Первобытный менталитет - Люсьен Леви-Брюль

Оружие, применяемое на войне, изготавливается со всем тщанием, на которое только способны туземцы: оно зачастую говорит об их большой изобретательности, делающей его грозным и смертоносным. Однако действенность оружия заключена не только — и не столько — в его видимых и материальных качествах. Она зависит главным образом от мистической силы, которую ему сообщили «снадобья» или магические действия. Поэтому оружие воина сакрально. Часто никто, кроме него самого, не осмеливается до него дотрагиваться. В мирное время его окружают тысячью предосторожностей, чтобы сконцентрировать и поддержать в нем магическое влияние, которое принесет ему победу.

Так, в Новой Померании на полуострове Газель «когда-то все дубинки хранили в доме малира: это была хижина, специально сооруженная, чтобы хранить в ней «снадобья» и все, что связано с ними. Во время войны эти дубинки доставали оттуда, предварительно произнеся над ними, там же, в хижине, обычные магические формулы. До этого еще их натирали малира (это лист дерева, наделенный магическими свойствами) или прикрепляли [листья] к каждой из них… Каждый вид дубинки имел свой особый малира… Все эти магические операции имели целью сделать дубинки смертоносными, чтобы с одного удара повергнуть человека наземь. Утверждали, что эти операции, как и сами дубинки, были принесены издалека»[62].

Совсем неподалеку отсюда, в Буине на острове Бугенвиль, применяют аналогичные способы. «Для того чтобы копья попадали в цель без промаха, их освящают — особенно во время определенного танца в честь мертвых, — втыкая в землю; при этом их острие ломается. Их можно также освятить, бросая, как в цель, в труп человека, умершего насильственной смертью (например, убитого по случаю сооружения дома вождя). Затем попавшие в цель копья собирают, снова заостряют и прикрепляют к ним острые зубы животных»[63]. Итак, туземцы не довольствуются лишь тем, что подвергают свое оружие магической обработке: они еще хотят отметить те копья, на которых проявился желаемый результат, и пользуются они только такими копьями. Прежде чем их употребят в дело, они должны подвергнуться испытанию. То же самое и мы делаем с нашими пушками. Однако у меланезийцев и испытание, и сама эффективность проверяемого оружия носят мистический характер.

Кодрингтон хорошо объяснил, что их стрелы отравлены, однако не в том смысле, в каком об этом говорят европейцы. «То, чего меланезийцы хотят и чего они добиваются — по крайней мере, они в этом убеждены — это такой стрелы, которая, для того чтобы ранить, будет обладать сверхъестественной силой (мана), причем одновременно и благодаря материалу, из которого она сделана, и свойствам, которые добавляют к этому чары и магические приготовления. Наконечник сделан из человеческой кости и, следовательно, обладает мана. К стреле он прикреплен могущественными «снадобьями», а это — другая мана; наконечник обмазан теплым и жгучим веществом (потому что хотят, чтобы рана горела), приготовленным и использованным вместе со «снадобьями»: таковы стрелы, которые мы, но не они, называем отравленными. Когда стрела ранила врага, то для того, чтобы усилить и продлить ее смертоносное воздействие, применяют ту же магию, которая служила для придания оружию сверхъестественной силы…» Чтобы нейтрализовать это действие, родственники раненого, «если стрела или часть стрелы была сохранена или извлечена из раны, помещают ее в сырое место или обертывают свежими листьями; тогда воспаление не будет сильным и скоро пройдет… Со своей стороны, пустивший эту стрелу человек и его друзья станут пить теплые и жгучие жидкости, жевать листья, сок которых возбуждает, жечь едкие и горькие травы, чтобы повалил жгучий дым…, они положат около огня лук, чтобы сделать жгучей нанесенную им рану, или же, как на острове Лепрё, лук положат в пещеру, часто посещаемую привидением; держа лук за натянутую тетиву, станут время от времени подергивать ее, чтобы вызвать у больного напряжение нервов и столбнячные судороги»[64].

Итак, все происходит в сфере мистического: в ней в равной степени действуют и друзья, и враги раненого. То, что мы называем физическим воздействием, в глазах меланезийцев является воздействием магическим. Вернее будет сказать, что мы проводим между этими двумя воздействиями различие, а они этого не делают. По нашему разумению, если стрела отравлена, то потому, что наконечник ее покрыт токсическими веществами. По мнению же туземцев, она лишь обладает мана, могущество которой таково, что она и издали продолжает воздействовать на раненого.

Я не стану подробно останавливаться на этих почти повсеместно распространенных обычаях, согласно которым полагаются лишь на то оружие, которое подверглось магической обработке. Например, в Южной Африке макололо пользуются «ружейным снадобьем», и если его нет, то, согласно разделяемому абсолютно всеми поверью, точно в цель выстрелить не сможет никто[65].

То, что справедливо в отношении оружия, применяемого на войне, не менее справедливо и в отношении оружия, используемого на охоте, на рыбной ловле, а в более общем плане — и в отношении орудий и инструментов. Их эффективность прежде всего зависит от их мана, и чаще всего лишь результат дает возможность узнать, в достаточной ли или же в необычайной мере наделено ею то или иное орудие. Так, «разум людей дене повсюду усматривает тайну. Не принимая во внимание сами по себе его достоинства или его особенное устройство, туземец инстинктивно приписывает более или менее необъяснимые качества тому инструменту, охотничьему оружию или рыболовному приспособлению, которое оказалось счастливым, возможно, случайно. Post hoc, ergo propter hoc — вот, видимо, основа всех его суждений. К примеру, старая сеть, по чистой случайности брошенная прямо на рыбный косяк, станет неизмеримо более ценной, пусть даже это будут одни лохмотья, чем новая, послужившая лишь однажды, вполне возможно, в неудачном месте. Этим неодушевленным предметам приписывают такие же сверхъестественные свойства, как и одушевленным»[66].

Последнее замечание отца Мориса совершенно справедливо, и тогда, следовательно, было бы лучше не говорить, что дене мыслит по принципу Post hoc, ergo propter hoc. Для туземца нет случайности. Если совсем изношенная старая сеть приносит хорошие уловы, то это значит, что рыба очень захотела в нее попасть. Если она таким образом подчинилась влиянию, завлекшему ее в сеть, то это значит, что сеть обладает значительной таинственной силой, от которой рыба ускользнуть не смогла. Следовательно, другие сети, даже если они в хорошем состоянии, но принесли мало рыбы, не выдержат сравнения с той, сила которой доказана на деле.

Относительно индейцев того же района Хирн ранее уже отмечал: «Они часто продают новые сети, побывавшие в воде не более одного-двух раз, потому что они не принесли успеха»[67]. Эти орудия вполне могут быть и новыми, и хорошо сделанными, однако к чему держать их у себя, если им не хватает главного: воздействующей на рыбу магической силы?

И на Борнео у кайанов охотничье оружие ценится в зависимости от его удачных выстрелов. «Охотник, который одной пулей убьет кабана или оленя, извлечет пулю, чтобы вместе с новым свинцом переплавить ее, и из этого сплава он изготовит новый запас пуль, будучи убежден в том, что счастливая пуля «засеет» всю массу металла и передаст всему частицу того, что принесло ей успех. Аналогичным образом поступают и с предназначенным для посева зерном»[68]. И наоборот, «если огонь уничтожил часть дома, ничто из того, что от него осталось, не используется при постройке нового. Каким-то не поддающимся определению образом люди чувствуют, что применение материалов, взятых от горевшего дома, подвергло бы той же участи и новую постройку, как если бы эти материалы заразили ее несчастьем, которое постигло старый дом».

На Самоа «предметам постоянно приписывали качества счастливых или несчастливых. Полагали, например, что рыболовные крючки бывают везучими и невезучими. Определенным лодкам, определенным судам гораздо лучше, чем другим, удавалось привлекать к себе акул и другую рыбу. Оружие тоже рассматривалось как храброе или трусливое»[69].

Такого рода особенности во множестве встречаются в примитивных африканских обществах. Вот несколько примеров. «Бушмены презирают стрелу, не попавшую в цель хотя бы один-единственный раз. Напротив, ценность той, которая достигла цели, в их глазах удваивается. Поэтому, какого бы времени и труда это ни стоило, они предпочитают делать новые стрелы, но не собирать и использовать вновь не принесшие успеха»[70]. Случается, что обычно счастливое оружие больше не попадает в дичь. Это означает, что на него воздействуют и парализуют его чары более сильные, чем его собственные. Ведь иной причины неудачи быть не может. «Обычно после целого дня охоты на буйволов и гиппопотамов я возвращался, добыв по крайней мере одного из этих животных. Случилось так, что два дня подряд я не смог ничего добыть, хотя и видел много дичи… Сопровождавшие меня люди были совершенно обескуражены такой неудачей. Убежденные в том, что все произошло вследствие вмешательства духа, заколдовавшего мое ружье, они настойчиво стали просить меня разрешить им изгнать этого некстати появившегося злоумышленника: «Дай нам твое ружье, и мы выгоним этого молоки». А так как я стал спрашивать, каким способом они собираются это сделать, то мне ответили: “Просто положим ствол ружья в огонь, раскалим его докрасна и таким образом изгоним этого зловредного духа”»[71].