Первая - Kim Pritekel

"Что ты имеешь в виду?" - услышала я тихий вопрос, но понимала ли я саму себя? Так что же я имела в виду?

"Бет". Это имя было произнесено почти так же, как произносят молитву. "Когда вы с ней в тот день разговаривали на улице, я ревновала. Два слова - Бет и ревность. И это был уже не первый раз, когда эти два слова стояли в одном предложении, - сказала я. - И пока я наблюдала, как она разговаривает с тобой, я поняла, что слово "Моника" тоже должно быть добавлено к ним". Я не отваживалась посмотреть на Монику, ужасаясь последствий, которые могло принести это признание. "И я испугалась".

"Почему, Эмили?" Я совсем близко от себя услышала этот вопрос, обращенный ко мне. По-прежнему не оборачиваясь, я посмотрела на туманное отражение лица Моники, стоявшей за моей спиной. Глубоко втянув в себя воздух, я подумала: - А может быть это как раз хорошо - закончить все здесь и сейчас. Все равно я скоро уеду учиться. "Я боялась потерять кого-нибудь из вас. Или обеих", - я печально улыбнулась. "Глупо, да?" Наконец я набрала достаточно смелости, чтобы повернуться и взглянуть прямо в лицо своей подруги, а увидела в ее глазах взгляд понимания; руки она засунула глубоко в карманы. "Я не понимаю этого, Моника", - я пожала плечами, признавая свое поражение. Она улыбнулась.

"Ты ещё так молода, Эмили, и совершенно не представляешь, как сильно напоминаешь мне саму себя десять лет назад. Такую же амбициозную, умную, но вконец запутавшуюся и в придачу совсем слепую. Однажды я спросила себя, как я могу быть такой умной и одновременно такой же глупой?" - она улыбнулась, вспоминая себя ту, и шагнула ко мне. "Эмили, иди к Бет. Она - та, к кому стремится твоё сердце, а глядя на меня, ты видишь того, кем хочешь быть ты. Не перепутай это желание с чем-то другим, что не является таковым". Я ощутила, как жало сумбурных эмоций подступило к моим глазам.

"А что, если уже слишком поздно?" - спросила я. Она протянула руку и провела пальцами по моей щеке.

"Ты никогда не узнаешь об этом, если не попытаешься. Тебе уже удалось так много выяснить о себе. Не вздумай сейчас остановиться на этом".

Я снова лежала в постели, уставившись в темный потолок. Далекий гром продолжал грохотать в глубине ночного неба. Я прижала к груди своего верного друга - плюшевого мишку Рюфлеса, цепляясь за него, как за напоминание о том, кем я была, кем, я думала, что была, и кем столь долго и так упорно притворялась. Рюфлес прошел со мной через все это, был свидетелем всего того, что происходило в моей жизни. Он видел все мои пожелания, мечты и разочарования. Наверное, он знал меня лучше, чем я знала саму себя. Я ослабила хватку и повернула медведя, чтобы усадить его к себе на живот, затем уставилась в такую знакомую, немного потертую мордочку.

"Так как же мне быть, Рюфлес?" - спросила я, проводя пальцем по крошечному шву, там, где когда-то очень давно он порвался и был зашит снова вместе со слезами пятилетнего ребенка. "Парень, как бы мне хотелось, чтобы ты умел разговаривать", - глубоко вздохнув, я прижала его обратно к груди и кинула взгляд на двери шкафа, откуда Бонни Тайлер и Оливия Ньютон-Джон улыбаясь глядели на меня. Мои глаза смотрели на их лица, столь же знакомые, как моё собственное лицо, в большие голубые глаза Оливии и на её невинную улыбку. Почему-то этой ночью они показались мне более красивыми, чем всегда. И тут же в моей голове раздался ее голос, поющий "Безнадежно предана тебе". Я иронично хмыкнула. "Так что же мне делать, девочки?  Должна ли я идти к ней?"

Я вновь посмотрела на потолок, и вновь все мои мысли вернулись к Бет. Почему я увидела это только сейчас, а не тогда, когда мы были детьми? В глубине своей души я понимала, что Бет всегда знала, - я сознательно прикидывалась слепой, но тем не менее ее сердце всегда было возле меня. Только сейчас я поняла, как сильно и как часто я ранила её. Почему же она всегда возвращалась? Почему не сбежала от меня прочь? И тут я поняла - почему. Все это время я сама возвращала ее обратно к себе. Она была счастлива с Кейси, когда узнала, кто и что она есть, и распахнула свои крылья от того, что кто-то смог принять её такой, какой она была. Просто Бет. Без всякого осуждения и порицания, без всяких условий и ожиданий. Просто Бет. Именно поэтому она выбрала театр, ему было неважно - кто ты или кого ты любишь. Все, что он требовал - отдать ему всю себя. И Бет по собственной воле, с истинной страстью и любовью отдалась ему вся, без остатка. Она не знала других способов любви. И я полюбила ее именно за это. Я всегда любила ее.

Моника дала мне выходной, так что в настоящий момент я стояла перед зеркалом в одном полотенце, придерживая его концы рукой, и смотрела на своё отражение. Я изучала лицо, вглядывалась в глаза, в которых сейчас было больше синего цвета, чем зеленого, особенно на фоне синей отделки моей комнаты, оценила мокрые, после принятого мной душа, приглаженные волосы. Они слегка потемнели и приобрели каштановый оттенок, кожа была чистой и здоровой, без малейших изъянов, на ней все ещё оставался летний загар. Моё тело, хоть и небольшого роста, было весьма стройным и пропорциональным - с узкими бедрами, но с полной грудью. Я медленно распахнула полотенце, вглядываясь в то, что лежало под ним. Полностью удовлетворенная представшим перед моими глазами видом, я бросила полотенце на пол и начала одеваться.

Сегодня я уделила особое внимание одежде, подбирая тона, которые должны были оттенить и непременно подчеркнуть зелень моих глаз и золотистый оттенок волос. Аккуратно, чтобы не смазать лосьон, нанесенный на свежевыбритые ноги, я натянула на себя обрезанные шорты, затем надела короткий топик и одернула его так, чтобы была видна полоска обнаженного живота. Затем я глубоко вздохнула и внимательным взглядом окинула свое отражение в поисках малейших изъянов. Я пробежалась ладонями по подсушенным волосам, придавая им должный объем, и тут же отпустила, позволяя упасть им себе на плечи, где они принялись щекотать мою шею. Скользнув босыми ногами в белые кеды, я критическим взглядом окинула результат своих нелегких трудов. Должна признать - выглядела я чертовски хорошо! Завершая приготовления, я наложила на губы немного блеска и схватила ключи. Вот я и готова почти на все. Готова наконец-то сказать ей всё, что я чувствую и чего хочу.

Театр Роджерс находился в центре города в старом двухэтажном здании, где когда-то раньше была расположена библиотека. Литые скульптуры вдоль здания и римские колонны придавали ему величественный вид. Воистину, это было очень красивое здание. Я двинулась вверх по длинной лестнице и к тому времени, когда наконец-то добралась до больших тяжелых двойных дверей, почувствовала тошноту. В помещении театра было темно, только шелест практически бесшумных вентиляторов наполнял пространство. Я огляделась, пытаясь найти какого-нибудь завсегдатая, ну или просто кого-нибудь, если на то уж пошло. Немного поплутав, я все-таки обнаружила искомый путь к подмосткам сцены. Освещение в зрительном зале было выключено полностью, чтобы хоть как-то сохранить в зале прохладу. Свет присутствовал только на сцене, заставляя актеров ощущать себя, словно куры на гриле.