Плохим мальчикам нравятся хорошие девочки - Ирина Муравская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, она сказала.
Ого.
– И что ты?
– А что я? ― усмехаются, оборачиваясь ко мне. ― Я люблю другую, ― ну вот, снова заливаюсь краской. Он же это обо мне, да? А то мало ли… ― Но, видимо, не судьба нам быть вместе, ― продолжают и сердце с треском разбитых осколков ухает вниз.
– На это есть веская причина?
– Более чем. Через пару дней я уезжаю.
– Куда?
– На сборы, ― из кармана достают смятый лист и протягивают мне. Беру, а у самой руки ходуном ходят. Едва не рву тонкую бумагу, сглатывая ком при виде всего одного только слова.
– Повестка? Ты же учишься, у тебя отсрочка.
– Уже не учусь, ― в раскрытый от недоумения рот задувает ветер, и мне его услужливо прикрывают. ― Папаша Маркова весьма оперативно всё делает. Да и вообще, оказался почти вменяемым, по сравнению-то с сыном. Даже, вон, ― кивок на повестку. ― Подсобил, а то ещё ждать бы пришлось неизвестно сколько.
– Подсобил? ― скептически морщусь.
– Именно. Это моё решение. Уйти из школы и пойти в армию. Только моё. По-хорошему, мне, конечно, сперва нужно было посоветоваться с тобой, но…
– Но ты слишком привык быть самостоятельным, чтобы спрашивать чужое мнение.
– Отчасти, да, но по большей части просто зассал. Боялся, что передумаю, если увижу тебя раньше, чем мы всё подготовим.
Мы. Мы ― это он и Марков-старший? Тандем, который мне не приснился бы и в страшном сне.
– А точно ли нужно это делать, раз есть сомнения?
– Моё единственное сомнение ― ты. Остальное ― костяшки домино, сами сложившиеся в нужном порядке. Ты сама прекрасно видишь, что эта школа ― не моё. Она душит меня, а не имея возможности двигаться дальше, я буксую и загниваю.
– И армия тебе в этом поможет?
– Даст время подумать. Всё равно ведь пришлось бы туда идти, так что лучше сейчас.
– Понимаю, ― не верит. Только снисходительно хмыкает. ― Правда понимаю. Хоть принять и сложно.
– Догадываюсь, но чтобы был толчок ― нужен разгон. А менять что-то давно пора. Город, место, направление…
– Девушку, ― подсказываю, за что получаю по губам. Ай!
– Не говори так. Никогда.
– То есть, ты меня не бросаешь?
– Полагаю, это сделаешь ты.
– С чего бы?
– А есть альтернатива? Ты мне ничего не должна. Глупо ждать год того, с кем знакома всего-ничего, поэтому просить я не буду.
– Да и не надо просить, ― кладу голову ему на плечо, прижимаясь поближе. В глазах стоят слёзы, но не пускаю их в ход. Держусь. ― Ты ведь будешь мне звонить, писать? По возможности. Там же можно брать с собой телефон?
Пауза.
– Ты серьёзно?
– Ну, ждать было бы гораздо легче, будь ты хоть иногда на связи.
– Я не об этом. Год, понимаешь? Год ― это долго.
Очень долго. Безумно долго и, если честно, я в смятении от новости. Поэтому пока что не могу рационально мыслить. Знаю лишь одно: я не готова его терять. Точно не вот так.
– Да всего-то триста шестьдесят пять дней. Хотя, не спорю, это будут очень непростые триста шестьдесят пять дней. Придётся шваброй как-то отбиваться от поклонников. Видишь, там целая очередь уже выстроилась, ― насмешливо киваю в пустоту.
Юмора не оценили.
– Тупая шутка. Не надо так. Я ж, когда вернусь, всех нахрен выпотрошу. Слово даю.
– Ччч, ― успокаивающе глажу его по руке, а то прям завёлся. ― Расслабься. Ну какие поклонники? Сорокин, я ждала восемнадцать лет тебя. Если нужно, подожду ещё немного. И никого другого мне не надо. Неужели ты так до сих пор и не понял, что не в моих привычках распыляться? Я свой выбор сделала. Дальше зависит только от тебя, ― Витя просто смотрит на меня и молчит. Даже не моргает. И меня это напрягает. ― Ты только скажи: хочешь ли этого сам? А то вдруг это такая аккуратная попытка загаситься от отношений, которых тебе, если что, уже точно не избежать по возвращении.
Снова ойкаю, но на этот раз от того, что меня сгребают в охапку и усаживают верхом на себя. Так, чтобы мы оказались лицом к лицу.
Мамочки. Я уже говорила, что он обалденно целуется? Я это просто обожаю. Так же сильно, как и его несдержанность, с которой он обхватывает меня ладонями за голову, покрывая пылкими поцелуями каждый миллиметр кожи.
Вот только даже его необузданная, местами немного корявая, но такая обезоруживающая нежность меркнет рядом с тем, что вырывается из него с придыхом в следующую секунду:
– Я люблю тебя, знаешь?
– Теперь знаю, ― голос дрожит и первые слёзы всё-таки прорываются на свободу.
– И чего ревём, дурочка? ― стирая большими пальцами мокрые дорожки, вздыхают тоскливо.
– Эмоции.
– Это ты ещё моих не знаешь. Но так надо. Сложно объяснить, я просто это чувствую.
– Надо так надо, ― шмыгая, накрываю его руки своими.
– И ты даже не злишься?
Почему сегодня все меня об этом спрашивают?
– Я немного расстроена, но это ничего. Год пройдёт быстро.
– Думаешь?
– Я умею себя развлекать. К тому же впереди выпуск и экзамены на поступление. Нужно усердно готовиться. Так что это даже отлично, что ты со своим шикарным телом не будешь маячить в поле зрения, отвлекая.
Снова неудачная попытка пошутить, но своей цели она достигает ― разряжает обстановку.
– Отлично. Рад, что мой отъезд принесёт тебе пользу.
– Нам обоим. А к тому моменту как ты вернёшься, я уже, надеюсь, подыщу съёмную квартиру. И если захочешь, мы сможем…
Звучит так красиво и неправдоподобно, что язык не поворачивается договорить. Но Витя делает это за меня.
– Жить вместе?
– Попробовать. Если захочешь.
Широкая искренняя улыбка Сорокина ― отдельный вид прекрасного. Зачем он её прячет? Впрочем, нет. Пускай прячет. Пусть она будет принадлежать и адресовываться только мне.
– Обсудим это попозже, ― блуждая кончиком носа по моим скулам, негромко отвечают. ― Где-нибудь через годик. А то как знать, может ты к тому моменту всё-таки найдёшь себе кого-нибудь получше.
– Эй, а как же обещание всех выпотрошить? Противоречишь сам себе. Нет уж, не рассчитывай. Ты так просто не соскочишь.
– Как там твой покойный любимый француз вещал? "И только смерть может разлучить их"?
Несмотря на ситуацию, меня пробирает на смех. Запомнил! Запомнил ведь! Я была уверена, что он толком и не слушал всё то, что я ему зачитывала вечерами, разбирая диалоги Эдмона Дантеса на составляющие, а он слушал!
–Вы рассуждаете, как устрица, друг
