«Если», 2002 № 02 - Ллойд Биггл

Члены комиссии испустили дружный вздох.

— Возможно ли? — спросил Угайтиш. — Глава Службы безопасности Земли? Какие он преследовал цели, сначала способствуя заговору, а затем покончив с ним?

— Однажды он признался мне, — сказал Яма, который много лет ждал этого момента, — что у него есть шанс стать Контролером Солнечной системы.

— Досточтимые гранды, — заявила Хиан, — должна сообщить вам, что сперва и мне было трудно поверить такому обвинению. Но улики убедительны. Бумага, чернила и почерк доказывают, что эту записку написал Стеффене. Пытаясь оправдаться, Катманн утверждал, что это месть Стеффенса за перенесенные пытки. Однако протоколы самого Катманна о допросе Стеффенса содержат указание, что допрос велся «с исключительной мягкостью». Многозначительное противоречие.

Новый дружный вздох.

— Нам всем известно, что Катманн при многих его достоинствах был слишком уж усерден, слишком честолюбив. Я распорядилась, чтобы ко мне для допроса доставили ученого, который украл червобур. Но оказалось, он уже обезглавлен. Это выглядело весьма подозрительно. Не обеспечил ли Катманн таким способом его молчание? Все конструкторы червобура тоже мертвы. Мне удалось допросить только двух членов «Крукса», но это были просто дети, которые ничего не знали, поэтому, вероятно, и сохранили свои головы. В конце концов я вынуждена была отправить Катманна в Белую Палату. С иглами в спинном мозгу он признался во всем. Каждое утверждение Стеффенса в этой записке истинно. Катманн знал слишком много государственных тайн, и я приказала его обезглавить.

Она посмотрела на остальных, словно ожидая возражений. Яма чуть улыбнулся. Адмирал Хрка заметил, что этот субъект всегда вызывал его подозрения. И это были единственные отклики на суровый итог жизни Катманна.

— Есть ли еще что-нибудь? — спросила Хиан, готовясь закрыть совещание.

Ян ждал именно этой минуты, чтобы выйти из тени.

— Теперь, когда с «Круксом» покончено, досточтимые гранды, — сказал он вкрадчиво, — я рекомендую предать случившееся гласности и объявить Стеффенса героем. Герои, которых мы почитаем, жили очень давно: они почти мифические фигуры, а некоторые, вроде Желтого Императора, вообще заведомые легенды. Тут же мы имеем нашего современника, того, кто приобщает простого человека к славе и великолепию современного мира… Разумеется, — добавил он, — кое-какие аспекты жизни Стеффенса придется подредактировать. Но ведь то же можно сказать о любой исторической личности.

— Превосходно! — воскликнула Хиан. Она подняла миниатюрную кисть, которой унизанные кольцами пальцы придавали сходство с пауком из драгоценных камней, и объявила: — Стеффене будет похоронен со всеми почестями. Кто-нибудь поталантливей сочинит его биографию, а Ян ее заверит. Эпизоды из его жизни будут демонстрироваться всеми масшинами. Величественная гробница будет воздвигнута…

— Досточтимая Контролер Солнечной системы, — пробормотал Яма, — мы уже кремировали тело и развеяли прах.

— Да какая разница? Или вы полагаете, что Чингисхан покоится в том, что мы называем его саркофагом? А теперь бысетро, бысетро! Пошевеливайтесь. И помните, герои не рождаются, их создают.

Профессор Ян, довольно улыбаясь, вышел из зала заседаний вместе с Ямой.

— В определенном отношении, — заметил он, — наиболее увлекательная гипотеза сводится к тому, что мир, в котором мы живем, изначально был следствием заговора «Крукса» и его последствий. Согласитесь, досточтимый полковник, это же крайне интересно: время, так сказать, абсолютно относительно, а данный эпизод наличествует в прошлом с две тысячи девяносто первого года, и весь наш мир — долгосрочный результат события, которое, с нашей точки зрения, только-только произошло. Не так ли?

Яма, торопившийся привести в исполнение приказ Хиан, замедлил шаг и уставился на Яна.

— Что за чепуха! — проворчал он.

Пока Катманну не назначили преемника, Яма в дополнение к своим обязанностям возглавил и Землю Центральную. Весь остаток дня он занимался Стефом. Дал ход процессу мифологизации, а затем исполнил и более личный долг: сдержал данное Стефу обещание, распорядившись освободить Ананду и Айрис из Белой Палаты. Он не счел нужным с ними встретиться, а потому так никогда и не узнал, что за время их краткого пребывания под Дворцом Правосудия волосы у них приобрели цвет кафельных стен Палаты.

Усталый, помышляя только о том, чтобы отправиться домой, Яма думал о Хасико и детях, но тут ему на стол легла копия в две строчки, доставленая нарочным. Вот так он узнал, что женщина Лата, последняя активистка «Крукса» на Земле, была обнаружена в деревушке вблизи Каракорума. Она покончила с собой до прибытия полисии и темно-оборотников, оставив эти строчки.

Все кончено, — писала она, — я знаю это. Наш мир сохранился, словно оберегаемый каким-то богом. Но что это за бог, если он оберегает такой мир?

Яма вложил лист в одну из щелок своей масшины.

— Скопируй, подшей, уничтожь, — распорядился он.

В следующий День Великого Чингиса площадь Правительства Вселенной была запружена огромными толпами. Каждый флагшток украшали связки из девяти белых хвостов эрзац-яков в честь прославленного Объединителя Человечества. Однако гвоздем дня было не воздание чести Чингису (хотя президент Мобуту и сжег благовония на его могиле), но открытие мемориала Стефа.

Когда покров был снят, стоящие рядом Джун и Селена уставились на идеализированное изображение Стефа, устремленно шагающего вперед с взрывным пистолетом в одной руке и шаром, символизирующим мировой порядок, в другой.

Поскольку Джун плохо знала грамоту, Селена прочла вслух составленную Яном эпитафию: «Доблестью подобен Великому Хану, и Христу — самопожертвованием».

— А знаешь, Яна сделали грандом, — сообщила Джун. — Им требовался кто-то для очистки Университета от подрывных элементов, и он оказался в самый раз. Нам повезло иметь такого клиента.

Миллион, оставленный ей Стефом, она использовала не для покупки загородного домика и не на получение образования, но открыла на него собственный бордель, который назвала Домом Вневременной Любви. Управляла им умница Селена (обслуживая нескольких избранных клиентов, вроде теперь знаменитого, богатого и влиятельного Яна), и вскоре притон стал самым популярным из новейших Домов.

Селена улыбнулась своей подруге и хозяйке.

— Все-таки статуя очень неплоха. Конечно, Стеф никогда не шагал так решительно, а почти волочил ноги.

— А мне он больше нравится таким, каким был, — сказала Джун.