Буря страсти - Лаура Паркер

Делла впервые видела, чтобы человек сражался с таким неистовством, как будто ему грозит дыба. Возможно, его рассудок помутился от ран, решила она. Как же заставить его понять, что она — его союзник?

Делла прикусила губу, не желая показывать свое разочарование ухмыляющейся экономке. А парни тем временем боролись с хозяином, натыкаясь на мебель. Им пришлось сильно попотеть, прежде чем они снова скрутили его.

В конце концов, Делла приказала им уложить синьора на кровать и привязать за здоровую руку и обе ноги к столбикам балдахина. Однажды она побывала в Бедламе — больше она не совершала подобной ошибки — и видела буйных, которых связывали ради их собственной безопасности. Возможно, синьор — один из таких больных, но ей все равно претит, когда с людьми обращаются грубо.

Распластанный на кровати, хозяин вел себя на удивление тихо. Покачав головой, Делла расправила плечи. Ну что ж, это было неизбежно. Зато теперь можно хоть что-то для него сделать.

— Продолжим. Его нужно вымыть. Снимите с него грязную одежду.

Парни устремились к кровати, дабы выполнить указание, но больной неожиданно закрыл рукой забинтованное лицо и издал душераздирающий вопль, эхом отдавшийся от стен затхлой комнаты. В его животном крике было столько боли и отчаяния, что Делла едва не сдалась. Однако она напомнила себе, что перед ней не раненое животное, а раненый человек, и, подойдя к больному, легко дотронулась до его плеча.

— Прошу вас, синьор, не усложняйте себе жизнь! Лежите смирно, умоляю.

Он замер, но в нем чувствовалось напряжение. Выждав минуту, Делла повернулась к парням.

— Поаккуратнее, — тихо попросила она. Они ножом осторожно разрезали рубашку и одним движением сдернули ее.

— Dio mio — отскочив, хором воскликнули они и перекрестились.

Тело больного было покрыто нарывами. Из некоторых сочились гной и кровь — видимо, вместе с рубашкой была сорвана прилипшая к ней корка.

— Оспа.

— Вот видите! Видите! — торжествовала экономка, когда парни бросились прочь из комнаты. — У него оспа, синьора!

— Леди Хиллфорд! — Забывшись, Сара назвала свою хозяйку ее настоящим именем. — Уходите! Оспа!

Делла бессознательно пятилась до тех пор, пока не уперлась в холодную каменную стену. Ее напугал вовсе не вид гноящихся пустул. То, от чего ее сердце едва не выпрыгнуло из груди, выглядело гораздо безобиднее.

Среди густой поросли на груди больного поблескивал овальный золотой медальон с инициалами «Р» и «X» на топкой золотой цепочке.

Перед отъездом Рейфа на полуостров она подарила ему на память очень похожий медальон. Внутри был ее портрет. Она выгравировала его инициалы на крышке, дабы они сохранились навечно, как и ее любовь к нему — в ее сердце. Об этом она поведала ему в записке, прилагавшейся к медальону.

Делла перевела взгляд на забинтованное лицо. Возможно ли, чтобы этот буйный сумасшедший был тем, кого она поклялась любить, уважать и кому обязана подчиняться?

Она отступила от стены.

— Вон! Вон! Вы, обе, оставьте меня!

Она с такой стремительностью налетела на женщин, что и экономка, и Сара выбежали из комнаты. Делла решительно закрыла за ними дверь, едва не прищемив платье Сары, и заперла ее на щеколду. Тяжела дыша, она привалилась к полированному косяку, оттягивая момент, когда ей придется вновь столкнуться лицом к лицу с мужчиной на кровати. Она вспомнила кошмарную ночь своего приезда. Тогда ей показалось, что этот забинтованный человек — демон, поднявшийся из преисподней. Но то были фантазии измученного сознания. Они не могли сравниться с ужасом открывшейся перед ней действительности.

Делла закрыла руками лицо. Она не находила в себе сил еще раз взглянуть на больного и убедиться в своих предположениях.

В начале путешествия она не очень задумывалась над причинами, почему Рейф не вернулся к ней. Слишком уж часто она сражалась против холодного рационализма других, чтобы признать бессмысленность собственной точки зрения. И вот сейчас она дрожала при мысли, что ее самое безрассудное желание претворилось в жизнь в тот момент, когда она готова была сдаться.

Тихий стон вызвал у Деллы новый приступ тревоги. Массивная готическая кровать была скрыта в густом мраке, и только путы из разорванной на полосы простыни белели на темных столбиках.

Делла услышала, как заскрипела кровать, когда мужчина попробовал свои путы на прочность. Он думает, что он один? Неужели он не слышит громкого стука ее сердца и учащенного дыхания? Неужели не чувствует ее страха? Или ему это безразлично? Может, помешательство — результат ранения, а не беспробудного пьянства?

Он дергал рукой и ногами, дерево скрипело, но не поддавалось, так как в нижней части окружность столбиков была не меньше, чем талия Деллы. Говорят, сумасшедшие обладают недюжинной силой, но Делла подозревала, что, даже если и так, у него не хватит сил, чтобы освободиться. Наконец он с гневным стоном оставил свои попытки и начал колотить по матрацу. Бедняга, как же он страдает!

Поддавшись порыву, Делла сделала шаг вперед. Ее ноги в атласных туфельках ступали бесшумно.

Но он услышал. И поднял голову.

— Кто там? — с вызовом спросил он по-итальянски.

— Всего лишь я, — после некоторого колебания ответила Делла.

Он что-то буркнул и уронил голову на подушку.

Приблизившись к кровати, Делла принялась изучать его сапоги, стараясь не смотреть на золотой медальон на цепочке. Сапоги были высокими, и даже грязь и царапины не могли скрыть великолепное качество кожи.

Ей непроизвольно вспомнились слова Рейфа о том, что о чувстве самоуважения солдата можно судить по тому, как он заботится о своем мундире и вооружении. Начищенные сапоги, хорошо наточенная сабля, прочно пришитые и сияющие медные пуговицы — все это требует немалых усилий и свидетельствует о внимании к мелочам, от которых зависит жизнь.

Это не может быть Рейф, сказала себе Делла. Рейф всегда был гордым человеком. Неожиданно ей в голову пришла предательская мысль — подобные мысли хоть и редко, но все же посещали ее. Они оба страдали именно из-за его гордости.

Она стояла на расстоянии вытянутой руки от кровати, но так и не могла набраться храбрости, чтобы поднять глаза. Казалось, некая сила приковала их к левому сапогу, у которого не было каблука. Может, отсутствие каблука объясняет его хромоту?

— Помогите мне, — неожиданно опять по-итальянски произнес он.

Взгляд Деллы метнулся на больного. Под грязными бриджами вырисовывались четкие контуры напряженных мышц бедер, как будто он готовился еще раз испытать прочность пут. Тело же оставалось в тени полога. Чтобы хорошо его рассмотреть, понадобится свет.