Перси Джексон и Лабиринт смерти - Рик Риордан

Эфан вздрогнул и отдернул руки.

— Тогда лучше занимайтесь этим сами, без меня.

Я поднял глаза вверх. На вершине горы возвышалась крепость, выстроенная из черного мрамора, точно такая, какой я видел ее в своих снах. Она напоминала необычайно большой мавзолей, со стенами в пятьдесят футов высотой. Понятия не имею, как смертные умудряются не замечать ее тут. Но все, что находилось ниже вершины, казалось мне каким-то призрачным, будто между мной и подошвой горы натянули плотную вуаль. Здесь работала магия — настоящий мощный Туман. Над моей головой тучи быстро неслись и закручивались, образуя огромную воронку. Я не видел Атласа, но до меня доносились его громкие стоны, далеко в вышине он сгибался под тяжестью небесного свода, держа его на плечах прямо над самой крепостью.

— Готово! — воскликнул тельхин.

С крайней осторожностью он приподнял край ткани, и от представшего моим глазам зрелища кровь застыла у меня в жилах.

Это была коса — ее шестифутовое лезвие изгибалось наподобие полумесяца, ее длинную деревянную рукоятку плотно облегала кожаная оплетка. Лезвие сверкало двумя оттенками — цветами стали и небесной бронзы. Это и было оружие Кроноса, то самое, которым он пронзил своего отца Урана, прежде чем боги захватили в плен его самого, обезоружили и бросили в Тартар. Сейчас это страшнейшее оружие выковали заново.

— Лезвие нужно освятить в крови, — сказал тельхин. — Тогда ты, полукровка, сможешь преподнести эту косу повелителю при его пробуждении.

Не раздумывая, я кинулся бежать к крепости с такой скоростью, что у меня даже в ушах засвистело. Больше всего в жизни я не хотел приближаться к этому мерзкому черному мавзолею, но я знал, что должен это сделать. Нельзя позволить Кроносу проснуться, и помешать этому могу сейчас только я. Может, это мой последний шанс!

Я ворвался в полутемный вестибюль, помчался дальше и очутился в главном парадном зале. Пол здесь весь сверкал, как рояль из черного дерева, — он был по-настоящему черным, но вместе с тем полным света. Черные мраморные статуи рядами выстроились вдоль стен. Лица их мне были незнакомы, но я не сомневался, что статуи изображают титанов, которые правили миром до прихода богов. В конце зала между двумя бронзовыми жаровнями над полом возвышался невысокий круглый помост. И на нем стоял золотой саркофаг.

В зале царила полная тишина, только огонь потрескивал в жаровнях. Ни Луки, ни охраны. Никого.

Подозрительно как-то, сообразил я, но все-таки двинулся к помосту.

Саркофаг был именно таким, каким я запомнил по своему сну, длина его — футов десять — намного превышала человеческий рост. На стенках саркофага изображались сцены смерти и разрушения, фигуры богов, растоптанных собственными конями и раздавленных колесницами, самые знаменитые мировые достопримечательности, но только разрушенные или сожженные. И этот саркофаг явно обладал собственной аурой, от него исходила такая мощная струя ледяного воздуха, будто я залез в холодильник. У меня даже пар изо рта повалил.

Я вытащил Анаклузмос и, ощутив в руке знакомую тяжесть, почувствовал себя чуточку увереннее.

Раньше, когда я оказывался поблизости от Кроноса, его злобный голос тут же начинал звучать у меня в голове. Так почему же я не слышу его сейчас? Повелитель титанов был когда-то разрублен на тысячу кусков, с ним расправились его собственной косой. Что я увижу, если откину крышку этого гроба? Неужели для Кроноса уже успели создать новое тело?

Ответа я не знал. Мне было известно только, что он собирается восстать из мертвых и что я должен сразить его до того, как он это сделает.

Я застыл, стоя над саркофагом. Крышку его украшали еще более жестокие и выразительные рисунки, чем на стенке — на ней изображались сцены резни и порабощения. В самом центре шла надпись на древнем языке, на котором говорили тогда, когда еще не было греческого. Это был магический язык. Конечно, точно я не мог прочесть надпись, но приблизительно знал ее смысл: «КРОНОС, ПОВЕЛИТЕЛЬ ВРЕМЕНИ».

Я коснулся рукой крышки саркофага, и кончики пальцев сразу аж посинели от холода. Мороз пробрал меня до костей.

В эту минуту послышались приближающиеся голоса — сюда кто-то шел! Теперь или никогда! Я налег на золоченую крышку, и с громким «бабах» она свалилась на пол.

Рука моя сжала меч. Готовясь отразить нападение, я с опаской заглянул внутрь гроба. И даже не сразу сообразил, что находится у меня перед глазами… Обыкновенные человеческие ноги в серых штанах. Белая футболка, руки, аккуратно сложенные на животе. Но одна часть тела отсутствовала. В том месте, где находится сердце, зияла аккуратная черная сквозная дыра. Глаза плотно закрыты, бледная кожа, светлые волосы… и шрам через левую половину лица.

Тело в саркофаге принадлежало Луке!

Мне следовало прямо в этот момент поразить его мечом. Со всей силы вонзить в это тело Анаклузмос.

Но я буквально окаменел. Я ничего не понимал. Хоть я ненавидел Луку, поскольку он меня предал, я никак не мог сообразить, почему он находится в этом гробу и почему он выглядит таким ужасно, таким непоправимо мертвым.

Голоса тельхинов уже слышались прямо за моей спиной.

— Что тут произошло? — воскликнул один из них, увидев валяющуюся на помосте крышку саркофага.

Я, забыв о том, что на мне бейсболка-невидимка, отпрянул от саркофага и спрятался за одной из колонн.

— Осторожно! — предупредил его другой. — Вдруг он зашевелится. Нужно немедленно преподнести ему дары. Сейчас же!

Оба тельхина скользнули вперед и преклонили колена. Продолжая держать в руках черную ткань, они приподняли лежавшую на ней косу повыше.

— Повелитель, — заговорил первый, — символ вашей власти возрожден.

Молчание. Из саркофага не слышалось ни звука.

— Дурак, — вполголоса пробормотал его товарищ. — Он сначала требует полукровку.

— Эй, вы там о чем? — Эфан отступил. — Ему что, я потребовался?

— Не будь трусом! — прошипел тельхин. — Он не смерти твоей требует, а всего лишь повиновения. Предложи ему свои услуги. Отрекись от богов. Вот и все.

— Нет! — закричал я и, сбросив бейсболку, кинулся к ним. Большей глупости я не мог придумать. — Эфан, не делай этого!

— Здесь посторонний! — завопили тельхины, и их стальные зубы ощерились. — Эй ты, хозяин с тобой сейчас расправится! Давай поторапливайся, полукровка!

— Эфан, — попросил я, — не слушай их. Помоги лучше мне с ними разделаться.

Он обернулся ко мне, повязка, прикрывавшая его глаз, сливалась с тенями на лице. Мне показалось, что лицо его выражает что-то похожее на жалость.