Том 7. Натаска Ромки. Глаза земли - Михаил Пришвин

У меня защемило в сердце от этого лица, и очень захотелось посмотреть вблизи, как это могло сложиться в лесу. На снегу был туда след человеческий, и мне показалось странным, зачем это среди зимы вздумалось кому-то лезть в чащу леса. След был двойной: человек вошел, поглядел и вышел обратно. Скоро, как это бывает, волнующая форма лица в лесу исчезла, и я понял все.

Было срезано огромное дерево, ствол его, очищенный от сучьев, лежал на земле и был занесен снегом. А верхушка огромной ели держалась па сучьях, и срез ее своей формой лица человеческого приманил меня к себе, и я с таким же чувством печали, как смотрело из леса лицо, теперь смотрел на поваленное дерево.

След человека теперь мне был понятен. Человек еще с осени срезал потихоньку это дерево и ждал санного пути, чтобы ночью тайно увезти его. Теперь он приходил проверять, все ли в порядке, лежит ли на месте его дерево. Поглядел и ушел, – это по следу каждый поймет. Но ведь я-то, я-то! Ведь я тоже оставил след на снегу.

И вновь меня охватила печаль, и не оттого, что дерево погублено, а что чудесный, привлекший меня к себе лик человеческий исчез и что мой след к нему на снегу никто никогда не поймет.

Горбатый лес

Трудно сказать, кто больше виноват в том, что лес вышел горбатый, ветер или поток.

Весной вниз к реке между холмами мчался поток, и он мог погнуть вперед березки, пустившие в землю цепкие корни. А летом, когда между холмами на месте потока выросли цветы, ветер, всегда продувающий лощиной, пригнул молодые березы вперед.

Трудно сказать – кто, ветер или поток, это сделал, но только сами светолюбивые березы, в стремлении своем к свету, оказались сильнее воды и ветра, в конце концов они справились со стремящими силами, и – пусть горбатые! поднялись высоко вверх.

Путь в облака

Когда сам стоишь у подножья холма, и наверху дерево, и сам смотришь, запрокинув голову, на то дерево, то кажется, это все оно от низу и до облаков, все одно высокое дерево.

И кажется, так это просто залезть с сучка на сучок выше, и так добраться до верхушки, стать одной ногой на макушку, другой на облако.

Двойные деревья

Есть во всех лесах огромные двойные деревья, похожие на то, будто злой дух, сброшенный с неба, упал и по самую развилку ног ушел в землю. Торчат эти ноги из огромного живота и растут, и растут все выше, выше поднимаются, чтобы там, наверху, за что-нибудь зацепиться и вытащить всего себя из земли.

Я спрашивал лесничего, отчего это бывает, и так часто всюду видишь такие деревья двойные. Бывает, выйдет из земли одно дерево, поднимется всего на какой-нибудь аршин, и сосна делается канделябром с двумя свечками, одна возле другой идут с тонким просветом.

А бывает, вспомнишь семейную жизнь, и кажется, будто это любящие муж и жена или две сестры. Вспомнишь знакомых и подумаешь, как, однако, много любящих людей на свете, и почему это любители драм столько примеров приводят со своей стороны, а мы знаем сколько хороших примеров и все молчим, как будто есть какой-то запрет на хорошее.

Старое дерево

В лесу среднего возраста там и тут сохранились гнездами сосны-великаны лет по триста. Вокруг каждого старика в лесу тесные группы деревьев всех возрастов.

То дорогое в моей старости, что я называю «мыслью», содержит в себе в скрытом виде то же самое, что окружает в лесу каждое старое дерево.

Три березы

Три большие березы в самом низу срослись между собой и так втроем прожили большую жизнь. Теперь одна из этих старых берез, самая близкая к опушке, отяжелела, стала клониться к земле, к полю, и упала бы, но огромным суком, как рукой, уперлась в поле и удержалась.

Вот под этой аркой зимой проходят зайцы, и на снегу – многое ледица…

Мы не знали, что эта береза сухая, даже когда соседние деревья начали чуть-чуть зеленеть. Но раз утром, когда солнце было позади нас на востоке, мы услышали шум пропеллера, и тень самолета, как тень от облака, перебежала по всему зеленеющему парку.

Тогда представилось, будто одно дерево, одна большая береза не вышла из тени, тень обожгла ее. Тут-то только мы поняли, что береза была сухая.

Старая береза

У деревьев смена поколений вся на стволе написана. Вон старая береза: внизу кора вся как плугом пропахана, разворочена, черная, берестинки белые разъехались друг от друга, и все черное и белое цвело бледно-зелеными лишаями. Дальше все чище, и наверху – чистенькая белая кора, как лицо человеческое.

Прекрасное мгновение

Все кустики одеваются, все ветки распускаются, а между ними там и тут елочки по-прежнему стоят на своем. Тут бывает разговор между ними, и нам легко его понять.

Листики молодые, показываясь, хотят нам сказать, что они все лучшее свое собрали в эти минуты и дела им нет до того, что станет потом: ведь оно станет, а им дорого мгновение, и оно больше стоящего бессмертия.

А елочки, не возражая прекрасному мгновению, скромно прячась и даже обновляясь по-своему, стоят на своем, утверждая необходимость мысли о вечности.

Белолапки

Молодые елочки маленькие дают прирост лапками светло-зелеными, в сравнении с основной темной зеленью ели почти белыми.

На эти белые лапки у совсем крошечных елок смешно смотреть, так же, как на лапищи маленьких щенят.

Ель, как дама в концертном платье до самой земли, а вокруг молоденькие елочки-голоножки.

Местами мелкие елочки-белолапки только выглянули, не выше земляники стоят, местами стоят в рост человека, а есть такие отдельные, что острием вершины своей пробивают осиновый материнский полог.

Нижняя огромная еловая ветвь в поисках света кругом обогнула ствол березы и, выглянув на ту сторону, нашла там маленькую ель-белолапку и накрыла ее от морозов и солнечных ожогов: она искала свет для себя, а вышло на пользу маленькой дочки.

Никто так не радуется, когда лес одевается, никто не жаждет так тени, как молодые тесно растущие щеткой елочки под березами.

Елка молодая пользуется каждой возможностью, чтобы укрыться в тени от мороза и горячих лучей солнца. Любая порода– береза, осина, сосна – лишь бы тень. Маленькая елочка не побрезгует даже кустом можжевельника и притрется к нему.

Как распускаются разные деревья

Листики липы выходят сморщенные и висят, а над ними розовыми рожками торчат заключавшие их створки почек.

Дуб сурово развертывается, утверждая свой лист, пусть маленький, но и в самом младенчестве своем какой-то дубовый.

Осинка начинается не в зеленой краске, а в коричневой, и в самом младенчестве своем монетками, и качается.

Клен распускается желтый, ладонки листа сжатые, смущенно и крупно висят подарками.

Сосны открывают будущее тесно сжатыми смолисто-желтыми пальчиками. Когда пальчики разожмутся и вытянутся вверх, то станут совершенно как свечи.

Внизу на земле вся лиственная мелочь показывает, что и у нее такие же почки, как у больших, и в красоте своей они внизу ничуть не хуже, чем там, наверху, и что вся разница для них во времени: придет мое время – и я поднимусь.

Когда дерево распускается в лесу, тут-то и бывает видно все, как ему живется и что ему надо: там лист покраснел в затенении, там к веточке наверху сок не дошел, и она стоит голая…

Еловый бобрик

Ореховый куст внизу был окружен бобриком из маленьких елок, а над кустом стояла сосна.

До того хорош бобрик частых еловых самосевов, что хочется его погладить ладонью, и даже в голову тут не приходит, что в этом столь мирном сожительстве родных елочек происходит война с изреживанием: процент изреживания в этой мирной жизни елочек во много раз больше, чем на войне у людей.

Старый пень

Это уже совсем близко к концу, когда на старом пне вырос кустик черники, и скорее всего это значит, что уже и не пень это, а муравейник, имеющий обличие пня.

Победа

В лесу вода из одной приствольной чаши перебегает в другую, весной даже открыто. Так, складываясь, ручейки на опушке натекли в одну круглую яму, и два молодые дерева увидели себя в зеркале.

Росли они тесно рядом, и березка заметно уступала сосне: весь ствол ее, обнятый сосновыми сучьями, был голый. И видно было, что с приближением сосны березу подгоняло вверх, как и у людей бывает: кому не хочется драться, место свое уступит, а сам станет выше.

Уступив место сосне, береза погнала себя вверх и там на воле раскинулась над сосной во все стороны. Так она победила сосну.

Угрюмое дерево

В золотистых оранжевых сорочках рождаются новые веточки елки, и когда они выходят, сороки летят и цепляются за невидимые паутинки, и тревожат напрасно всех лесных пауков.

Новорожденные ветки, светло-зеленые на темной старой зелени, частые, изменяли весь вид угрюмого дерева.