Весь Рафаэль Сабатини в одном томе - Рафаэль Сабатини

двоих, — с горечью делился он со мной. — Я приставил Эсковедо к брату, чтобы тот оказывал на него необходимое мне влияние. Но этот выскочка лишь подогрел амбиции дона Хуана. Мне надоело терпеть наглость этого человека, с ним надо покончить раз и навсегда! Никогда прежде я не встречал никого, столь подлого и столь жадного до власти, как эта собака Эсковедо! Если его сейчас не остановить, то он сумеет добиться успеха своего хозяина во Фландрии, а там, гладишь, и в Англии. Он может принести еще очень много вреда. Он должен умереть! И как можно скорее!

И снова мне пришлось усмирять гнев Филиппа, как я делал это уже не раз. Вновь я спас Эсковедо от неминуемой смерти, о чем этот безмозглый глупец и не подозревал. В течение нескольких последующих месяцев положение дел оставалось очень неопределенным, боевые действия протекали вяло, не было ни мира, ни войны. Перелом наступил в январе 1578 года, когда война разгорелась с новой силой. На этот раз на стороне фламандцев выступила Англия, давний недруг Испании. Испанская армия под предводительством дона Хуана одержала крупную победу при Гембпурсе. Она несколько подняла настроение короля и частично рассеяла его достигшее предела недоверие к единокровному брату. Филипп стал спокойнее относиться к категоричным требованиям брата поддержать его деньгами. Дон Хуан прекрасно понимал, что потеря Фландрии означает для него прощание с надеждами на английскую корону. Осознание этого факта вызвало оживление деятельности дона Хуана и Эсковедо. Последний непрерывно крутился возле меня, убеждая, умоляя, требуя склонить короля на их сторону. Кроме этих навязших в зубах разговоров, он стал надоедать мне просьбами помочь ему получить должность коменданта замка Могро. Замок располагался у моря, над портом Сантандер. Меня заинтересовала эта настойчивая просьба. Я совершенно не понимал, какие цели преследует Эсковедо, добиваясь этого назначения.

Вскоре произошло еще одно событие. От испанского посла во Франции мы узнали, что дон Хуан заключил с герцогами де Гизами союз, именуемый «Защита двух корон». Цели его были столь же туманны, как и название. Это известие вновь разожгло ослабевшее было недоверие короля к своему брату. Как-то раз я был свидетелем встречи двух братьев, когда король набросился на дона Хуана с яростными упреками, что тот замышляет заговор, желая занять его место. Стараясь быть справедливым, я постарался внести в этот вопрос некоторую ясность:

— Вас плохо информировали, ваше величество, — обратился я к Филиппу, — этот союз не является делом рук вашего брата. При всех своих мечтах о королевском престоле, дон Хуан предан вашему величеству.

— Вы знаете, что такое искушение? — спросил меня король, когда мы остались наедине. — У искушения существует порог, за которым человек, как бы он ни был силен, не способен уже сопротивляться. Негодяй Эсковедо искушает моего брата изо дня в день, изобретая все новые и новые планы завоевания престола. Насколько еще хватит преданности дона Хуана, ответьте мне! Поверьте, Антонио, я больше не чувствую себя в безопасности. — Некрасивое лицо Филиппа покрылось красными пятнами, его пальцы нервно теребили редкую бородку. — Я чувствую угрозу, исходящую от Эсковедо, и это чувство усиливается с каждым днем. Удар может обрушиться в любую минуту. Этот человек должен умереть прежде, чем он сможет убить меня.

Я пожал плечами, считая, что король сильно преувеличивает значение Эсковедо.

— Государь, он всего лишь жалкий интриган и фантазер. Ничтожество, вообразившее себя невесть кем. Но он нам все еще полезен. Его смерть лишит нас последнего источника информации о планах и действиях дона Хуана. — Я успокаивал короля, как умел, но и сам уже был заражен его тревогой и опасениями. Мне хотелось выполнить свой долг перед Филиппом, но в то же время я не желал Эсковедо смерти. Поэтому я тянул, выжидал и, в сущности, бездействовал, надеясь, что время расставит все по своим местам. Но Эсковедо сам подтолкнул меня к решительным действиям.

Королевский двор — отвратительное место. Грязные слухи и досужие домыслы цветут в его коридорах пышным цветом, а скандалы и сплетни составляют единственное развлечение придворных. Целиком поглощенный любовью к Анне и государственными делами, я держался в стороне от дворцовой жизни. В последнее время мы с Анной часто появлялись на людях вдвоем, я не делал тайны из своих визитов к ней, а несколько раз мы вместе посещали оперу и бой быков. Король знал об этом и даже поощрял мою заботу о герцогине, считая, что я делаю это из преданности ему. Эсковедо, знакомый с герцогиней Эболи еще со времен своей службы у герцога, тоже частенько наведывался в ее дом. Как-то раз, выходя вместе со мной от герцогини, Эсковедо завел разговор, открывший мне глаза.

— Дон Антонио, — начал Эсковедо, — я очень ценю все, что вы для меня сделали. Я считаю себя вашим преданным другом и хотел бы дать вам дружеский совет. Вам не следует так часто появляться у герцогини. — Он доверительно взял меня под руку. — О вас, о ваших визитах уже пошли сплетни, о них говорят все, кому не лень.

Я попытался высвободить руку, но он вцепился в мой локоть, как клещ.

— Не горячитесь, прошу вас, — продолжал он. — Я ведь говорю вам это из самых добрых чувств, поверьте. Мне будет жаль, если вы попадете в беду.

— Я не нуждаюсь в ваших советах, — резко ответил я, вырвав наконец руку из его цепких пальцев. — Вы, а не я, нуждаетесь сейчас в дружеском совете, как никто в Испании!

— Вы не поняли меня, дон Антонио, — настаивал наглец.

— Я ведь друг не только вам, но и герцогине Эболи. Она всегда была добра ко мне. Но о ваших визитах в ее дом действительно шепчутся во всех закоулках дворца. А если какой-нибудь недруг шепнет об этом королю?

Рука моя дернулась к эфесу шпаги, кровь вскипела в жилах и слепая ярость ударила в голову.

— Еще одно слово, — сквозь зубы процедил я, — и моя шпага продырявит вас насквозь! — Я резко остановился и обернулся, глядя прямо в его необычные для испанца, водянистые, рыбьи глаза. Он мгновенно стал серьезен — возможно, не предполагал, какое действие окажут на меня его слова. Затем легко рассмеялся, отступил на шаг и сказал:

— У вас слишком горячая кровь, дон Антонио! Я к вашим услугам в любое время. Но мне не хотелось бы ссориться с вами. — Он снова взял меня под руку. — Мы так долго были друзьями. Поверьте, мною руководит лишь чувство беспокойства за вас и за герцогиню.

Я успокоился, осознав, какую глупость совершаю, выказывая свой гнев.