Мертвые мухи зла - Гелий Рябов

Книги эти открыли бездну. Я узнал, как работали охранные отделения. Я прочитал о том, что охранка вначале "ставила" типографию для революционных изданий, а потом сама же ее и "ликвидировала", сообщая "наверх", что работа по выявлению и уничтожению революционного подполья идет "полным ходом". Я много всякой грязи узнал. Главное: охрана боролась с революцией методами и способами едва ли еще не более грязными, нежели применяли сами революционеры. Это стало откровением, я задумался. И наконец на странице 293 (потом и других) в томе третьем (и прочих - уже позже) я и прочитал и домыслил - что же такое "ПК". Перлюстрация, негласное изучение писем и прочей корреспонденции. Что ж... Проклятый царский режим крал чужие письма и изучал их, чтобы вовремя обнаружить опасность. Бог с ним. Но ведь оказывается, что и наши строители вселенского рая делают то же самое? Невероятно...

Звонок телефона, Циля кричит, чтобы я подошел. Голос дрожит и глохнет на другом конце провода, я вижу, как прыгают губы у отчаянно испуганной Тани. "Сережа, приезжай, я на Конногвардейском, стою у окна, а там внизу девица и парень. Дом 6, квартира 8. Только на бульвар не ходи. С Галерной, через Замятин, там увидишь вход во двор. И два черных хода. Слева - наш, третий этаж, ты постучи".

Мама возмущена: "Единственный раз в году ты не в состоянии..." - "У меня серьезное дело... Не сердись". Но я вряд ли ее убедил. Отчим укоризненно качает головой: "Нет, ты определенно странный. Там, что же, не могут час-другой обождать?" - "Нет", - и я лечу с лестницы, прыгая через две ступеньки. По улицам мчусь, сломя голову. Меня гонит ощущение приблизившейся вплотную опасности. Бедная Таня... Перепуганная до смерти девочка...

...А Александровский сад красив в своем облетающем осеннем убранстве, сквозь сплетение веток таинственно проступает Адмиралтейство, открывается на другой стороне Невы Васильевский. Красивый город, из сна...

Галерная; вот и Замятин, вход во двор, черная дверь, выщербленная лестница, третий этаж...

Открывает пожилая женщина в голубом платье, она зябко кутается в цветастую шаль.

- Вы Сергей? А я - Серафима Петровна. Таня ждет... - Пропускает меня, слышу, как лязгает крюк за спиной. Таня у окна робко придерживает тяжелую штору.

- Вот, посмотри...

Девочка по облику, но как обманчива внешность. Это молодая женщина: манеры, движение, поворот головы... Откуда это в ней?

Смотрю в окно. Ну... Да. Конечно. Федорчук делает мне ручкой. Кузовлева, поставив кулак на кулак, демонстрирует, как откручивают голову.

- Что делать, Сережа? - Таня волнуется, с трудом подавляет дрожь.

- Успокойся... Они ничего тебе не сделают.

- Я беспокоюсь не о себе. Я - как Лена. От земли быша и в землю отыдеши.

Значит, обо мне? Вот это да-а... Я смущен.

- Я знаю: они ненавидят тебя. Много ли сегодня надо, чтобы человек исчез? - печально произносит Таня.

Хозяйка квартиры тактичный человек. Слышно, как она позвякивает посудой на кухне.

- Ты предлагаешь их убить? Заранее? Чтобы уж наверняка, никаких ошибок?

Мой пассаж встречен без усмешки:

- Спустись к ним. Пригласи: пусть скажут - что не так. За что. Почему.

Не девочка это произносит. Взрослая... Мне становится не по себе.

Цирлих и Манирлих пританцовывают на краю газона. Здесь ветрено, оба одеты легко. Подхожу.

- Кого пасете? Чье задание? Попрошу за мной, - направляюсь к парадному, они так обалдели, что плетутся следом, словно два утенка за мамкой. Молча поднимаемся на этаж, двери распахнуты, здесь Кузовлеву одолевает сомнение:

- А куда он нас ведет? Может, здесь гнездо каэров1 или СВЭ2? Догадываюсь: употребляя понятия, принятые в НКВД, хочет подчеркнуть свою связь с органами - так, на всякий случай.

- Заходите, вам ничего не грозит... - Они жмутся по стенке, наконец входим в столовую. Таня и ее тетка чинно сидят за круглым столом.

- Чаю хотите? - Серафима Петровна смотрит улыбчиво, ее ничто не беспокоит, внешне - во всяком случае. - Соглашайтесь. За чаем - разговор легче пойдет.

Они садятся, переглядываются, все еще не пришли в себя. Таня уходит: "Я поставлю чайник".

- Давно следите? - В моем голосе ничем не прикрытая насмешка.

- Давно, - злобно отзывается Кузовлева. - Мы также знаем, что ты, эта твоя Таня и вы... - смотрит на Серафиму. - Так уж получается - подпольный центр белогвардейщины.

- Девочка милая... - укоризненно качает головой хозяйка. - Меня зовут Серафима Петровна. Ты, я знаю - Зоя. А ты - Федорчук Геннадий. Вот и познакомились.

- Мы не знакомиться пришли, - бросает уверенно Федорчук (Лаврентий Павлович, никак не меньше. Сволочь...) - Мы пришли поставить точку и вызвать НКВД.

- Ну, НКВД еще рано... - улыбается Серафима Петровна. - Впрочем, вы хоть посвятите - за что? Не так обидно будет...

Кузовлева надувается, как шарик с майского праздника. Нервно, ненавистно выплевывает слова, и я вдруг понимаю, что даже по нынешним, как бы уже упрощенным, против недавних, временам того, что она говорит - ну, если и не достаточно, то уж во всяком случае - много.

Из сказанного следует: семья Лены - не семья вовсе, а случайные люди, которые пригрели Лену, чтобы использовать в своих контрреволюционных целях. Эти "родители" успели скрыться, Лену же удалось задержать. Однако в спешке были забыты крайне важные вражеские документы, и Лена, не имея опоры ни в ком, кроме потенциального врага Дерябина, сумела передать последнему пакет с этими документами. Для передачи была привлечена девочка и вовсе не из "того же самого дома, где жила Лена" - как показал на следствии Дерябин, а курьер организации, используемый втемную, по образу и подобию детей-героев времен Гражданской. Вот, теперь группа розыска в лице означенных: Кузовлевой и Федорчука "вышли" на еще "одно лицо".

- Серафима Петровна - это ваше настоящее имя? - бодро осведомляется Федорчук, вынимая из кармана блокнот и авторучку. Он собирается записывать "показания"...

А мне кажется, что никак не кончится ночной кошмар. Тяжкий бред...

- Ты, дурак, начитался журнала "Пионер" - о Павлике Морозове? - Мой голос дрожит, я понимаю, что сейчас, немедленно, свалю его со стула ударом кулака. Что бы потом ни сказал Андрей Федорович.

- Успокойся... - Серафима поглаживает меня по руке. - Продолжим, мне очень интересно... Да, это настоящее имя.

Федорчук записывает. Теперь спрашивает Кузовлева. Зоя. Какое похабное имя - в уличных частушках треплют с утра до ночи. Зою. И начальника милиции. Видимо, было что-то, когда-то. Ну, ясно: с другой Зоей. И неизвестным начальником. Они, кажется, любили друг друга. Но улица таких нежных слов не признает...

- Вы подтверждаете свою связь с Леной, ее окружением, а также контрреволюционной деятельностью... - Кузовлева в экстазе.

- Остановись... - мрачнеет Серафима Петровна. - Остановись. Теперь буду говорить я.

- Это еще по какому праву?! - кричит Федорчук. Они здорово вошли в свои роли...

- По праву хозяйки дома, - отвечает с достоинством. - Я расскажу вам чистую правду. Я по образованию - психолог. Объяснять долго и не нужно. Психологию, кратко, интересует состояние души человеческой и причины, это состояние породившие. Таня давно мучается. Боится. Я решила понять - что в основе вашего интереса к ней, к Сергею, к Лене... Мы живем в трудное время. Прежние ценности опрокинуты, новых пока нет...

Я вижу, как радостно улыбается Кузовлева, как строчит что-то в блокноте "оперуполномоченный" Геннадий. Тревожная и странная ситуация...

- НКВД выявляет врагов - тех, кто живет иначе, думает иначе. Тех, кто еще помнит Россию... - продолжает Серафима Петровна.

"Смелая женщина... - несется в голове. - Безрассудная. Здесь они нам ничего не сделают. Но, выйдя отсюда, - немедленно побегут с доносом. Неужели, Серафима не понимает..."

- И это бы все ничего, - но появились вы, - смотрит холодно, спокойно, уверенно. Н-да... - И я решила - с точки зрения своей профессии обосновать те процессы, которые теперь совершаются в ваших головах. Я решила собрать анемнез. У нас так же, как и в простой медицине: всегда надобно выяснить, откуда ноги растут.

- Какие... ноги? - Федорчук смотрит на Зою, та на него, оба продолжают слушать Серафиму, словно завороженные.

- Ноги - это ваша деятельность. Меня же интересовала почва. Ноги - они всегда произрастают на почве. Итак: путь, способ - один. Опрос. Так поступает каждый психолог. И я опросила...

- На каком... каком основании! - вопит Федорчук. - Права не имеете!

- Да, - сухо кивает Зоя. - Это уголовно наказуемо, знайте!

- Поговорить с людьми? - Серафима пожимает плечами. - Нет, вы ошибаетесь. Это обыкновенно. Теперь о том, что я узнала...

- Пойдем, Геннадий, - вскакивает Зоя. - Это все чушь!

- Вам лучше выслушать. Это в ваших же интересах... Вы, Зоя Кузовлева. Вы бессменный секретарь ячейки...

- Комитета комсомола!

- Пусть так... Но честно ли? Мы выяснили: у вас под Новгородом был дядя, брат матери, кулак, отправленный советвластью на Соловки. Двоюродные ваши дяди осуждены за противоколхозный террор. А вы - секретарь?