Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Потому что мне кажется, что ты занята, — ответил он.
Это у него само вырвалось — Джек все еще играл, но сразу понял, что совершил ошибку. Вот только как ее исправить, придумать уже не смог — слишком много выпил, наверное, холодного чая.
Мишель Махер опустила глаза, словно салаты ей были куда интереснее Джека. Обычно она держала великолепную осанку, но тут вдруг ссутулилась, на миг он стал с ней одного роста.
Что ты, это же просто реплика, это театр, едва не сказал Джек. Но Мишель его опередила:
— Я и думать не думала, что интересую тебя, Джек. Мне казалось, тебе на всех плевать.
Но дело-то в том, что она действительно нравилась Джеку, он лишь не хотел задевать ее чувства. Главное, если он, к примеру, расскажет ей, что каждый день развлекается с судомойкой миссис Стэкпоул, Мишель ему не поверит. В терминах Маккарти, миссис Стэкпоул такая уродина, так ужасно выглядит, да к тому же старая как черт — настолько старая и уродливая, что сама удивляется, с чего это Джек стал с ней спать.
— Почему ты выбрал меня? — спросила она однажды, сидя, разумеется, на Джеке верхом. Он слова из себя выдавить не мог, такая она тяжелая, правда, он и не знал, что сказать. Он только ясно видел, что ей остро необходимо быть с ним сейчас, сию же секунду; ведь мальчики с лицом, как у Джека Бернса, даже смотреть на нее не хотели. Как ему теперь объяснить все это писаной красавице Мишель Махер?
— Мишель, неужели ты думаешь, что есть на свете люди, которым ты не интересна? — ответил вопросом на вопрос Джек.
Может, если бы он после этого повернулся и ушел, тут бы и делу конец. Но Джек был слишком голоден, чтобы вот так просто отойти от салатной стойки. Когда кто-то ухватил его за плечо, он сначала решил, что это Мишель. Он надеялся, что это Мишель.
— Чего ты там наговорил Молли, мудак недоделанный? — заорал на него Маккарти.
— Я ей правду сказал, только и всего, — ответил Джек. — Ты же сам говорил, что моя сестра уродина — или я чего-то не так запомнил?
Джек не имел в виду влюблять в себя Мишель Махер, но, черт, она стояла в полуметре от него. Да и что мог сделать Маккарти? Он знал, что Джек из Реддинга и что он не уступит, даже если Эд хорошенько его побьет. С другой стороны, знал он и то, что с ним сделает тренер Хадсон, если узнает, что Маккарти нанес Джеку травму и тем самым лишил команду Эксетера ее лучшего легковеса перед самым концом сезона.
Кроме того, если бы Маккарти тронул Джека хоть пальцем, из него вышиб бы последние мозги Герман Кастро — тот подружился с Джеком на всю жизнь, просто потому, что Джек однажды встал на сторону уродов.
— Видишь ли, в чем дело, Мишель, наш общий друг Эд считает, что моя старшая сестра, Эмма, уродина, — объяснил Джек причину ссоры. Он понял, что нет смысла ее от себя спасать — она уже пала, пути назад нет. — Разумеется, мне-то Эмма уродиной не кажется, я ее люблю.
Лучшим, что мог сделать в этой ситуации Эд Маккарти, было уйти; пожалуй даже, другого выбора у него и не было. И все же Джек удивился, когда Эд таки отошел, ничего не предприняв. Маккарти, хотя и лишился только что своей несчастной девицы, не намерен был упускать шанс подышать одним воздухом с Мишель Махер — правда, для этого надо было стоять рядом с Джеком Бернсом или ему подобными и вести себя как паинька. Уж так устроен подлунный мир, что Мишели достаются Джекам Бернсам, которым порой, как в случае с нашим Джеком, даже не приходится их завоевывать.
Как-то раз, весной их последнего года в школе, Мишель пригласила Джека к себе в Нью-Йорк на выходные. И он впервые почувствовал себя так, словно изменяет Эмме, — не потому, что был с Мишель, а потому, что не сообщил Эмме, что приезжает. Мишель была такая красивая, Джек боялся, что Эмма обидится, увидев его с ней, или, по крайней мере, отнесется к ней неприязненно. Надо сказать, в семье Мишель все были красавцы, даже собака.
С другой стороны, рассуждал Джек, что такого, если он приехал в Нью-Йорк и не сказал Эмме? Ей-то что? Эмма окончила университет и работала помощником сценариста в ночной шоу-программе на городском телевидении. Она ненавидела эту работу. И пришла к выводу, что в ее случае дорога в кино не пролегает через ящик. Впрочем, она уже не знала, хочет ли заниматься кино.
— Я, наверное, буду писателем, конфетка моя, то есть романы буду писать, а не сценарии. В общем, займусь настоящей литературой, а не журналистикой.
— И когда же ты будешь писать?
— По выходным.
Ну и Джек решил, что не будет беспокоить в этот раз Эмму — это же выходной, а значит, она работает.
Родители Мишель жили в квартире на Парк-авеню, она занимала добрую половину здания и превышала по размерам общежитие в Реддинге. Джек не знал, что есть люди, у которых дома висят произведения искусства. Он вообще не знал, что картинами могут владеть частные лица. Может, это его Канада так воспитала, а возможно, он слишком много времени провел вне больших городов.
В ванной для гостей висел небольшой Пикассо; его повесили довольно низко, и лучше всего он смотрелся, если сесть на унитаз. Джек так впечатлился, что чуть не описал картину — пенис почему-то не хотел писать прямо.
Джек решил, что с его пенисом что-то не так — может, гонорея? Джек понимал, что мог легко заразиться от миссис Стэкпоул — в конце концов, кто знает, кто еще с ней развлекается или с кем развлекается ее муж? Теперь, чуть не пописав на Пикассо, Джек убедил себя, что у него и правда венерическая болезнь, которую он может подарить Мишель Махер. Нет, он особо не рассчитывал, что Мишель захочется спать с ним. Они впервые оказались вместе за пределами Эксетера. Да, они уже целовались, но он еще ни разу не прикасался к ее, по выражению Эда Маккарти, "твердым шарам".
Джеку повезло — в эти выходные родители Мишель отправились на какой-то жутко важный прием (смокинг, галстук и прочие навороты) и оставили шикарную квартиру и красавца-пса на Мишель и Джека. Они начали с того, что смотрели телевизор в спальне Мишель; она сказала:
— Родителей не будет весь вечер.
Джек был готов к тому, что они будут ласкаться и все такое, но думал, что Мишель не из тех, кто решиться "пройти весь путь до конца", по выражению Алисы Стронах.
— Я надеюсь, что ты не знаком с девочками, которые готовы пройти все до конца, — говорила ему мама, когда Джек возвращался в Торонто на весенние каникулы.
Мишель Махер в самом деле не собиралась проходить весь путь до конца, но она хотела бы про это поговорить. Может, она не права?
— Нет, я думаю, ты именно что права, — сразу ответил ей Джек.
Не мог же он ей сказать, что боится заразить ее триппером, подхваченным у школьной судомойки! Так что пришлось ему самому стать пропагандистом воздержания.
По телевизору показывали ретроспективу фильмов с Джоном Уэйном, первым делом шел "Боец из Кентукки". Джон Уэйн командует взводом стрелков, на голове у него практически живой енот. Джек обожал Джона Уэйна, но Эмма задушила любовь Джека к героическому кино такого плана, посадив его на жесткую диету из Трюффо и Бергмана. Трюффо Джеку понравился, а Бергмана он был готов носить на руках и целовать его ботинки.
Нет, на "Четырехстах ударах" Джеку стало скучно, и он не постеснялся в этом признаться. Эмма так обиделась, что отпустила его пенис, но уже на "Стреляйте в пианиста" снова взяла его в руки — фильм Джеку понравился — и продержала, не выпуская ни на секунду, весь "Жюль и Джим" (а он воображал, что его пенис держит не Эмма, а Жанна Моро).
Бергмана ему всегда было мало. Именно из-за его фильмов — "Седьмой печати", "Девичьего источника", "Зимнего света", "Молчания" — Джек захотел играть именно в кино, а не в театре. "Сцены из семейной жизни", "Лицом к лицу", "Осенняя соната" — в этих лентах он черпал вдохновение. Он все время пытался вообразить себе, какое у него будет лицо, если он подойдет близко к бергмановским женщинам — как подъезжает камера при крупном плане. Произнося каждое слово, Джек воображал, что камера словно прилипла к нему, что его лицо заполняет весь экран — или не лицо, а пальцы его руки, кулак, кончик указательного пальца, который нажимает на дверной звонок (тоже во весь огромный экран).
А секс у Бергмана! О, эти женщины в возрасте! Только подумать, что Джек познакомился с ними — с Биби Андерсон, Гуннел Линдблум, Ингрид Тулин, Лив Ульман — с пенисом у Эммы в руке! А Алиса еще выражала надежду, что он не знаком с девушками, которые проходят весь путь до конца! Бывают же такие наивные татуировщицы!
— Дик, что случилось? Потерял горб? — спросила Мишель (еще одна шутка времен "Ричарда III").
— Он у меня сдулся, — ответил Джек.
Он не мог себя обмануть — "Боец из Кентукки" ни на секунду не привлек его внимания. Мишель и Джек продержались до конца "Рио-Гранде". Джон Уэйн снова пошел на войну, на этот раз с апачами, а заодно со своей буйной женой, с чужим ему человеком в исполнении Морин О'Хара и ее бесконечных грудей, но Джек смотрел на одну Мишель. Боже, как она прекрасна! Какая милая, умная, веселая. Как он хочет ее.