За день до послезавтра - Сергей Анисимов

Короткий обмен словами, четкая, определенная многолетним опытом последовательность команд. Минуты текут, как змейки песка между пальцами. Теперь кривит рот не один лейтенант, теперь напряжение действительно чувствуется в воздухе, пропитанное жарой, промокшее от пота. Несколько фатомов глубины могут быть решающими в чьей-то жизни. Именно их может не хватить для того, чтобы совершающий рутинный рейс по маршруту Воркута-Мурманск или, например, Норильск-Стокгольм, скучающий пилот «Аэрофлота» не увидел с высоты в 9–10 километров непонятную стометровую тень в серой воде. А что делать, если обнаруживаешь в ходе полета неопознанный подводный объект, русские гражданские летчики наверняка знают не хуже военных. Сетку полетов российских авиакомпаний проверяли и примеряли на себя, на расчетное время подвсплытия — это просто пример. Но возразить конкретному параграфу предписания нечего, как этого ни хотелось бы. Риск оправдан в полной мере: это последний сеанс связи перед собственно боевым залпом. Именно сейчас им могут дать отбой. Даже страшно представить, что это будет означать для всех них, для него лично… К слову, в случае экстренной ситуации на борту они сами тоже могут выйти на связь, подав на спутник сигнал. Тогда командование попробует перераспределить цели между остальными ударными подводными лодками, успешно вышедшими на обозначенные им огневые рубежи.

Дробный писк: будто бы кто-то душит в углу центрального командного поста факсимильный аппарат. Лодка уже ушла вниз, на немногие доступные ей фатомы, а дешифровка полученного пакетного сообщения еще продолжается. Согласно полученным еще месяц назад предписаниям и дважды повторенному симуляционному прогону в режиме флотской командной игры, от получения сообщения у них есть 30 минут ровно для фактического выхода на огневой рубеж. Опять же, если не будет отбоя. Если кто-то в далеком Белом доме не переборщит с бурлением сомнений и тревог в своей чуткой душе. И эти минуты, считая после дешифровки сообщения и передачи его командиру каждой из субмарин, будут более чем заполнены делами. Которых уже «некруглое число». В первую очередь необходим перерасчет данных для залпа. Первичное программирование было проведено еще в базе, и в течение последних трех суток инерциальным подсистемам навигационных блоков «Томагавков» каждые 30 минут скармливали обновленные данные о местоположении «Сан-Хуана», почти мгновенно становящиеся приблизительными. В этот раз перерасчет должен быть проведен по абсолютным «астрономическим» показаниям высокоточной системы глобального позиционирования. На потребовавшуюся для приема цифрового пакета на выдвижную антенну секунду они перестали быть полностью автономными. Но теперь могли позволить провести последний перед залпом, наиболее актуальный перерасчет с учетом сведений, полученных с висящего над европейской частью России метеорологического спутника, по цепочке подавшего свой сигнал на собственный спутник-ретранслятор ВМФ США. Вроде бы просто, но даже одно это может занять полные десять минут, а то и больше, потому что «Томагавков» в залпе 12 штук, целей на залп расписано пять, а компьютеры на «Сан-Хуане» далеко не такие быстродействующие, какие любят показывать в фильмах для подростков предпризывного возраста.

— Сэр?

Коммандер поднял глаза: на него смотрели все. Постаравшись, чтобы рука не дрогнула, он принял протянутый ему лист светло-желтого пластика, сложенный втрое. Он выглядел правильно и привычно: почти как «аэрограмма», исчезнувшая из почтового обращения уже несколько лет назад, но все еще знакомая каждому человеку его возраста. На борту «Сан-Хуана» был только один принтер, способный печатать на материале такого типа, и он находился в пределах центрального командного поста, буквально в нескольких метрах за спинкой вращающегося командирского кресла. От секунды, когда началось распечатывание, и до момента, когда листок был подан командиру, он непрерывно находился в поле зрения нескольких человек. Более того, коммандер Мартин не сомневался, что похожий повадками на сытого ягуара-переростка старшина 2-й статьи, так часто ему улыбающийся при встрече, имеет четкие инструкции по непрерывному контролю за этим самым принтером и этим самым листком.

Его пальцы не дрогнули, когда он развернул «почти аэрограмму». Буквы были ярко-синего цвета: еще одна примитивная мера противодействия потенциальному психу-одиночке, стремящемуся сфальсифицировать приказ. Синий читается и в тусклом освещении — неполном или аварийном.

— Джентльмены…

Коммандер Мартин поднял глаза и обвел взглядом лица перед собой. Темные лица, белые лица, смуглые лица азиатов и латиноамериканцев: офицеры, уоррент-офицеры и старшины «Сан-Хуана» представляли собой точный срез американской популяции, слепок с многомиллионного, великого американского народа. На некоторых лицах читалось более или менее успешно скрываемое волнение, и на всех без исключения — уверенность и сила. Они были готовы. Они ждали этого всю свою жизнь.

Чтение закончил старший помощник командира подводной лодки. На секунду лейтенант-коммандер выдержал паузу, посмотрев куда-то в пространство, затем он передал листок еще одному старшему офицеру.

— Приказы без изменений.

— Так, приказы без изменений, сэр.

— Так, подтверждаю, приказы без изменений, сэр.

Два офицера наиболее высокого ранга, находящиеся в строю и заблаговременно ознакомленные с причитающимся «Сан-Хуану» комплектом приказов и предписаний. Страховка на случай, если командир погибнет или окажется неспособным выполнять свои обязанности. Да, конечно, задача должна быть выполнена и в этом случае. Страховка, если в критический момент командир вдруг решит перекинуться в пацифиста или коммуниста. Или в маньяка, возжелавшего войти в историю и развязать войну в ситуации, когда его командование решило отложить нанесение удара еще на час, на сутки или на год.

Углы губ коммандера Мартина поползли вверх.

— Объявляю повышенную техническую готовность.

— Есть повышенная техническая готовность…

— Отделение боевых систем?[25]

— Да, сэр?

— Запустить фактический перерасчет данных навигационных систем крылатых ракет во всех вертикальных пусковых установках. Базовая программа — без изменений. Двадцать шесть минут до залпа.

— Есть запустить фактический перерасчет для всех вертикальных, базовая программа постоянна, сэр. Готовить ли пуск и для труб, сэр?

— Нет.

Приказы были четкими. Число ракет в залпе не изменялось по сравнению с предварительно оговоренным, распределение целей не изменялось, собственно список целей не изменялся тоже. Они были во враждебных водах, и снаряженные противолодочными и универсальными торпедами торпедные аппараты были их страховкой. А фактически — жизнью. Для второй волны «Лос-Анджелесов» уровень риска был другим, там командирам наверняка предпишут добавить в первый залп по паре «Томагавков» именно из труб.

— Принято «нет», сэр.

Итак, время пошло. Уже меньше 26 минут. Пальцы уоррент-офицеров и старшин прыгали по клавишам компьютеров, как пальцы пианистов, играющих блюз где-нибудь в подвале музыкального бара любого из городков южной части атлантического побережья. Там, где мир. Там, где люди живут, не зная, что русские «бумеры» превратят цветущие, шумные, наполненные спешащими счастливыми и не очень счастливыми людьми города в заполненные радиоактивной водой котлованы, дай им волю. Не держи они их на стальной цепи вот уже которое десятилетие. Да, с этой угрозой пора кончать. Политики — недоумки, это надо было сделать уже много лет назад. Не дожидаясь, пока «Лос-Анджелесы» устареют почти до уровня «используй или выбрось». Почти. Еще 5 или 7 лет, и их начнут по одной, по две выводить из списочного состава, отправляя сначала в резерв, а потом на разделку. А «Сан-Хуан» — самая старая из единиц «улучшенной серии». Впрочем, 5–7 лет — это слишком много, его самого достоверно сменят еще до этого, отберут его лодку. И что тогда? Теперь другое дело, теперь у него будет «Военно-морской крест», и теперь в послужном списке Эм-Даблъю Мартина всегда будет стоять «Саратов», один из немногочисленных атомоходов противника, потопленных в реальном морском бою. Теперь его будущее обеспечено — осталось только ждать и не подвести эскадру и флот. Выполнить все четко и профессионально и вернуться домой: к славе и удовлетворению от хорошо выполненной мужской работы. Так и будет. Это и есть жизнь.

— Как там течение?

— Вновь ослабло, сэр.

Мартин покивал: этого он ожидал. Они практически на входе в Индигскую губу. Бог знает, что здесь на самом деле за течения, но их никто не будет изучать еще лет сто: теперь уж точно незачем. При жизни следующих нескольких поколений в этих краях будут заниматься совершенно иными делами. А что потом, еще через 50–60 лет? Когда иссякнут нефть и газ, причем не просто в разведанных месторождениях, а вообще? Превратится ли Земля в пасторальный сельскохозяйственный мир, причем такой, где атомный двигатель будет наиболее распространенным сразу после паруса и весел?