Весь этот джакч (дилогия) - Андрей Лазарчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лимон поймал вопросительный взгляд Дину, глазами показал на Гаса. Дину понимающе кивнул.
– А я, наверное, пойду, – прошептал Радку.
– Валяй, – так же тихо ответил Дину. – А куда ехать-то? – громко спросил он фермеров.
– Хутор Весельчаки, – сказал старший, а младший почему-то заржал. – Километров полста отсюда.
– Пиши письма, – сказал Дину и протянул Радку руку. – Не теряйся.
– А то вам не всё равно, куда ехать? – спросил человек без подбородка, и Лимон узнал этот голос. Тогда он показался ему детским.
Этот человек зарезал Илли.
Глава шестнадцатая
Гас умер под утро, так и не придя в сознание. Он просто перестал дышать, и всё. Лимон долго колотил в ворота, требовал, чтобы открыли – хотя толком не знал, зачем. Просто что-то надо было делать. Наконец Зее и Дину оттащили его и не то чтобы успокоили, но – смирили.
В сарае, не считая мёртвого Гаса и погружённого в себя взрослого, осталось шесть человек. Помимо Лимона, Зее и Дину, это были два третьеклассника из «серой» гимназии и молчащая девочка примерно того же возраста. Кто она, откуда – понять было нельзя. На ней был балахон, сделанный из мучного мешка (что именно мучного, ясно было по штемпелю) и бахилы – наверное, тоже из мешка, только более грубого и толстого. Зее пыталась её разговорить, но без толку.
Остальных продали. Лимон не сомневался, что с утра продадут и их.
Весь вчерашний день, пока было светло, он обшаривал сарай в поисках хоть какого-то оружия – обрезка трубы, палки, куска арматуры… Но нет – хозяева хорошо подготовились к приёму гостей. Только бесполезные колёсные диски, веник, тряпьё. Жестяные кружки, палочки для еды.
Всё.
В туалет выводили. Питьевая вода стояла в деревянной бадейке без ручки.
Вечером, когда продали последнюю партию – кажется, действительно для ухода за свиньями, – Лимон начал подметать пол. Он тупо и аккуратно мёл, и мёл, и мёл – сначала от центра к стенам, потом вдоль стен. Кучка пыли и всяческого сора росла. Потом он сел перебирать тряпьё. Это приходилось делать уже почти исключительно на ощупь, свет мерк. Но пока он не померк окончательно, Лимон нашёл несколько вещей, которые могли пригодиться: разорванная на спине рубашка из плотной ткани, несколько здоровенных непарных носков, детские ползунки, прожжённая в нескольких местах непромокаемая накидка. Её было очень трудно порвать голыми руками, тогда Лимон заточил о цементный шершавый пол палочку для еды и с её помощью сделал несколько проколов-надрезов в неподатливой ткани; после этого она стала рваться на ленты.
– Что это будет? – тихо спросила Зее.
– Ещё не знаю, – соврал Лимон. – Рви теперь ты…
Потом, в полной уже темноте, он стал руками перебирать собранную пыль. Что-то совсем лёгкое – в основном это были щепочки и сухие листья – он отсеивал, более тяжёлый и плотный мусор ссыпал в носки, вложенные один в другой. Подливал немного воды из кружки, трамбовал, досыпал снова. Наконец получилось две увесистые колбаски. Их он засунул в оторванные рукава рубашки, завязанные узлом у манжет. Это уже стало походить на дубинки. Потом – всё так же вслепую – стал плести из матерчатых лент тугие косички. Из косичек сделал удобные ручки с петлями, чтобы дубинки не выскользнули из рук. Смочил дубинки ещё немного, чтобы не пересохли за ночь, и оставил пока. Теперь нужно было наточить как можно больше палочек для еды…
– Ты хочешь уйти прямо отсюда? – тихо, на ухо, спросил Дину.
– Нет, с дороги, – так же тихо ответил Лимон. – Не думаю, что нас станут обыскивать.
– Это да. Значит, надо попасть в одну партию…
– Ага. Типа, мы Гаса одного не оставим…
Но под утро Гас умер. А Лимон почувствовал, что больше так не может…
Сначала неразборчиво загалдели голоса, а следом раздался рёв трактора. Потом рёв снизился до нормального бормотания, а ещё немного спустя звук сдвинулся и удалился.
Охотники отправились на охоту.
С этого момента заработал основной план.
Дину подсадил Лимона, и тот забрался на балку, проходящую над воротами. Балка была узкая, чуть шире ступни, но впереди неё и на метр выше проходила стяжка стропил, так что получалось даже удобно: стоишь пятками на балке, руками упираешься в брус… Зараза, этот брус состоял из сплошных заноз! Надо было сообразить взять наверх каких-нибудь тряпок… ладно, потерпим.
Лимон пристроился над самым краем ворот – там, где образуется щель, через которую входят. И приготовился ждать.
Но ждать почти не пришлось. И даже Дину с Зее едва успели занять свои позиции: Зее перед дверью на одном колене, низко наклонившись вперёд, и Дину за спиной – делает вид, что душит её за шею; и третьеклашки не очень уверенно заголосили: «Ой, не надо, ой, не надо!..» – когда заскрипел ворот, и дверь, подёргавшись, начала отъезжать.
Она отъехала ровно настолько, чтобы человек мог протиснуться боком. Лимон глубоко вдохнул и задержал дыхание.
Сначала вдвинулась кастрюля с кашей, потом шляпа. Потом вошедший увидел Зее и Дину – и застыл.
Лимон отцепился от стяжки и, напрягши пресс, рухнул вниз, точно на шляпу. Раздался сухой хруст, потом – грохот отлетевшей кастрюли. Тёплая волна ударила Лимона в лицо, он едва успел зажмуриться. Вскочил. Дину уже отволакивал обмякшее тело в тень.
– Тихо! – скомандовала Зее, и третьеклашки тут же замолчали.
Лимон снимал с лица налипшую кашу. А ведь могла быть горячая, подумал он мельком. Дину обшаривал убитого.
– Нож, – сказал он. – И пистолет. Кому что?
– Нож, – сказала Зее.
– Ты как стреляешь? – спросил Лимон.
– Нормально. Правда, пока только по мишеням… – Дину выпрямился. – А что?
– У меня ещё руки не совсем свои, – сказал Лимон. – Так что пистолет тебе.
– Хорошо, – сказал Дину равнодушно.
Лимону не понравилось это равнодушие, но он промолчал. Подошёл к трупу. Постоял над ним. Это был незнакомый парнишка примерно его лет. Ну и всё, подумал Лимон.
Никаких чувств и ощущений не было. Просто усталость. Уже привычная.
– Кто-то идёт, – сказала Зее.
– Работаем, – сказал Лимон. – Дину, стрелять в крайнем случае, помнишь?
– Угу, – сказал Дину.
Зее метнулась к воротам, взяла конец верёвки – точнее, косицы, сплетённой из той непромокаемой накидки, – села в намеченном месте в той же позе: на колене, руками в пол, низко опустив голову – чтобы не было видно светлого пятна лица. С другой стороны от щели, взявшись за другой конец верёвки, сел Лимон. Дину отошёл на несколько шагов, встал спиной к воротам, левую руку заложил за спину, правую вытянул – то ли целясь в кого-то, то ли просто показывая.
Третьеклашки уже без команды заныли: «Ой, не надо!..»
Резко стало темно. Светлый прямоугольник на полу почти полностью заняла тень. Потом Лимон увидел ноги. Здоровенные ноги в резиновых сапогах с обрезанными голенищами.
– Что вы тут…
Ноги переступили и продвинулись чуть вперёд.
– Да что за джакч!
– Ха! – сказал Лимон; выждал полсекунды и рванул верёвку на себя и чуть вверх.
Получилось! Они с Зее дёрнули почти одновременно, и обладатель огромных резиновых сапог опрокинулся назад, звучно приложившись затылком. Лимон тут же подскочил к нему и дубинкой изо всех сил вмазал в район солнечного сплетения. Зее уже тянула за одну ногу, Лимон вцепился в другую – поволокли!
Тяжёлый, гад…
Но на три шага оттащить удалось.
– Руки вяжи!
Вдвоём быстро как смогли перемотали скрещенные запястья – тоже крестом. Крест на крест. Кидонский знак…
– Кляп!
Зее всё помнила чётко.
Лимон рывком раздвинул челюсти пленника, и Зее воткнула в рот – поглубже, поглубже! – свёрнутую тряпку.
– Ноги.
Уже спокойнее связали лодыжки. И, наконец, пропустили отдельную верёвку между путами и почти притянули лодыжки к запястьям – хоть сейчас на картинку в «Спутник разведчика». Мешал только толстый живот.
– Не порвёт? – тревожно спросила Зее.
– Не знаю, – сказал Лимон. – Но верёвка уже всё.
– Вижу…
– Дину, что снаружи?
– Пока тихо.
– Зее, нож держи наготове…
Он ощупал огромное и почему-то очень горячее тело. Ещё один пистолет и ещё один нож, на этот раз вообще какой-то кривой жабокол размером чуть поменьше кавалерийской сабли. И ещё ножичек, складной… Всё? А, нет, запасной магазин – отлично.
Вот теперь можно и присмотреться – кто таков?
– Я его помню, – сказала Зее. – Он нас вчера сгружал. Кажется, его то ли Хряком звали, то ли Кабаном…
По лицу нельзя было сказать, сколько толстяку лет. И по рукам тоже. Пухлые, обветренные, грязные. Ну и ладно. Не интересно.
– Ну что? – сказал Лимон. – Третьего не ждём?
– А этого?
– Пусть пока валяется…
И тут Лимону показалось, что глаза толстяка моргнули. То есть чуть-чуть приоткрыл их и тут же зажмурил, но зажмурил крепче, чем было.
– Эй, Кабан, – сказал он и пнул толстяка в бок. – Очнулся?
