Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I - Дэн Абнетт

— Мне кажется, мы можем сказать, что сделали здесь все, что могли, и в интересах Легиона было бы лучше вернуть нас к боевым братьям, в состав флотилии. Особенно это касается брата Лютера, чьи воинские и дипломатические способности давно и хорошо известны. Повелитель, если вы решите вернуть на фронт хотя бы одного из нас, пусть это будет он.

Сцепленные за спиной руки Захариила непроизвольно сжались в кулаки. Он еще о многом хотел сказать, но чувствовал, что и так уже слишком долго испытывает судьбу. Он склонил голову перед линзами машины:

— Я надеюсь, получив мое прошение, вы увидите в нем логику. Все мы исполняем свой долг перед Императором, мой лорд, и просим лишь об одном: служить так, как было нам предначертано, разить врагов и возвращать утраченные миры человечества.

Несмотря на сильнейшее желание продолжать, Захариил торопливо отвесил еще один поклон и, быстро протянув руку, выключил самописец. В маленькой комнатке установилась тишина, нарушаемая лишь едва слышным гудением скриптора, переносящего послание в устройство памяти, да гулом голосов из соседнего операционного центра. Молодой библиарий, вздохнув, отвернулся от машины и окинул взглядом тесное помещение, заставленное блестящими серыми корпусами шкафов с ровными рядами магнитных сердечников. Здесь хранились записи о состоянии любых дел — от деталей тренировочного процесса до отчетов о производстве боеприпасов. Окно напротив стола выходило на Башню Ангелов и южный сектор обширной территории Легиона, где располагались склады оружия и тренировочные комплексы. Высокие шпили пронзали пелену вечернего смога, поблескивая красными и зелеными навигационными огнями. Захариил наблюдал за неутихающей жизнью военного лагеря и гадал, что стало с магистром Ремиилом.

Послышалось лязганье рычагов, и скриптор выбросил магнитный сердечник. Захариил осторожно вынул небольшой цилиндр из гнезда и уложил его в медный футляр, украшенный символами Легиона. Сверившись с внутренним хронометром, он понял, что как раз успевает застать отряд на посадочной площадке. Захариил по вокс-связи вызвал транспорт, набросил на голову капюшон стихаря и направился к лифту, расположенному в дальнем углу операционного центра. По мере спуска вглубь огромной горы его не покидало ощущение надвигающегося несчастья.

Захариил не мог сказать, почему в последнее время он особенно остро ощущает груз прошлых лет. Большая часть прошедшего полувека пролетела почти незаметно в круговороте тяжелой работы, бесконечных повторений тренировочных циклов, схем обучения и решения производственных вопросов. Лютер сразу понял, что недостаточно просто ускорить выпуск новобранцев; выполнение отданного примархом приказа требовало создания разветвленных структур, затрагивающих всю планету. Это была огромная работа, и поначалу Захариил убеждал себя, что должен гордиться полученным заданием.

Лютер вникал во все аспекты управления планетой — от отчисления имперской десятины до создания индустриальных и городских комплексов, и Захариил повсюду следовал за ним. Лютер все больше и больше доверял своему помощнику, предоставляя ему каждый день принимать решения, от которых зависели судьбы десятков миллионов людей. В первое время груз ответственности его пугал. Но он призвал всю свою смелость и справился, твердо решив реабилитировать себя в глазах примарха.

На месте сильно сократившихся лесов Калибана поднялись шахтные и перерабатывающие комплексы, а вслед за ними и заводы-гиганты. Население планеты заметно увеличилось, и на равнинах, словно рукотворные горы, выросли новые города. Цивилизация проникла во все уголки мира, а когда Лютер сократил срок обучения с восьми лет до двух, ряды Легиона стали быстро пополняться. Тем временем вести об успехах Джонсона и его Темных Ангелов, марширующих от одной победы к другой, наполняли сердца братьев гордостью. Грузовые корабли из сотен отдаленных миров привозили в Альдурук почетные награды и военные трофеи, подтверждая доблесть примарха и боевых орденов Легиона. Члены тренировочного отряда восхищались каждой мелочью, присланной братьями, а потом начинали хвастливо разглагольствовать, как они превзойдут своих товарищей, когда Джонсон снова призовет их на поля сражений.

Но миновали годы и десятилетия, а вызова все не было. Джонсон больше ни разу не появлялся на Калибане; два его запланированных визита были в последний момент отменены из-за новых приказов Императора и неожиданных осложнений обстановки. С каждым проходящим годом обещание, данное Лютером во дворе замка, становилось все более и более призрачным, но ни один из воинов не винил его в этом. Более того, их преданность Лютеру за время ссылки только выросла. Он разделял с ними тяжелую ношу и радовался общим успехам, вдохновляя своим примером, сердечностью и безграничным обаянием. Никто бы в этом не признался, но Захариил видел, что многие из братьев больше преданы Лютеру, чем своему далекому примарху, и это обстоятельство с течением времени тревожило его все сильнее и сильнее.

И только в редкие моменты, путешествуя по Калибану с инспекторскими проверками или работая бок о бок с Лютером в течение многих часов, он видел смятение в глазах великого человека.

В последнее время новости приходили на Калибан с большим опозданием, поскольку флотилии Великого Крестового Похода уходили все дальше и дальше вглубь Галактики. И грузовые корабли с военной добычей тоже стали редкостью на поверхности Калибана. Лишь недавно они узнали, что Император назначил Хоруса Луперкаля Воителем и, оставив на него Великий Крестовый Поход, удалился на Терру. Поначалу Лютер решил утаить это известие, но тщетно. Спустя некоторое время все боевые братья только об этом и говорили, строя предположения о том, что это может означать для их отряда.

Никого из них нельзя было назвать глупцом. Они понимали, что Великий Крестовый Поход вступает в финальную стадию и последний шанс покрыть себя славой ускользает от них навсегда.

Прошло несколько томительных минут, и лифт доставил Захариила к основанию горы, в обширный ангар, где базировался транспорт Легиона. Здесь технодесантники и сервиторы при свете шипящих и искрящих плазменных факелов ремонтировали сильно поврежденные «Рино» и «Хищники», присланные на Калибан с полей сражений. Не успел Захариил выйти из кабины лифта, как четырехколесный транспорт плавно выехал со стоянки и остановился перед библиарием. Захариил забрался в открытый пассажирский отсек, достаточно просторный, чтобы вместить двух Астартес в полном боевом снаряжении.

— Сектор сорок семь, сборный пункт пятого ордена, — приказал он водителю-сервитору.

Транспорт мгновенно тронулся и, набирая скорость, покатился к транзитному туннелю.

Захариил рассеянно смотрел на проносившиеся мимо ряды штабных машин, танков и бронетранспортеров и вертел в пальцах цилиндр с магнитным сердечником. Он никак не мог сосредоточиться, и даже медитативные приемы Израфаила не могли прогнать недобрые предчувствия. Как будто где-то глубоко в его коже сидела постоянно напоминавшая о своем присутствии заноза, которую никак не удавалось извлечь.

Он и сам не мог объяснить, почему Лютеру так необходимо было вернуться к Джонсону. Все они стойко переносили эту ссылку, отдавая все свои силы исполнению долга, как и подобает Астартес, и Лютер старался больше остальных. Захариил, безусловно, знал причину его усердия. Заместитель командира Легиона старался искупить свой давний проступок на борту «Непобедимого разума». Лютер обнаружил бомбу, тайно доставленную делегацией сарошанцев на боевую баржу Астартес, и ничего не предпринял. На несколько мгновений он позволил своей ревности к успехам Эль’Джонсона взять верх над добрыми чувствами, но в последний момент одумался и сделал все, чтобы исправить положение. Вместе с Захариилом он едва не погиб, обезвреживая заряд, однако Лев каким-то образом догадался о его промедлении и сослал на Калибан. Теперь Лютер изо всех сил старался загладить свою вину, но его усердие оставалось без внимания.

А что еще он мог поделать? Даже если он и хотел бы пойти против воли Джонсона, что он мог бы предпринять? Требовать справедливого расследования и возвращения на флотилию? Но для этого необходимо было, в нарушение прямого приказа примарха, покинуть Калибан и добраться до Легиона, а это уже могли расценить как открытый мятеж. Лютер никогда бы на такое не решился. Это немыслимо.

Но если Джонсон все оставит как прежде, если позволит верным воинам и дальше сидеть на Калибане, когда Великий Крестовый Поход близится к завершению, их братской дружбе будет нанесена незаживающая рана. Такие раны со временем способны воспаляться и распространяться на все тело. Захариил видел подобные случаи на Калибане.

Машина вышла из туннеля под лучи послеполуденного солнца, и Захариил непроизвольно потер лоб ладонью. Он не мог допустить мысли о расколе в Легионе, но ощущение грозящей беды никак не проходило.