В преддверии бури - Ирэн Рудкевич

— Почему сегодня ты испрашиваешь разрешение, если вчера в нем не нуждался?

Константин остался сидеть неподвижно, закинув ногу на ногу и расслабленно положив руки на подлокотники.

— Вчера я смотрел в твою душу. Увы, но я вынужден встречать так каждого, кто входит в мой сенот. Иначе я уже давным-давно был бы мёртв.

— Вот уж не думала, что дракону, пережившему Войну Душ, есть, кого бояться.

Ни одна жилка не дрогнула на его лице. Всё так же спокойно он покачал головой, точно мудрец, досадующий на нерадивых детей. И скупо, печально усмехнулся.

— Я не просто дракон, Аэр. Я страж над стражами. Наставитель их и управитель. Из-за этого у меня много врагов, желающих моей смерти. Крылатые владыки, как назвали нас когда-то вы, короткоживущие, бессмертны, но вовсе не неуязвимы. Та самая Война показала это со всей безжалостностью, истребив почти весь наш род и вынудив оставшихся уйти в добровольное изгнание в кольцо Полуночных гор. Что же касается меня, — усмешка из печальной превратилась в горькую. — Я бы и сам, по собственной воле, отправился к потусторонним берегам, если б мог.

Я, не ожидавшая такой откровенности, нахмурилась, а Константин продолжил:

— Ты ведь знаешь, что мать Владиуса погибла? Мы выбираем себе женщину лишь однажды, чтобы идти с ней рука об руку сквозь всю отмеренную нам вечность. Наша с Матиной вечность окончена, я не уберёг её. Для дракона это — начало конца. И если бы не долг, я последовал бы за ней в тот же миг, как потерял. Но я должен жить, и лишь одна радость скрашивает моё существование — сын, которого любимая успела мне подарить.

Слова владыки, слетающие с уст подобно хрупкому пожелтевшему листу, опавшему с дерева, полны были отчаяния и непередаваемой тоски. Боль давней по человеческим меркам и совсем свежей — по драконьим, — потери пронзала его насквозь и изливалась вокруг мучительными волнами скорби и безысходности. Владыка был полон ею до краёв, он мечтал прекратить свою жизнь, готов был к этому каждый миг — но не мог. Что-то удерживало его от этого шага.

— В наших женщинах наша сила, Аэр. И в них же наша слабость.

Дракон говорил о своей потере без всякой жалости к себе, но зачем? Почему он считал, что я должна узнать его историю?

— Почему ты не защитил её?

— Я не успел, — просто ответил он.

— Сочувствую твоему горю, — сглотнув тугой комок в горле, выдавила я.

Константин кивнул.

— Так как, позволишь мне посмотреть? — напомнил он, решив, что рассказал достаточно.

— Ты увидишь всё? — засомневалась я.

— Только то, что ты сама захочешь показать.

Взгляд дракона завораживал, незримые пальцы, такие бесцеремонно-настойчивые вчера, потянулись ко мне и замерли в ожидании позволения.

— Хорошо, — решилась я. — Что нужно делать?

Вместо ответа внутрь будто хлынул поток слепящего белого огня, чистого, не замутнённого ни дымом, ни пеплом. Изливаясь из драконьих глаз, он проникал в мои, минуя броню век, завихрялся пламенным водоворотом, и вдруг, влекомые его вращением, из узкого жерла начали выплывать образы, туманные и пронзительно чёткие, бессвязные и тащащие за собой целую вереницу предшествующих им событий. Их становилось всё больше и больше, они смешивались, наползали друг на друга, хаотически сливались, преобразуясь в нечто уже очень далёкое от реальности.

«Нет, так дело не пойдёт», — решила я, усилием воли раздвигая их в стороны, лишнее сбрасывая обратно в глубины пылающего водоворота, и оставляя на поверхности лишь нужные.

«Молодец, — раздался в голове одобрительный шёпот дракона. — Когда выберешь требуемые, просто подними их вверх, чтоб я увидел».

Пламенеющий водоворот вспыхнул, взметнулись всполохи огня, что казались белее самого чистого снега; воспоминания — те, что я не собиралась демонстрировать, загорелись, точно листы пергамента, и вмиг обратились в жирный чёрный пепел. Оставшиеся я заставила всплыть выше, расставляя в правильном порядке.

Начать я решила даже не с испытания, а с того самого дня, как очнулась возле Северного тракта, неподалёку от границы с Альтаром, и поняла, что ничего не знаю о себе: ни кто я, ни откуда, ни как оказалась тут — точно излишне чистоплотная хозяйка прошлась метлой по всем закоулкам памяти. Невыметенным осталось только имя (должно быть, его хозяйка не заметила) — и ничего больше. Воспоминание, просмотренное владыкой, вспыхнуло, осветившись изнутри, и растаяло колышущимся маревом горячего воздуха, а на его место уже спешило следующее — об испытании, зеркальной башне Портала и тайлеринах…

Возвращение в Гартен-онарэ, побег, Влад — воспоминания о нем я хотела было скрыть, но в итоге решила, что и они важны. Имперцы, беловолосый маг, второй Портал и видение, показанное им. И следом, незнамо, как и почему, выплыл ещё один образ, неожиданный даже для меня — ощущение нацеленных в спину стрел, готовых сорваться с натянутых тетив, то самое, что почудилось мне сразу, как мы с Владом миновали номадский дозор в ущелье.

На этом поток воспоминаний прекратился; слепящий, жаркий водоворот замедлился, потяжелевшие волны пламени осели, ещё какое-то время повращались по инерции вокруг одним им ведомой оси, замерли на мгновение и вдруг сдвинулись в обратную сторону, вновь набирая скорость. И из глубины воронки в сполохах огня — теперь оранжево-красного, вполне обычного, всплыл чужой полупрозрачный образ — темноволосый мужчина, напряжённо застывший в кресле у камина. В том самом, изукрашенном резными драконами и лучниками, что занимала сейчас я.

— Я не знаю, откуда магики проведали о стражах, — произнёс он, задумчиво гладя ладонью лежащий на коленях посох, больше похожий на сучковатую длинную палку. — Но они уже не остановятся. Каждый из нас отныне в опасности. Не исключая и тебя, владыка.

— Ты прав, друг мой Эверн, — сидящий напротив стража Леса Константин тяжело вздохнул. — Не остановятся. Но уверен, они не сами догадались. Их направили. Хотел бы я знать, кто…

— Известно, кто, — фыркнул Эверн и тут же сморщился от боли. — Кроме самих стражей, никто и знать ничего не знает ни о нас, ни о Порталах.

Константин, подперев подбородок рукой, задумчиво уставился в огонь.

— В предательство одного из нас я не верю, —