Ошибка Пустыни - Соловьева Мария Петровна

– Я заберу это. – Лала указала на гребень.

– Да мне все равно. Скажи, госпожа, а что эти каракули значат? – Он ткнул грязным пальцем в стену.

– Ничего хорошего, – буркнула Лала и поспешила прочь.

Глава тридцать седьмая

Она почти бежала по узким улицам, не обращая внимания на встревоженных жителей, собиравшихся в небольшие группы. Снег переминался с ноги на ногу возле купола Совета и радостно заурчал при виде хозяйки. Он словно знал, куда ей нужно, и сразу же потрусил к Приюту Мастеров. По пути Лала лишь однажды его придержала на небольшой площади. Там гудящая толпа окружила серого чиновника на дроме. Он громко повторял раз за разом, перекрикивая шум:

– Жители Шулая! Нас ждет Хворь, самая страшная в истории! Город ее не переживет, если вы не сдадите свои шуларты! Камни должно отнести к Стене, к ближайшим от вас вратам. Перед закатом по домам пройдут поисковые отряды с мастерами Смерти во главе. Тот, кто утаит хоть один шуларт, будет наказан! Распоряжение господина Лириша и Совета Перемен! Сдавайте шуларты!

Чтобы собрать свои камни и добраться до Стены, Лале потребовалось совсем немного времени, но у ворот уже собралась толпа. Недоумевающие и напуганные горожане сдавали шуларты под запись расторопному счетоводу из Управы. Тот благодарил за содействие и складывал самоцветы на гигантское блюдо тончайшей сайшонской керамики. Лала почти уже развернула Снега, как услышала недовольный женский голос:

– Я бы не торопилась сдавать шуларты! Нас оставят нищими, а кто-то заберет себе все это богатство. Управа должна отчитаться за каждый камень!

Полная и самоуверенная дама в белом выделялась в море синих ашайнских плащей, как одинокий парус. Лала подъехала к ней, и та настороженно замолчала.

– Лучше поторопись, благородная. А затем собери всех, кто дорог, даже животных, и укройся в куполе до тех пор, пока Хворь не минует нас. Если не верите, – Лала повысила голос, чтобы слышали все вокруг, – прощайте! Хворь справится с вами лучше, чем сто мастеров Смерти.

От этих слов у дамы некрасиво задергались губы. Она хотела возразить, но Лала уже направила дрома в самую узкую улочку. Для задуманного ей не нужны были свидетели.

В укромном месте она спрыгнула на землю и достала завернутый в тряпицу гребень Ушаша.

– Смотри, Снег, что я нашла. Узнаешь?

Дром ткнулся мягким носом ей в ладонь в надежде на лакомство и вдруг захрапел, выпучив глаза. Он втянул в себя воздух так, будто это был его последний в жизни вдох, потом задрал голову и замычал, громко и тоскливо. Лала никогда не слышала от него подобных звуков. Она потрепала курчавую шею и снова поднесла Снегу гребень под самые ноздри.

– Найди его, малыш. Он в беде.

Дром будто понял каждое слово. Фыркнув, он кинулся было по улице, но остановился, обернулся к Лале и припал на передние ноги, будто приглашая скорее сесть на него.

Не успела Лала опомниться, как Снег, пометавшись по городу, вынес ее к Саду Покоя и озадаченно остановился. Он озирался и тихонько похрапывал, словно разговаривал сам с собой.

– Ты уверен? – спросила Лала. – Тут негде укрыться.

Снег был уверен. Он стал ходить вокруг Сада, нюхая воздух и шлепая губами. Постепенно его шаги становились все короче, а похрапывание все громче. Дром заглядывал под каждый куст, а Лала беспокойно озиралась – не увидит ли кто ее странной прогулки. Но все горожане были слишком озабочены грядущими бедами, чтобы прохлаждаться в Саду Покоя.

Пышный синий куст ташута, мимо которого они проходили уже несколько раз, вдруг зашевелился при полном безветрии. Снег замер, а потом радостно ломанулся в самую гущу колючих листьев. За кустом среди огромных камней спал Ушаш.

Снег аккуратно потрогал губами лицо спящего, и тот с воплем вскочил, выставив перед собой длинный нож. Дром увернулся от лезвия и радостно захрапел, а Ушаш охнул и уронил нож. Не веря себе, он дрожащими пальцами провел по лбу счастливого зверя и только потом заметил Лалу.

– Как такое возможно? – просипел он. – Почему Кашдаш местами рыжий?

– Тебя ищут стражники Управы, чтобы казнить, – вместо ответа сказала Лала. – Если хочешь остаться в живых, слушайся меня.

– Да кто ты такая? – воскликнул Ушаш, и его детская неистовая радость сменилась злобой, от которой, казалось, воздух стал таким же колючим, как листья ташута. Трехпалая рука подняла нож с земли.

– Я все расскажу, но нам надо найти место, где никто не помешает. – Лала старалась говорить как можно мягче.

– Ты украла моего Кашдаша! Ты в сговоре с Ишиндаллой! – Единственный глаз Ушаша помутнел, а лицо скривила сильнейшая судорога. – Никуда я с тобой не пойду!

Он повелительно вытянул руку, приказывая дрому лечь. Лала, напротив, дернула веревку и прижала ногами шерстяные бока в попытке развернуть зверя. Обескураженный Снег-Кашдаш застыл, как камень, под которым спал Ушаш.

– Ах так! Ты тоже меня предал? – зашипел Ушаш и воткнул клинок в плечо дрома.

Зверь тонко всхлипнул, почти как человек, и шарахнулся в сторону, подминая под себя куст. Лала чудом удержалась на нем. Она выхватила кинжал и метнула его. Тяжелый набалдашник рукоятки вошел в пустую глазницу и застрял там, точно сделанный специально по размеру. Ушаш опрокинулся на спину и остался лежать неподвижно, а острие кинжала смотрело в небо. Лала соскользнула с дрома и бегло осмотрела его окровавленное плечо. Лезвие вошло в плоть очень удачно, ничего важного не задев, поэтому она просто вытащила нож, предоставив Снегу возможность зализать рану.

Ушаш не шевелился, но дышал. Лала быстро достала из поясной сумки пузырек со снадобьем, капнула немного в раскрытый рот и только потом осторожно извлекла кинжал. Ушаш застонал и облизал губы, на которые попало снадобье. Лала на всякий случай приставила острие к жилистой шее.

– Тебе придется меня выслушать, благородный Ушаш из Небесного Ока.

– Пить… – прохрипел он.

– Только вот это пока.

Лала по капле влила в него почти все снадобье, не отводя кинжала. Ушаш глубоко вдохнул, и вдруг половина его лица, на которой оставался целый глаз, словно помолодела. Многолетняя судорога ушла, и морщины пусть не исчезли совсем, но стали меньше и мягче. Он удивленно поморгал.

– Что это за зелье?

– Сейчас не важно. Ты готов принять истину, какой бы невероятной она ни была?

– Твой кинжал у моего горла. У меня нет выбора.

Лала задумалась. Всю бессонную ночь она готовилась к этому разговору, но как пришло время, не знала, с чего начать. Ушаш это почувствовал и начал сам:

– Почему Кашдаш тебя слушается?

– Потому что он уже давно не Кашдаш, – усмехнулась Лала, и дальше рассказ пошел как по маслу.

Ее саму бросало то в жар, то в холод, когда она вспоминала подробности последних пяти лет своей жизни, а Ушаш так вообще только охал.

– И вот теперь вместо того, чтобы искать в Сайшоне свою семью, я бегаю за тобой по всему Шулаю, – невесело закончила она.

Ушаш ожесточенно почесал грязную голову и ничего не ответил. Кинжал Лалы давно уже вернулся в ножны, а дром, простив обиду, мирно хрупал травой рядом с ними. Лала тоже молчала, успокаивая не на шутку разошедшуюся память.

Неизвестно, сколько бы они так безмолвствовали в ташутовых зарослях, но внезапно в небе раздался соколиный свист, и Джох с разгона впился когтями в плечо Лалы. Она поморщилась и встала:

– Пора. Надо найти Лириша.

– Что они со мной сделают?

– Не знаю пока. Нужно убедить всех, что ты не опасен для города.

– Как мы их убедим, если я и сам не знаю теперь, кто я? – Ушаш поднялся и отряхнул травинки с плаща. – Месть вела меня сюда, она давала мне сил жить, оставаться в уме… но сейчас… закончится твое зелье, и я снова захочу кого-то убить. Да и Шулай мне не простит гибели Маяка.

– Я приготовлю еще. А городу угрожает нечто пострашнее тебя. Для начала доберемся до Приюта Мастеров, где ты сможешь привести себя порядок, а то, уж прости, выглядишь и пахнешь ты, как… – Лала замялась.