История руссов. Варяги и русская государственность - Сергей Парамонов

Подлинна ли «Влесова книга»?

Когда открывают какой-нибудь новый исторический источник, всегда появляется вопрос: не подделка ли он? В прошлом подделки встречались. Поэтому сомнение является неотъемлемой частью каждого научного исследования. Вспомним хотя бы знаменитую Краледворскую рукопись, подделанную Ганкой[158].

Естественно поставить тот же вопрос и в отношении «Влесовой книги». Рассмотрим все возможности. Подделывателем мог быть либо Изенбек, либо в его руки уже попала подделка. Всякая подделка может иметь следующие основания: 1) либо подделыватель ищет денег, 2) либо он ищет славы, 3) либо, наконец, всё это шутка, чтобы над кем-то посмеяться.

Из того, что мы знаем, видно, что Изенбек не пытался никому продавать дощечек, — значит, соображения материального порядка отпадают. Не искал Изенбек со своими дощечками и славы, наоборот, мы только можем упрекнуть его, что он держал их почти в тайне и так мало способствовал тому, чтобы ученые заинтересовались этими дошечками. Кроме того, ни археологом, ни собирателем древностей он не был. Вообще, о дощечках узнали только через 13 лет после его смерти: отпадает и второе предположение.

Наконец, дощечки не могли быть предметом шутки, — на изготовление их потрачено уйма труда, совершенно несоответствующая шутке. Если мы прибавим к этому, что Изенбек не знал хорошо славянских языков, что дощечки от старости были испорчены частично шашелем, что ни над кем Изенбек не подшутил, — становится понятным, что о подделке Изенбеком дощечек не могло быть и речи.

Но, может быть, они попали в библиотеку настоящих владельцев, будучи подделкой? Такая подделка могла попасть в библиотеку только путем покупки. Значит, какой-то из владельцев был заинтересован и купил подделку, а если так, то не мог не показать другим и до 1919 года дощечки укрыться от всеобщего сведения не могли. Если владельцы знали об их существовании, то дощечки не могли находиться под спудом столько лет. Остается одно вероятное предположение: дощечки переходили из поколения в поколение, будучи погребены в недрах библиотеки-архива, — ими никто не заинтересовался.

Самыми основательными доводами в пользу подлинности дощечек являются, однако, они сами и письмена их. Как известно, всякая подделка имеет своей основной чертой «подделаться» под что-то уже известное, уподобиться ему. Подделыватель употребляет все свои знания и силы, чтобы его произведение было похожим на что-то. В дощечках Изенбека всё оригинально.

1) Хотя мы знаем, что в древности писали на дощечках, — это первые дощечки, которые стали известными; надо было изобрести технику письма на дереве, которая никому фактически не известна в подробностях; каждый фальсификатор, идя по этому пути, понимал, что он может попасться моментально, ибо не было уверенности, что его способ писания на дереве настоящий и что эксперты не обнаружат его подделки немедленно[159].

2) Алфавит, употребленный автором «Влесовой книги», совершенно своеобразный, хотя в основном и очень похожий на кириллицу; ни один известный исторический источник не написан на этом алфавите, — опять-таки факт, чрезвычайно опасный для подделывателя: коль скоро появилось подозрение, могли найти легко и другие его промахи.

3) Язык книги совершенно своеобразный, неповторимый, объединяющий в себе наряду с архаизмами и новые языковые формы; значит, и здесь подделывателю грозила опасность попасться немедленно.

4) Количество поддельного материала огромно — тратить такую уйму труда подделывателю не имело никакого смысла, было бы достаточно и десятой его доли.

5) Некоторые детали текста указывают на то, что автор «Влесовой книги» дает версию, отличную от общепринятой, значит, и здесь автор книги идет не по линии «подделывания», — он совершенно оригинален.

6) Имеются детали, которые могут быть подтверждены только малоизвестными древними источниками, следовательно, фальсификатор должен был иметь тончайшее знание древней истории; при таких знаниях легче было быть известным исследователем, чем неизвестным фальсификатором.

Таким образом, подводя итоги, мы должны принять, что «Влесова книга» подлинна.

Значение «Влесовой книги» для истории

Строго говоря, значение «Влесовой книги», именно прямое ее значение, для истории не очень велико: хронологических указаний немного, немного упоминаний и об исторических личностях, народах и городах, большая часть — легенды, воззвания к благочестию, религиозные рассуждения и т. д.

Однако значение «Влесовой книги» не должно быть и преуменьшено. Ее скудные точные указания ценны не только сами по себе, но и тем, что позволяют связать воедино данные других исторических источников и воссоздать более полную историческую картину.

Пример пояснит нам, в чем дело: у Константина Багрянородного есть указание о «воеводе Лебеди» (так дословно и сказано по-гречески) и государстве его Лебедии, которое существовало в Причерноморье у венгров, которых Багрянородный всегда называет «турками».

Одно слово «воевода» и одно слово «Лебедь», взятые отдельно, многого не значат, но сочетание «воевода Лебедь» ясно говорит о славянстве данного лица. Так как речь идет о государстве в Причерноморье (северном), то вероятность того, что речь идет о славянском государстве, очень велика, хотя Багрянородный и считает, что воевода Лебедь в своей Лебедии был вождем турок, т. е. венгров. В состав его Лебедии могли входить и прилежащие славянские племена и т. д.

Из «Влесовой книги» мы узнаем, что у киевского князя Кия был сын Лебедян, и, естественно, возникает предположение, не является ли Лебедь и Лебедян одним и тем же лицом или близким ему, например, Лебедян может быть сыном Лебедя.

Сопоставляя данные Багрянородного и «Влесовой книги», мы могли бы обо многом умозаключить, а также более точно установить не только эпоху Кия, Лебедя, но и эпоху предшествующих и последующих князей. Мы приводим эти факты только как образец возможного использования «Влесовой книги».

Даже легенды «Влесовой книги» могут быть полезными, ибо ядро их могло иметь историческое значение: легенда, возможно, неточно передает время, место, лиц, обстоятельства, связанные с миграцией какого-то славянского племени к Днепру «с горы Карпенстей», т. е. с Карпат, но самый факт миграции, вполне возможно, является действительным событием, отголоски которого ввиде намеков могут быть найдены и в других исторических источниках. Наконец, данные археологии могут оказать весьма существенную поддержку той или иной легенде. Будущие исследования покажут, в какой степени «Влесова книга» поможет в разрешении некоторых задач истории.

Значение «Влесовой книги» для истории культуры Древней Руси

Значение «Влесовой книги» для истории культуры Древней Руси огромно. Прежде всего, мы должны принять, что письменность у восточных славян существовала задолго до создания кириллицы. Более того: сама кириллица является не изобретением Кирилла, а только усовершенствованием системы, существовавшей до Кирилла.

В VIII главе жития святого Кирилла рассказывается, что во время путешествия в Хазарию (около 860 года, т. е. еще до поездки в Моравию) Кирилл со своими спутниками пробыл некоторое время в Крыму. В Херсонесе (Корсуне древних руссов) он нашел человека, у которого было Евангелие и Псалтирь, написанные «русьскыми письмены».

Зная славянский язык (македонское наречие), Кирилл через несколько дней научился читать и переводить написанное, чем изумил окружающих. Между тем изумляться было нечего: «русские письмена» в основном были только вариантами греческих.

В 863 году, когда Кирилл в Моравии стал перед задачей дать моравам письменность, и прежде всего религиозную, он взял в основу эти «русские письмена», добавил к ним несколько греческих (вроде фиты и ижицы), упорядочил алфавит, создав для каждого славянского звука особую букву, и таким образом создал некий канон славянской письменности.

Что это было так, видно не только из анализа кириллицы и «влесовицы», но и подтверждается прямым историческим указанием: в одной из рукописей XV века прямо говорится: «а грамота русская явися, богом дана, в Корсуне русину, от нея же научися философ Константин», т. е. святой Кирилл.

Конечно, «русьскые письмены» не были изобретением того русина, которого Кирилл встретил в Корсуне, были они в употреблении и гораздо раньше. Болгарский писатель X века черноризец Храбр писал: «Прежде убо словени не имеху книг, но чрътами и резами чьтяху и гадааху, погани суще», т. е. еще до крещения славян, когда они были «погани», они уже употребляли письменные знаки для чтения и счета.

«Крестившежеся римъсками и гръчьскыми письмены нуждаахуся словѣнскы речь без устроениа», продолжает тот же автор, т. е. с момента же крещения славяне стали употреблять для письма греческие и латинские буквы, но «без устроения», т. е. установленных правил.