Золотая братина: В замкнутом круге - Игорь Минутко

Это было чудо вдвойне, потому что как раз в это время в Германии пробил «час икс» и до «хрустальной ночи» 1938 года, до всегерманского погрома богатых евреев, разграбления ювелирного магазина «Арон Нейгольберг и Ко», оставались считанные дни. Забродиным и его сотрудниками был разработан план представления ведомству Геринга информации о второй, главной половине сервиза «Золотая братина», находящейся у Нейгольберга. Проведение операции было поручено не Третьему, а другому резиденту и его людям – еще с 1918 года товарищ Фарзус вызывал у Забродина смутные подозрения, он чувствовал: какую-то двойную игру ведет этот человек с ускользающим взглядом. Подозрения возросли в 1922 году в Осло и Берлине. Но несколько проверок в следующие годы ничего не дали – Иоганн Вайтер работал безукоризненно.

И только в 1944-м, когда Мартин Сарканис в Вайбере получил прямой канал связи с Центром, подозрения Глеба Кузьмича Забродина подтвердились: Фарзус скрыл, что комендантом в замке работает Никита Толмачев.

В гостиной было жарко. В камине дотлевали угли.

– Теперь вот что, Никита… – Бригаденфюрер Иоганн Вайтер налил в рюмку коньяк, поднял ее, посмотрел на свет. – Вот что, русская свинья. Неужели тебе никогда не приходил в голову такой вопрос: «Что это я так быстро двигаюсь вверх по ступеням лестницы военной карьеры?»

Толмачев молчал – ему было худо: он перестал соображать, мозг отказывался осмысливать происходящее.

– А я объясню. Кто тебя надоумил попытать счастья на армейском поприще?

– Вильгельм Граузе… – прохрипел Никита.

– Верно, Вильгельм, – усмехнулся товарищ Фарзус. – А за ним стоял я. Я тебя и вел по всем этим ступенькам.

– Зачем?

– А ты, Никита Никитович, мне нужен.

– Да с каких пор вы меня знаете?! – в отчаянии воскликнул Тол мач ев.

– С тех самых, как в магазин «Арон Нейгольберг и Ко» вошел лжеграф Оболин. Вернее, с первых публикаций в газетах о «сделке века». Потом ты исчезал, приходилось искать. А знаешь, Никита, как я тебя обнаружил в Штутгарте?

Толмачев подавленно молчал.

– Проще простого. Проще пареной репы, как говорят русские. Ведь ты человек экономный, несмотря на все твои миллионы. Кстати, в каком банке ты их держишь?

Толмачев молчал.

– Понимаю, что не в Германии. Ладно, это я к слову. Итак, тебе предстояло продать старушку-машину. Хотя я бы для безопасности просто свез ее на свалку. Ты в Одессе никогда не бывал? Там о таких, как ты, говорят: «Жадность фраера сгубила».

«Да кто он такой? – с дремучей тоской думал Никита. – Резидент из Чека?… Нет, не похоже».

– Так вот, – продолжал бригаденфюрер Вайтер. – Изучив твой характер, я предположил: сам так называемый Отто Штойм искать покупателя не будет – засветиться недолго. Да и опыт нужен. Потом… Кто старую машину купит? Или в ремонтных мастерских – чтобы разобрать и пустить в дело, или коллекционер – что гораздо выгоднее. Вот и пошли мы по этому следу. И очень скоро обнаружили твою живописную развалину у фанатика-коллекционера. Сейчас забыл его фамилию. Естественно, тут же вопрос: у кого приобрели? Он все и выложил: «Игнат Федорович Фомин, русский эмигрант…» Фамилию, имя, отчество по давности лет не перепутал? Он адресок предоставил: Штутгарт, таксомоторный парк на Гайд-штрассе, восемь. А дальше, Никита Никитович, как понимаешь, ты у нас на крючке.

– У кого – у нас?

– У германской контрразведки.

– Да зачем я вам нужен? – в полном отчаянии выкрикнул Никита Никитович Толмачев.

– Вот! Пора перейти к основной теме нашей затянувшейся дружеской беседы. – Иоганн Вайтер сделал глоток коньяка. – Ты, обер-лейтенант, неотделим от «Золотой братины». И раньше. И сейчас. Она – твоя судьба, верно? Особенно в данный исторический момент. Кстати, когда с моей помощью ты узнал, что сервиз по приказу рейхсканцлера из спецхрана будет переправлен сюда, как только залы Вайбера будут готовы для размещения коллекций, ты тут же начал искать возможность проникновения в замок. И сразу одна за другой двери перед тобой открылись – только успевай документы оформлять. Неужели такая легкость тебя нисколько не смущала?

«Действительно, не смущала, – согласился мысленно Толмачев. – Ослеп от удачи».

– Ладно, я все отвлекаюсь. Ты, Никита, нужен мне для «Золотой братины». Подумай, где бы я мог найти на эти годы сторожа для сервиза лучшего, чем ты? А каков наш жирный боров? – Вайтер коротко хохотнул. – Кретин. Все они кретины… Уже в сорок первом, когда провалился блицкриг и мы были отброшены от Москвы, все стало ясно. А рейхсканцлер? Стал строить этот бункер, чтобы от прочих вождей партии спрятать сокровища, вывезенные из России. Хотя ищейки Гитлера все равно пронюхали, и рейхсканцлеру пришлось менять тактику. Впрочем, все здесь, кроме «Золотой братины», дерьмо. Жирный боров это понимает. Завтрашняя операция для членов правительства, для самого Адольфа – укрытие в бункере сокровищ Вайбера до лучших времен. И только «Братина» должна отправиться по некоему адресу, если у меня точная информация… Естественно, Никита, об этом не знают в Берлине на самом верху. Так вот, адрес этот… Словом, Центральная Швейцария.

– Никогда… – прошептал Толмачев.

– Правильно. Никогда! – Бригаденфюрер Иоганн Вайтер поднялся со стула, подошел к Никите, положил ему сильные руки на плечи и, глядя прямо в глаза, произнес: – «Золотая братина» принадлежит нам с тобой. Поровну. Сиди, сиди спокойно, не дергайся. Возьмем половину, а там, глядишь… Тебе известно, где в России находится вторая половина сервиза?

– Нет… – еле разлепил губы Никита Никитович.

– В подвалах Эрмитажа. И ты не думай, что туда доступа нет. Давай здесь справимся, а там подумаем вместе. Война к концу идет, и Россия, как говорится, не за горами. Что молчишь, Никита?

«Фарзус Николай Александрович, он же Иоганн Вайтер, Третий, Зет, Вильям Точер, год рождения 1885-й. Место рождения – Одесса. Родители: отец – грек русского происхождения, купец второй гильдии Александр Николаевич Фарзус; мать, урожденная Мария Гарбург, – немка русского происхождения, мещанка. Образование высшее – в 1906 году окончил Малороссийский университет в Одессе, экономический факультет. Некоторое время работал инженером в Одесском порту. В 1909 году порвал с родителями, вступил в партию эсеров, был руководителем группы экспроприаторов, участвовал в нескольких ограблениях банков. Обвинялся в убийстве двух инкассаторов, скрывался, был объявлен во всероссийский розыск. В 1912 году оказался в Лондоне, учился в Кембридже; очевидно, тогда был завербован английской разведкой.

Полиглот: в совершенстве владеет русским, украинским, греческим, немецким, английским, французским языками; попав в незнакомую языковую среду, языком овладевает в течение нескольких недель.

В 1917 году, после Февральской революции, вернулся в Одессу, стал главарем банды „Валет“, обвинялся в нескольких убийствах с особой жестокостью».

Любил захаживать Колай (такая у него была кличка в ту пору) в одесскую пивную «Гамбринус» на Дерибасовской. Появлялся он там чаще всего в одиночестве, чтобы за кружкой пива обмозговать очередное дельце. Был у него свой столик, как у почетного гостя. Сидит «у себя» Колай, думу думает, никто к столику и подойти не смеет. И вот однажды, в спокойный январский вечер 1916 года, сидит Колай и размышляет: «Пора магазинчик ювелира нашего, Миши Вайдерна, брать. Золотишка там и прочего – изрядно. Но как? Магазинчик-то рядом с полицейским участком… Квартира у Миши над магазинчиком, из дома, курва жидовская, не выходит – в ногах слоновая болезнь. Как его за бороду взять?» И в самый разгар этих нелегких размышлений вдруг зал притих, только шепоток изумленный: направляется прямехонько к Колаю престранный господин, никто и не заметил, как он тут объявился. Высокий смуглый красавец в длинном черном пальто и черном котелке. На плечи густые черные волосы спадают, в левом глазу монокль, в правой руке трость, черным лаком покрытая, с золотым набалдашником. Подходит не спеша, представьте себе, к главарю банды «Валет» и говорит тихим бархатным голосом:

– Разрешите, Николай Александрович, присесть рядом с вами.

От изумления (каков наглец!) Колай дар речи потерял, а пивной зал совсем затих. А самозванец уже на свободном стуле расположился. И одним пальцем – а рука-то в белой перчатке! – полового поманил. Тот с перепугу вмиг подлетел:

– Чего изволите-с?…

В этот момент Колай, глубоко вздохнув, стал медленно подниматься. Незнакомец усмехнулся:

– Спокойно, спокойно, Николай Александрович. Ведь я к вам с полным расположением. А то ведь в один момент могу вашу личность об стенку разбить до полной неузнаваемости. Примерно таким образом…

Черный господин едва тронул тростью стул, стоявший возле личного столика Колая, и стул легко поднялся в воздух, повисел немного, покачиваясь, и вдруг стремительно полетел к каменной стенке, грохнулся об нее и разлетелся в щепки. Посетители пивного зала исторгли общий возглас изумления и замерли: что же будет дальше?