Секретная миссия в Париже. Граф Игнатьев против немецкой разведки в 1915–1917 гг. - Валерий Авдеев

Во время революции французское дворянство нашло убежище в Англии и Германии. Вышеперечисленные лица, находящиеся в эмиграции, лишенные своих доходов и пенсий, постов и наград, пытаются заработать на жизнь трудом. Известны великие имена Франции, носители которых служили в качестве учителей фехтования, танцев, хороших манер, преподавателями французского языка, рисования и философии, музыки; они работали секретарями, управляющими имениями и даже плотниками, сантехниками, изготовителями ковров и т. д.

История вечно повторяется. Большевизм поставил русское дворянство перед той же необходимостью работать собственными руками во Франции и Англии. С восточным фатализмом, свойственным славянской расе, наши бывшие друзья и союзники, изгнанные со своих земельщш должностей при царском дворе, акклиматизировались во Франции, где ищут средства пропитания и возможность применения своим рукам.

Поскольку вчера был прекрасный воскресный день, а пылающий асфальт побуждал парижан искать тенистые укрытия в Сен-Клу, мы сели на поезд до Гарша, где граф Игнатьев и несколько его соотечественников, все ветераны войны, решили организовать образцовую молочную ферму.

Граф Павел Игнатьев отсутствовал. Однако мы были приняты самым любезным образом его матерью графиней Игнатьевой, урожденной княжной Мещерской, которую кое-кто счел бы одной из великосветских дам XVIII века, что более были озабочены улучшением своих земель, нежели своими прическами, напудренными а ля фрегат, убийственными мушками, пышными балами и придворными интригами.

— Очень любезно со стороны «Эксельсиора» проявить заботу о нас, — говорит нам графиня Игнатьева на чистейшем французском языке. — В Гарше, на крохотной ферме, которую мы арендуем, мы делаем в миниатюре то, что делали при правлении русских царей, где мы были средними землевладельцами.

Специальностью нашей семьи было производство швейцарских сыров. У нас было стадо от 400 до 500 голов крупного рогатого скота и около двадцати рабочих лошадей. Мой сын Павел был гусарским полковником. Но он такой же хороший работник, как и солдат, хотя учился в самых крупных университетах и получил диплом Военной академии в Петербурге.

Мы ведем нашу ферму на русский манер. В начале у нас были некоторые просчеты из-за заболеваний животных, которые вынудили нас расстаться с дюжиной прекрасных коров. Но благодаря уходу нам удалось справиться с эпидемией. Тридцать наших коров в великолепном состоянии здоровья, упитаны, надои от них в количественном и качественном отношении весьма удовлетворительны.

Графиня с самой милой на свете грацией показывает нам свое владение. Молочная ферма и стойла, организованные на русский манер, похожи, если мы не ошибаемся, на французские стойла и молочные фермы. Заботливая хозяйка царит в помещениях, где перерабатывается молоко. А во дворе куры и стаи желтых цыплят клюют крошки, утки что-то ищут в лужах навозной жижи. Животные прекрасно себя чувствуют. Кто-то из нас восхищается образчиками наших знаменитых пород скота.

ВИЗИТЫ

Мы удивлены всем увиденным во время инспекции. Бывший капитан императорской гвардии Троекуров от всего сердца смеется над мотивами нашего визита:

— Вас удивляет, что мы завершаем нашу карьеру ручным трудом? Но все русские эмигранты во Франции работают как в своих личных интересах, так и в интересах всего общества. Я — служащий банка и только что провел выходные дни в деревне.

— Не будет ли нескромным, господин капитан, спросить у Вас, какие профессии практикуют Ваши товарищи и насколько они считают себя удовлетворенными своим трудом?

— Князь Лещинский является, как и я, служащим, князь Борис и княгиня Мещерские занимаются живописью и декором. Их работы выставлялись в нескольких крупных салонах. В этом году они сделали ремонт в наших комнатах.

Многие наши товарищи применяют в промышленности свои технические знания. Замечательный инженер полковник Доро-шевский вместе с несколькими русскими офицерами руководит небольшим заводом по производству и ремонту автомобилей. Полковник Пац-Помарнацкий содержит небольшой гараж и ремонтную мастерскую. Генерал Николаев прекрасно водит грузовой автомобиль в Париже. У нас есть товарищи, которые являются простыми таксистами…

Я забыл упомянуть герцога Лейхтенбергского-Богарне, у которого сельскохозяйственное имение под Туром, и князя Канта-кузина, потомка византийских базилевсов, а также его друга графа Ниерота, великолепного охотника на оленей, которые уехали в колонии на поиски плодородных целинных земель.

Все при деле. Графиня долго потешается над нашим изумлением:

— Может быть, вы думаете, что мы работаем для смеха? Вовсе нет! Здесь мы встаем на рассвете и принимаемся за дело. Мы собственноручно доим коров вместе с нашими рабочими, которые потом завтракают вместе с нами. Вот портрет графа Павла Игнатьева в парадном мундире. В рубашке с засученными рукавами и с подойником в руках вы вряд ли его узнаете.

Мы извиняемся за наш нескромный визит и делаем вид, что уходим.

— Вы не уйдете, месье, пока не отведаете с нами русского чаю и не разделите с нами хлеб-соль вместе с маслом и молоком с фермы. Это молоко жирное. Надоенное утром, оно сразу отправляется в Париж, куда поступает в девять часов. Оно целиком идет маленьким детям…

Мы садимся перед серебряным самоваром, который, дымясь, поет русскую песенку.

— Вы надеетесь, мадам, на скорое возвращение в Россию?

— А почему бы и нет? Вернулись же французские эмигранты во Францию! Я уверена, что наши прекрасные мужички встретят нас с удовольствием. Мы жили вместе с ними, и они нас очень любили. Когда в Петербурге во время революции не хватало хлеба, они ехали восемнадцать часов по железной дороге, чтобы привезти нам несколько караваев хлеба, кур и картошки»[152].

Вот такая идиллическая картинка, нарисованная французским журналистом. Действительность же была более суровой. Вскоре П. Игнатьев разорился, не выдержав конкуренции с богатыми французскими кулаками, и его семья впала в нищету. Бывшие друзья и сослуживцы Павла Алексеевича на него клеветали, обвиняя полковника во всех смертных грехах, в связи с чем П. Игнатьев от активной политической деятельности воздерживался. Известно только то, что он был участником комиссии по сбору средств на сооружение памятника солдатам Русского экспедиционного корпуса во Франции, погибших на фронтах Первой мировой войны.

Решением ликвидировать русскую разведывательную миссию в Париже французы отрезали ему путь на Родину. Возвратиться в Советскую Россию в 1937 году смог только его старший брат Алексей Алексеевич, ставший генерал-лейтенантом Красной армии. К этому времени сам Павел Алексеевич уже умер в изгнании в полном забвении. Он не примкнул ни к белогвардейскому лагерю, ни к лагерю сменовеховцев. Со своим старшим братом Алексеем, сотрудничавшим с советской властью и принявшим в 1930 году советское гражданство, он разорвал всякие отношения и даже запретил ему присутствовать на своих будущих похоронах. Имя Павла Алексеевича в Советской России было предано забвению, а о его разведывательной работе в Европе в годы Первой мировой войны в то время знали только историки отечественных спецслужб.

Глава семнадцатая. ВРАГИ И ЗАВИСТНИКИ

Как мы уже отмечали, по мере того, как Россия все быстрее катилась к военному поражению, все больше нарастало недоверие французских властей к П. Игнатьеву. 2-е бюро ГША Франции завело на Павла Алексеевича специальное досье, которое пополнялось им вплоть до 1929 года и было закрыто только в связи с кончиной бывшего руководителя российской военной разведки в 1931 году. За его женой, а также братом Алексеем французы следили вплоть до отъезда А. Игнатьева в СССР в 1937 году. Французская контрразведка усиленно вербовала агентуру в окружении Павла Алексеевича. Первым на удочку французских контрразведчиков попался уже упоминавшийся нами изгнанный им в августе 1917 года из рядов разведки вымогатель и шантажист Г. Кобыл — ковский (Штурман).

Когда в сентябре 1917 года ему было предложено возвратиться в Россию, Кобылковский стал распространять слухи о том, что он якобы в курсе «фальшивых сделок в Швейцарии полковника Игнатьева накануне краха прежнего режима по заключению сепаратного мира с Германией». Вот какую характеристику этому своему агенту дало 2-е бюро ГША Франции в документе, датированном 23 сентября 1917 года:

«Службе контрразведки донесли, что агент русской разведки, приметы которого приводятся ниже, якобы в курсе фальшивых сделок в Швейцарии полковника Игнатьева накануне краха прежнего режима по заключению сепаратного мира между Германией и Россией.

Г-н Каблуковский (на самом деле — Кобылковский. — Лет.), Григорий или Густав, невысокого или ниже среднего роста, худощавый, тщедушный, еврейской наружности, моложавый, обычно хорошо одевается. Прекрасно говорит по-немецки и плохо по-французски.