Отражение Ворона - Дмитрий Вересов

– Шикавно! – пресс-атташе с восхищением глядел на Татьяну. – Все ваши сопевницы лопнут от зависти.

– Вам нигде не жме-ет, не да-а-авит? Пройдитесь, попробуйте сесть. Может, что-то надо подпра-авить?

Взволнованный модельер мухой вился вокруг своей клиентки, размахивая лапками на манер дирижера симфонического оркестра. «Я его первая по-настоящему знаменитая покупательница», – догадалась Татьяна. Ей показалась, что на талии можно было бы сделать капельку поуже.

– Сию мину-утку. Если вы можете подожда-ать, я мигом все испра-авлю. Может, выпьете пока кофе?

– С удовольствием! – видя волнение молодого человека, Татьяна начала испытывать к нему какое-то почти материнское чувство.

«Через несколько лет он будет вести себя по-другому. Факноумо опять попал в яблочко: у этого парня несомненно блестящее будущее. А я – тот самый счастливый шанс, который выпал на его долю. Если „Оскар“ будет в моих руках, завтра у дверей этой мастерской выстроится очередь», – размышляла Таня, отхлебывая кофе из маленькой фарфоровой чашечки. Потом она взглянула на своего пресс-атташе. У него был вид человека, только что выигравшего крупную сумму на тотализаторе. И вдруг к ней в голову пришла неожиданная догадка.

– Скажи, Факноумо, а ты давно знаком с этим Рико?

– Да нет, не ошень.

– А все-таки? – не унималась Таня.

– Ну, паху-тхойку вет… Может, чуть бовьше, – Факноумо занервничал, значит, она на верном пути.

– Порядочно! Где же вы познакомились?

– Я учився вместе с его бхатом в колледже, быфав у них в гостях. Хико – хохоший пахень, вот мы и подхуживись… – тут Факноумо понял, что проболтался, выдал себя с потрохами, и его щеки залились румянцем.

– Признайся, ты все подстроил!

Татьяна попыталась придать своему голосу жесткость, но ей не очень-то это удалось. Что, конечно же, не ускользнуло от чуткого Факноумо. И к нему тут же вернулась вся его самоуверенность. Он лукаво посмотрел на Татьяну, и они расхохотались. Смеялись по-детски, до слез, до коликов в животе.

– Но зачем, зачем, я не понимаю, надо было заставлять меня колесить по всем этим бутикам?! Столько времени угрохали зазря! Зачем вся эта комедия?! – недоумевала Таня.

– А ты фама пофуди, става бы ты пхиобхетать пватье у никому неизфестного Хико Фазана, не убедифшись пхедфахитевьно в том, что ни один знаменитый модевьех не может пхедвожить нифего стоящего?

– Это верно, тут не поспоришь, «нифего стоящего» они не предложили. Ни фига, – Таня кивнула и на несколько секунд задумалась. – Но тогда получается, что все твои предчувствия – тоже сплошная липа. Просто твой приятель сшил красное платье и ты, плут, промыл тете Тане мозги? – на сей раз возмущение Татьяны было искренним.

– Фто ты! Пхедфувствие быво. А кхасное оно не свучайно – Хико шив его специавно двя тебя, по твоим мехкам, – Факноумо энергично замотал головой, словно хотел этим жестом подтвердить свои слова.

– Ну ты плут! А мерки-то откуда? – изумилась Таня.

– Пхоще пхостого! Спхосив у костюмеха, котовый хаботав с тобой в фивьме. Это мой давний знакомый.

– Сколько же у тебя давних знакомых! Ну и ну! – других слов Татьяна не находила.

Рико захотел подарить Татьяне платье.

– Вы моя счастливая звезда, мне гре-ех брать с вас де-еньги! – нараспев говорил модельер, восторженно глядя на свою гостью.

– Ну, насколько счастливая, мы скоро узнаем, – ответила Таня, имея в виду предстоящее вручение «Оскара».

– Я буду за вас молиться.

– Тогда я просто обязана буду его получить! И все-таки в это платье вложено столько труда, столько кропотливой работы. Одна вышивка чего стоит. Ты сам вышивал?

– Сам. Почти два месяца ушло.

– Вот видишь! Ладно, я приму твой подарок. Но только при одном условии: если ты, Рико, примешь мой, – она протянула ему чек на двести тысяч долларов, – это тебе на развитие производства. И в залог нашей будущей дружбы. Возьми, иначе твоя звезда обидится и перестанет тебе светить.

В машине Таня спросила Факноумо.

– А драгоценности ты тоже успел подобрать?

– Есть кое-фто на пхимете, зафтха можем посмотхеть, – хитро улыбнулся пресс-секретарь.

– Просто заговор какой-то! Что, очередной твой давний приятель, начинающий гений ювелирного дела?

– Нет, все на самом высоком общепризнанном уровне!..

В блистательной суете праздничных приготовлений Танин мозг даже и не выделил особо тот момент – где-то между фотосессией для «Пипл» и компьютерным подбором прически, – когда они с Дэном зарулили на «Мунлайт Пикчерз» и в кабинете гендиректора Айзенфиша подмахнули эксклюзивный контракт со студией. Три года, четыре картины, тридцать пять миллионов долларов с правом утверждения сценариев… Самым краешком сознания она отметила слова всезнайки Колина, произнесенные полушепотом уже в коридоре: студия перешла под контроль некоей «Ти-Зед Энтертейнмент Груп», принадлежащей в равных долях известному биржевому воротиле Цоресу и леди Морвен – той самой, что спонсировала «Красных рыцарей».

(5)

Из двух имевшихся в жизни Павла Чернова двигательных мотиваций сейчас пока доминировала одна.

Работа. А точнее – научный азарт.

Второй жизненный маяк – семья – пока светил тускло. Павел пока не видел реальной перспективы, как он вырвется отсюда, из Ред-Рок, и как воссоединится с женой и детьми.

Разумеется, последняя встреча с Таней, их тайный шепотом разговор, их удивительно сладкая близость, – все это возродило в нем угасшую было надежду на семейное счастье.

Но он пока находился в тюрьме, а сроки и условия его освобождения были очерчены зыбко и неконкретно.

Павел к тому же еще и не был до конца уверен в том, что шарашка в Ред-Рок не будет вдруг заменена ему на обычную камеру в обычной тюрьме.

Или того еще хуже…

Где гарантия, что, заметая следы этой очевидно незаконной и подстроенной кем-то аферы с научным исследовательским центром, где работают зэки… Причем зэки по сфабрикованным делам… Где гарантия, что заметая следы, опасаясь огласки, организаторы этой чудовищной мистификации не расстреляют и не закопают здесь в пустыне всех-всех свидетелей?

И это не была паранойя. Это был нормальный страх за свою жизнь, основанный на адекватном анализе ситуации. Все-таки Павел всегда был и оставался ученым. Ученым с рациональной установкой мышления.

И поэтому из двух жизненных мотиваций, семьи и науки, он выбрал теперь более доступную.

Науку.

Свою научную работу.

И подсознательно Павел чувствовал, что, уйдя с головой в работу, он обязательно приблизится и ко второму маяку. К Тане и к детям. Сам он пока не знал как, но чувствовал, что приблизится обязательно. Потому что, хоть и банально это звучит, но в науке и в жизни нет прямых путей, и в упорном исследовательском порыве можно однажды открыть такую дверь, что выведет тебя в совершенно неожиданное место и измерение.