они считали милостью уже и то, что выворачи-

*) Малоруссы доныне кладбище (обыкновенно устраиваемое прежде вокруг

церкви) называют по-польски цвиинтарем (emкtarz).

**) Чеканам, которые назывались и обухами.

***) Малорусское восклицание проби! или пробу! заимствовано из польского prze

Bуg! (ради Бога).

****) Дьявольских денег. {Дидько—дьявол).

280

.