Забытые письма - Лия Флеминг

– А где вы жили тогда?

– В маленькой деревушке около Сеттла, неподалеку от Вест-Шарлэнда.

– Меня назвали в честь той деревни. Я обязательно должна когда-нибудь побывать там, – отозвалась Шери.

– Очень красивое место, немного дальше в долине. Конечно, если добудем бензин, непременно съездим.

– Бензин? – оживился Сэм. – Но на него не дают талонов.

– Ничего, мы займем у кого-нибудь, когда Шери приедет в следующий раз. Ты же приедешь к нам еще? – повернулась к ней Рут.

– Конечно. Я же теперь вас нашла! – ответила племянница.

– Господь не благословил нас детьми, так что мы уж от души побалуем тебя, юная леди. Мне ужасно нравится, как ты разговариваешь. Точно из фильмов! А ты сама не хотела бы сниматься? – спросила Рут.

– Да нет, одной актрисы на семью вполне достаточно, – улыбнулась Шери. – Мне нравится моя здешняя работа, мы только что перебрались на новое место, клуб «Радуга». На втором этаже у нас вся канцелярская работа. И когда американские части приезжают или, наоборот, куда-то отправляются, наш Красный Крест следует за ними – устраиваем для солдат представления, всякую помощь оказываем.

– Надеюсь, тебя они посадили за главный столик при входе. Твоя улыбка развеселит самого унылого. Повезло им с тобой.

– Я могла остаться и в Штатах, но мне хотелось в Европу, казалось, что мой долг быть здесь. Мои дяди ведь выполнили свой долг тогда, на прошлой войне.

– О да, крошка, и сполна. Твои бедные бабушка и дедушка так и не оправились после их гибели. Твой дедушка был кузнецом, в Вест-Шарлэнде держал кузницу. А теперь там автомастерская. Какой позор для всех нас, что для того, чтобы тебе добраться до нас, понадобилась война. Последний приезд, конечно, был очень печальным для твоей матери. Наверное, она рассказывала тебе… Ну, довольно о грустном. Расскажи-ка лучше о вашей жизни в Калифорнии. Судя по всему, там так тепло, так красиво. А у нас тут сырость, дождь то и дело.

– А мне нравится. Но в Калифорнии и правда иначе. Хотя я начинаю привыкать к здешнему воздуху. Понимаю теперь, отчего у английских девушек такая прекрасная кожа. А у нас солнце так жарит, что если не укрываться, то лицо будет как шкурка крокодила.

Они болтали и пили чай, пока Шери не почувствовала, что вот-вот лопнет.

– А ты можешь мне показать, где жила Лайза? Я обещала ей подробно все рассказать.

Рут показала дорогу, ведущую к Вилла-Роза.

– Чудесная у них семья была, у Гринвудов. А Лайза уже замужем?

– Почти. У нее жених, служит на флоте. – Шери достала фотографию: они все дружно сняты около бассейна в Каса-Пинто, хохочут. – Тут миссис Левайн была в отъезде, так что мы плескались в бассейне. Но мы не всегда живем в такой роскоши.

– О, рядом с таким дворцом моя комнатка похожа на каморку.

– Твой дом здесь, тетя. А дом Перл – там. Но он почти пустой, полный пыльных тряпок. Это же лишь оболочка, скорлупа. А у мамы вот миленькая квартирка.

– Шарлэнд, ты говоришь такие замечательные вещи. Вижу, мы поладим с тобой. Пусть мой дом будет и твоим домом, пока ты в Англии. Теперь мы нашли тебя, и мы хотим, чтобы ты осталась с нами.

Уезжая на станцию, чтобы сесть на лондонский поезд, Шери крепко обняла обоих. Вот что мама называла настоящим йоркширским гостеприимством: потрескивающий огонь, тарелка теплого печенья с джемом, коврижка, чай – чайник за чайником, и разговоры о семье. Они знали мою мать, когда она была девчонкой, знали ее родителей и ее бабушку и дедушку Акройдов – всю ветвь, которой я не знала до сих пор.

Они с матерью всегда держались вдвоем, словно у них больше нет родных. Надо ей побольше разузнать о Баррах в Глазго. Впрочем, отец рисовал такие мрачные картины, говоря о семье своих родителей. Не очень-то ей хочется встречаться с теми, кто воспитал отца таким безответственным и ненадежным. Это была ее первая поездка на север, и ей нравилось то, что она увидела. Она надеялась вернуться сюда на Рождество.

В июле 1942-го Чарли отправил домой открытки из Ливерпуля и Уоррингтона. Но разве эти открытки могут передать ужасное зрелище разбомбленного города, почерневшие от дыма доки, разруху и опустошение, встретившие их на берегу? Но у него не было другой возможности сообщить родным, что он на севере Англии, помогает на британской базе Вооруженных сил в Бертонвуде перебрасывать снаряжение на американскую воздушную базу для самолетов союзников.

Это был огромный аэродром, в сборных бараках размещалось несколько тысяч военных и техников, обслуживавших ремонтные мастерские. Словно кусочек Америки пересадили на британскую землю – тут были и свои магазины, и концертные холлы, и кафе, и бейсбольные команды. Здесь можно было бродить неделями и не услышать британской речи – разве что в кафе или рядом на танцплощадке.

Порой он ощущал себя простым рабочим и торопился поскорей улизнуть, но его знание механики регулярно пригождалось. Он заслужил погоны сержанта и хорошо ладил со своими людьми. Похоже, они уважали его – он не бранился, не сквернословил, не пил и не гонялся за женщинами. Просто так вот он привык жить.

Он, конечно, замечал девчонок, отиравшихся вокруг базы и с интересом поглядывавших на него, – ярко размалеванные мордашки, синие от холода ноги. И все вспоминал свою сестру, Лорри, она ведь примерно одного с ними возраста. Что бы он чувствовал, если бы она была среди них – силилась продать свое обаяние за пару чулок?

Мужчины остаются мужчинами и охотно принимают услуги, предлагаемые им столь откровенно. Но он скорее голодать будет, чем вот так воспользуется девушкой. И здешняя танцплощадка ему претила – какие-то животные пляски в брачный период, ничего общего с привычными ему веселыми танцами. Тогда-то он и начал ощущать, как сильно он отличается от своих сверстников, выросших в миру. Он словно проскочил весь период бурного полового созревания. В его религии ухаживать за девушкой означало спокойную договоренность между семьями: никакой спешки, никакой романтики. Да, он совсем не походил на обычного солдата. В отпуске и увольнительных он отправлялся исследовать чеширские деревни – бродил по древним городишкам, любовался архитектурой, старинными церквями. Обнаружил, что его вопрос об открытках вызывает подозрение – словно он шпион, который что-то тут вынюхивает.

Однажды он уговорил своего приятеля-механика уступить ему джип на несколько дней. Хотел поехать дальше на север – к далеким холмам Ланкашира, попытаться разыскать папину школу. Но Гари, приятель, хоть и согласился, но отпустить его одного не решился:

– Только уж я с тобой поеду – на всякий случай. Странно, вырос ты на ферме, а водишь так, словно впервые за руль сел.

Чарли в ответ рассмеялся, представив, что подумал бы о них Гари Эмблер, если б знал, на какие сделки с собственной совестью пришлось пойти отцу, чтобы приобрести в хозяйство трактор. Прятал его несколько дней в сарае, прежде чем решился выехать на нем на свет божий.

Они вооружились компасом и взяли курс на север – через города, прокопченные дымом хлопковых фабрик: Атертон, Ли, Болтон, Бернли; потом въехали в Скиптон – главная улица здесь упиралась в древнюю крепость. Вышли из машины полюбоваться видом и спросить дорогу – никаких указателей не было видно.

Была ранняя зима, на стылой земле кое-где белел снег. Величественно возвышались холмы, а дома были выстроены из того же камня, что и в родном Спрингвилле. Когда они добрались до Совертуэйта, почти стемнело. Прохожие показали им узкую дорогу в сторону Вест-Шарлэнда.

Ночь выдалась туманной, Гари совсем устал. Дорога петляла в полутьме, и Чарли, пересевший за руль, плохо понимал, куда они едут. К счастью, фары вдруг выхватили в тумане одинокую фигуру в военной форме – кожаные сапоги, фуражка, ружье на плече…

Они подъехали ближе и хотели предложить солдату его подвезти, но тот не оборачивался.

– Эй, осторожней! – Чарли посигналил, чтобы ему уступили дорогу. Разминуться было негде – слишком узко.

– Тихо, сшибешь его! – в ужасе заорал Гари.

– Да вижу я! – Чарли отчаянно сигналил, но человек не останавливался и не поворачивал головы. Чарли покрылся холодным потом. Сейчас он задавит его. С бухающим сердцем он ударил по тормозам что есть мочи, предчувствуя удар.

– Сонная тетеря! Оглох, что ли? Совсем ослеп? – беленился Гари, высунув голову из машины.

Чарли выскочил проверить, насколько серьезно они задели беднягу, но на дороге никого не было. Ни распростертого тела, ни вообще чьих-либо следов. Ничего.

– Но мы же видели его, правда?

– Да еще как видели, черт побери! В канаву сиганул, наверное… Ну сейчас я его вытащу, – угрожающе прорычал Гари. – Ой, а тут нет канавы… А ну вылезай, ты, придурок!