Третья пуля - Стивен Хантер

Должен заметить, что качество изображения было превосходным. Отчетливо просматривалась каждая деталь. Никогда в жизни я не видел ничего подобного.

Алик так и не узнал, чьей жертвой он пал. Он пал жертвой Deux ex Machina. Он пал жертвой судьбы. Человек по фамилии Руби возник ниоткуда и сунул ему под ребро дуло большого гангстерского пистолета – вполне уместного для владельца клуба стриптиза. Мне показалось, что вспышки не было, но звук не оставил никаких сомнений.

Знаменитая фотография искажает сцену своей статичностью: капитан Фриц отклоняется назад с выражением удивления на лице, Руби стоит в стойке нанесшего хук боксера, Алик сгибается с перекошенным от боли лицом. В действительности все произошло в мгновение ока.

Затем последовал хаос. Люди начали разбегаться в разные стороны. Сползавший вниз Алик потянул за собой капитана. Несколько полицейских бросились на Руби, сбили его с ног и уложили на землю. Если знаменитый крик: «Джек, ты сукин сын!» и прозвучал, я его не слышал. Алика, с которого сняли наручники, положили на носилки и быстро унесли. Следом за ним вывели Руби. Репортеры, пытаясь осознать суть произошедшего, расспрашивали друг друга.

Когда Алика выносили, я мельком увидел его бледное, бесстрастное лицо и понял, что он не жилец. Судя по диагональной траектории выстрела, пуля поразила внутренние жизненно важные органы и едва ли оставила ему хоть какие-то шансы.

Возможно, вы будете относиться ко мне лучше: первым чувством, которое я испытал после этого, была жалость. Еще один человек погиб в Америке насильственной смертью, подумалось мне, как будто не я явился причиной его гибели. Это подобно эпидемии. Посеяв ветер, пожинаешь бурю, и мне оставалось только догадываться, когда разразится порожденная мною буря.

Я испытывал к нему отвращение, как и все остальные, но одновременно с этим понимал, что он, тем не менее, был человеком. Заслуживал ли он такой смерти? Думаю, да. Джек Руби тоже так считал. Спустя несколько дней я услышал, как мой старший сын сказал: «Я рад, что его поймали».

Алик был негодяем, глупцом, никчемным, но все же человеком, который умер, как и многие люди, – в одиночестве, болезненно, внезапно.

Только вечером того дня, в атмосфере истеричных репортажей, до меня дошло, что нам еще раз очень крупно повезло. Удача благоволит смелым, в этом нет сомнений. Теперь, когда уста Алика сомкнулись навечно, никто не услышит безумную историю о том, как им манипулировали циничные красные шпионы. Появятся другие истории, которые будут распалять воображение впечатлительных людей в грядущие десятилетия. В многочисленных книгах, фильмах и телесериалах, посвященных этой теме, речь будет идти не о Красном Хозяине. Все тайны Алика похоронят вместе с ним, и внимание публики переключится на привидение из фильма «Доверенное лицо из Чикаго». На загадочного стрелка с его щекочущими воображение связями, с полусветом и женщинами с невероятно длинными волосами, большими грудями и густыми тенями под глазами. Я вдруг сейчас подумал… Знаете что? Я не испытываю ни малейшей потребности знать что-либо о мистере Джеке Руби, и все.

Я наблюдал кончину Алика в одиночестве, поскольку Лон и Джимми уехали рано утром в воскресенье, двадцать четвертого.

Мы виделись с Лоном перед его отъездом. Я передал ему разобранную винтовку, и он при мне упаковал ее компоненты в чехол. Он явно пребывал в состоянии депрессии. Мне удалось немного развеселить его. Зашел попрощаться Джимми. Они обнялись. Потом Лон уехал, а Джимми пошел собирать вещи – его рейс был немного позже. Я же остался, чтобы стать свидетелем трагической развязки драмы Освальда.

На Джимми эти события оказали значительно меньшее влияние, чем на Лона. Он все-таки профессионал. Тогда я, разумеется, не мог знать, что жить ему осталось не больше полугода. Один мой коллега из секретных служб поручил ему установить аппаратуру прослушивания в посольстве одной из стран Восточного блока в Канаде. Это была обычная, рутинная работа. Однако конный полицейский заметил его тень, подозрительно мелькнувшую в аллее, и погнался за ним. Джимми знал, что не может позволить себе сдаться и дать показания, поскольку в этом случае пострадало бы слишком много людей. Полицейский выстрелил, Джимми упал, сраженный пулей. Его гибель была отнесена к категории «загадочных». «Что американский бизнесмен делал на темной аллее за зданием чехословацкого посольства, и почему он попытался скрыться от полицейского?» – задавались вопросом канадские газеты.

Я знал, что Лон долгое время не будет общаться со мной, поскольку ему предстояло многое обдумать. Вы спросите: почему ты не устранил его, единственного, кто все знал? Ты же видел столько шпионских фильмов. Дело в том, что я не устраняю. Даже не люблю эвфемизм «устранять» вместо «убить», это клише из дешевых детективных романов. Я – высоконравственный убийца. Убиваю только по политическим соображениям и не могу по причинам личного характера – например, ради того, чтобы отвести от себя опасность, заработать денег или избавиться от неприятного мне человека.

Будь что будет, приму все. Если Лон сломается под бременем вины и решит признаться, не стану ему препятствовать в этом. Но мир недостоин того, чтобы в нем жить, если ты не доверяешь людям, которых любишь, – поэтому я предоставил себя судьбе. Я не видел Лона до 1993 года, после того, как он «умер» и сменил имя.

Мне пришлось оставаться в отеле до понедельника, двадцать пятого – того самого дня, на который мы намечали ликвидацию генерала Уокера. Душа стремилась к Пегги и мальчикам. Страстно хотелось быть рядом, чтобы помочь им преодолеть эмоциональный кризис, виновником которого являлся я сам, о чем они, естественно, не догадывались. Но я не мог уехать слишком поспешно, поскольку нельзя было исключать того, что кто-то свяжет мой приезд и отъезд с событиями в Далласе. Чрезмерная предосторожность чрезмерно осторожного человека. Вернувшись, я взял выходной, после чего вернулся к работе, погрузившись в пучину всеобщей скорби и стараясь как можно быстрее войти в привычную колею.

Так как это мемуары, а не автобиография, позвольте мне пропустить подробности исцеления моей семьи, шатаний и разброда в секретных службах – горевал даже Корд Мейер – и траура в Вашингтоне, округ Колумбия, который продолжался до самой весны. Вы, вне всякого сомнения, помните канонические образы той эпохи, и дольше других в моей памяти сохранялось изображение вставшей на дыбы лошади, чей всадник, Черный Джек, падает назад, цепляясь одной ногой за стремя. Как бы кощунственно это ни звучало, но я оплакивал человека, которого убил. За все это время я испытал чувство радости лишь один раз – когда у меня в номере появился Джимми и стало ясно, что у нас все получилось. Это была профессиональная гордость, а не самодовольство охотника, убившего дичь.

Кроме того, стоило ли удивляться, что Кеннеди, неудачник в президентском кресле, не внушавший надежды на возможность интеллектуального роста, моментально стал символом величия, и что время его пребывания в Белом доме, окрещенного тогда «Камелотом», запечатлелось в народном сознании как яркий период морального совершенства, звездного великолепия, блистательной красоты и так далее. Как бы то ни было, я чувствовал себя неплохо. Мне было немного за тридцать, а это не тот возраст, когда принимаешь что-либо слишком близко к сердцу.

Я с головой окунулся в работу и добился немалых успехов, которые впоследствии принесли мне славу. Меня не преследовало чувство вины и не мучило раскаяние. Вскоре я стал звездой своего подразделения и со временем превратился в легенду. Удивительно, какие чудеса способен творить упорный труд.

Спасибо Пегги, которая всегда находилась рядом со мной, и в горестях, и в радостях. Она вырастила троих прекрасных ребят, хотя ей это далось совсем нелегко, с учетом особенностей американской жизни в те времена. Я, как мог, помогал ей, старался уделять им как можно больше времени, ходил с ними на матчи по футболу и лакроссу. Я чрезвычайно благодарен своим родителям, которые заботились о том, чтобы моя семья не чувствовала себя брошенной в периоды длительного отсутствия ее главы. Никто никогда ни в чем не нуждался. Надеюсь, собственным примером я демонстрировал сыновьям, что преданность делу является одной из высших добродетелей и окупается сторицей, пусть и ценой некоторых потерь в плане личной жизни. Могу с радостью и гордостью отметить, что все они с честью выдержали испытания и избежали соблазнов шестидесятых – никаких наркотиков, никаких попоек, никакого криминала. Если они что-то и унаследовали у меня, так это серьезное отношение к работе. Самое большое сожаление вызывает у меня то, что я лишен удовольствия общения с внуками.

Должно было пройти некоторое время, прежде чем мы поняли, что моя попытка изменить ход истории завершилась полным и бесславным провалом. Кто мог предположить, что этот самовлюбленный осел Линдон Джонсон захочет осуществить революцию дома – что я предвидел, – начав одновременно с этим большую сухопутную войну в Азии – чего не ожидал? Тем не менее он прислушивался к советам приспешников Кеннеди, пока те не бросили его, что легко было предсказать, и продолжал его политику – с еще большим упорством. Я неоднократно жалел о том, что не знаю, где искать Лона, и что Джимми уже нет в живых. Меня так и подмывало вновь собрать боевую группу для проведения операции «Либерти Вэланс II».