Кружево Парижа - Джорджиа Кауфман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
В машине было мягко и уютно: заснуть на кремовой кожаной обивке сиденья ничего не стоило. Проснувшись, я посмотрела на элегантные новые часы на белом кожаном ремешке, любуясь золотым обрамлением простого белого циферблата. Прошло четыре часа с тех пор, как мы покинули Цюрих, куда Джим заехал по банковским делам. Я понятия не имела, где мы находимся, только по дорожным знакам различив, что все еще в Швейцарии, а не в Австрии, как ожидала.
– С возвращением, – сказал Джим, поворачивая ко мне голову. – Долго спала.
– Где это мы?
Я села и зевнула.
– Ну, я взглянул на карту и подумал, что хорошо поехать напрямик через горы, а не петлять по всем этим австрийским городам.
– Напрямик!
Я сразу проснулась.
– Ну, конечно, сократить путь в два раза.
Он смотрел прямо перед собой на дорогу, держась за руль.
Я разозлилась, мне хотелось побывать в Австрии.
– В горах такого не бывает, – заметила я.
– Сказать по правде, я внимательно изучил карту. Этот путь короче, и мы пересечем перевал. Просто дорога похуже, не такая широкая.
– Обычно по большим долинам проедешь быстрее. Перевалы коварны, и они не такие прямые, как кажутся, если принимать во внимание все повороты.
– Какие повороты?
– Извилистые тропы. На картах их не показывают.
Перед нами лежала широкая и прямая дорога. Я немного смутилась. Может, я делаю из мухи слона.
– Доверься мне, миссис Митчел.
Он обернулся ко мне и улыбнулся.
Я выглянула из окна. Мне не нравилось, когда он улыбался. Как кот, играющий с мышью.
Мы ехали по плоскодонной долине. Тысячелетия тому назад ледник выкопал котлован, на месте которого образовалось светло-голубое озеро.
Обедали мы в пригороде Давоса. Воздух был холодный, суровый, небо голубое и чистое, какого я не видела много лет. Стоял июнь, горные вершины были все еще припорошены снегом. Мы ели картофельные оладьи и колбаски, и в голове у меня стало проясняться.
К середине дня машина взбиралась все выше и выше, и я удивилась, куда это мы едем. Я стала думать, вспоминать то, что выкинула из головы так много лет назад. Из Швейцарии в Италию не так уж много дорог, какая-нибудь горстка, и одна шла через Фальцталь. Я посмотрела на Джима. Он был поглощен дорогой. Наверное, совпадение, решила я. Это была самая прямая дорога, кратчайший путь. Голову вновь пронзило болью. Я наклонилась за таблетками. «Посплю, – решила я, – пока не приедем в Финшгау, главную долину, ведущую прямо в Венецию».
* * *
Джим хлопнул дверью авто, и я проснулась. Ели на склоне горы передо мной казались почти черными в тени, простиравшейся до долины. Вечерело. Удивившись остановке, я вышла узнать, в чем дело.
Меня сразу охватило холодом – наверное, мы поднялись высоко в горы. Я поискала глазами Джима. Он стоял у входа кладбища, огороженного низкой каменной стеной. Знакомая стена, знакомый вход.
Я обернулась, чтобы удостовериться, подтвердить то, что уже знала, увидеть за спиной крашеные фасады Оберфальца. Меня словно током поразило. Я вдруг полностью проснулась.
Я набросилась на Джима и уже открыла рот, чтобы закричать, но прежде, чем я осыпала его проклятиями, он прижал к моим губам палец.
– Тише! Сцену закатишь потом. А сейчас выясним, что к чему.
Я вся дрожала и не могла сдвинуться с места. Он взял меня под руку и подтолкнул вперед. Кладбище стало больше, чем раньше. Я машинально двинулась к могилам дедушки и бабушки, но постоянно останавливалась, замечая знакомые имена молодых и старых людей, выгравированные на надгробиях.
Под одним покоился напыщенный мэр Грубер, под другим бакалейщик Деметц. Участок Рамозеров тоже пополнился, но Руди, насколько я поняла, не было. То же самое было у Холцнеров, Малькнехтов и Кофлеров. Потом я подошла к могилам Кусштатчеров и остановилась. Рядом с дедушкой и бабушкой появилась новая могила, на камне было написано: «Норберт Кусштатчер (1904–1953)».
– Родственник? – спросил Джим.
– Да.
Я подняла голову и отошла.
– Это мой отец.
– Мне очень жаль, – мягко сказал он.
Я повернулась к нему.
– Жалеть тут совершенно не о чем.
Я посмотрела ему в глаза, но он не дрогнул.
– Отец из него был никакой.
– Значит, мать еще жива, – продолжил он тем же спокойным тоном. – А еще кто-то есть?
– Да. Сестра.
Из уголка глаза выкатилась непрошеная слеза. Я не обратила на нее внимания. Мы вернулись к машине. Внутри мне было тепло и уютно. Джим не собирался уезжать.
– Значит, ты никогда сюда не возвращалась? – удивился он.
– С 1944 года ни разу.
Я закрыла глаза. Головная боль вернулась, словно возмездие.
– Двадцать семь лет!
– Я была молода и сильно напугана, когда ушла.
Я чувствовала на себе его взгляд.
– Ты бежала? – после долгой паузы уточнил он.
– Ну, наверное, да.
Я открыла глаза и посмотрела на него: такого выражения лица я у него еще не видела.
– Мне казалось, я буду в безопасности.
– А на самом деле нет?
Я покачала головой.
– Наверное, с тех пор так и бегу, – вздохнула я.
На машину пала тень. Я вспомнила, как быстро она накрывала долину на закате. Совсем скоро все деревья на склонах гор примут голубовато-зеленый оттенок. Я снова взглянула на Джима: он, казалось, был озадачен. Он был удивлен.
– Я думал…
Он запнулся и потом продолжил. Он редко колебался.
– Потому что…
– Что?
Он выпрямился, провел рукой по лицу и продолжил обычным тоном:
– Когда я наводил нужные справки, на некоторые вопросы ответов не нашлось, осталось несколько черных дыр. А для нашего соглашения… скажем так, мне хотелось знать все.
– Да как ты смеешь? – яростно воскликнула я и, распахнув дверь, выскочила наружу.
Однако бежать было некуда, и я прижалась к машине. Через несколько минут он открыл дверь, послышался скрип ботинок о камень.
– Ты все это спланировал заранее, – ледяным голосом выдавила я.
Граса была права. Он опасен.
– Нет, – пробормотал
