Марсианские войны - Лоуренс Уотт-Эванс

— Ай-я! — крикнул Казар.

Это был сигнал разделиться. Только пришел он слишком поздно. Тень нависла над головами путешественников, и кони стали неуправляемыми.

— Ай-и! — отозвался Байяр, запрокидывая голову.

Нечто мерцающе-зеленое парило прямо над ними. Размерами оно превосходило все, когда-либо виденное монголами, и напоминало громадный желто-зеленый шатер в оправе золотых огней, перевернутый вершиной вниз. Красотой, величием и грандиозностью он затмевал шатры старых ханов.

В нижней части шатра открылся портал, и оттуда посыпались летающие Костяные Головы с красными напряженно-злыми глазами.

— Слезай! — крикнул Казар, соскакивая с жеребца. Он хлопнул животное по крупу, и Чино помчался в пустыню.

Байяр скатился под своего мерина, все еще цепляясь за поводья. Конь встал на дыбы и попятился, но его хозяин все же удержался и даже выхватил трофейное оружие.

Звуки выстрелов обрушились на них волной, но вместо зеленого огня с неба полетела какая-то темная пелена. Что-то черное окутало голову мерина. Байяр посмотрел вверх. Над ним появилось нечто вроде плотной сети с раскачивающимися шарами. Опустившись на животное, шары вдруг запрыгали, безжалостно молотя его по голове. Совсем рядом упала еще одна сеть, громадная паутина с безногими черными пауками, прыгающими в бессильной ярости.

Поводья выскользнули из пальцев Байяра, и он покатился в сторону, чтобы не попасть под копыта своего коня. Вскочив на ноги, монгол принялся палить в воздух. Еще одна черная сеть, шипя и полыхая, пролетела мимо. Байяр метнулся в одну сторону, потом в другую, чтобы сбить с толку врагов.

— Казар! Где ты?

Ответа не было. Байяр, как безумный, крутил головой. Ему бросился в глаза белый жеребец, уносящийся вдаль. Его хвост метался из стороны в сторону, словно Чино сам решил выпороть себя за проявленную перед лицом опасности трусость.

Черные сети продолжали падать, одна из них поймала левую ногу Байяра, и он упал. Перевернувшись на спину, Байяр попытался вырвать ногу, но поняв, что это нелегко, попробовал сбросить сапог. В этот миг сотни блестящих тонких нитей опутали его, а десятки прыгающих шаров обрушились на голову, плечи, спину…

Из него выбили все, кроме боли. Но прежде, чем мир превратился в черную яму, куда он и провалился, Байяр успел заметить Казара. Его спутник лежал на спине, окутанный такой же снастью, а над ним стоял красноглазый воин, приставив тупое рыло оружия ко лбу беззащитного монгола. Казар, с пылающим от напряжения лицом, пытался подняться, но лишь бессильно шевелил пальцами левой руки.

«Если уж мне суждено умереть здесь, то бесстрашный воин — последнее, что я видел в жизни», — подумал Байяр и потерял сознание. Он еще услышал глухой выстрел, но не видел, как дернулось лицо Казара, как расширились его глаза…

Не видел и белой отметки на лбу своего спутника — шрама в виде черепа.

Глава 14. ВСЕМИРНАЯ СТЕНА, ОККУПИРОВАННАЯ МОНГОЛИЯ

Отключившись от реальности, Казар, родившийся в девятый час девятого дня девятого месяца Года Змеи, погрузился в воображаемый мир. И в этом мире он несся по бескрайним степям на своем верном скакуне.

Над ним расстилалось небо того невероятно ясного тона, который монголы называют Менке Коко Тенгри и которому поклоняются как Вечному Голубому Своду. Человек пьянел от одного вида этого пульсирующего чрева вечности, нависшего над степью.

Вечная скачка была образом жизни для Казара, как и для всех монголов. Со времен Чингисхана все самое главное для монголов делается на скаку. Даже после падения последнего хана мужчина-монгол не сошел с седла, куда его сажали, отняв от материнской груди, и где он оставался — если это был удачливый монгол — до последнего часа, когда кости его ложились в священную землю предков.

Казар мчался во весь опор, не задумываясь о происходящем. Он лишь знал, что на кон поставлена его жизнь и потому гнал скакуна под вечным голубым небом, которое взывало к нему звуками протяжных монгольских песен, столь прекрасных и дивных, что они, казалось, родились не на Земле, а в неких райских сферах.

Казар знал — там, в горах, его спасение. К этому могучему массиву он и стремился. Там, вблизи пика Бурхан Халдан, как утверждали предания, во времена своей бурной молодости нашел прибежище Чингис. И там же окончивший свои дни великий хан был тайно погребен. Никто из монголов не знал точного места. Оно было священно. Казар верил, что если достигнет этой горы, то дух Посланного Небесами Бога Чингиса защитит его от невидимого зла.

Постепенно голубое великолепие небесного шатра стало меняться. Сначала небо потемнело, став синим, потом приобрело фиолетовый оттенок и наконец превратилось в черный, как смоль, ковер, расшитый бисером тысячи созвездий, ни одно из которых не имело знакомых очертаний.

Затем изменились и звезды. Они стали желтовато-зелеными. Все до единой. Не было рубинов, топазов, золота. Не было бриллиантов, какими, несомненно, являются все звезды. Их неослабный блеск, казалось, исходил из тысяч злобных глаз древних идолов, парящих над Матерью Монголией.

Окутанный их недобрым светом, Казар все сильнее нахлестывал своего Чино. Но как ни мускулист был Чино, как ни велико было его могучее сердце, он оставался всего лишь конем, пусть даже и самым быстроходным.

Потом небо взволновалось и желто-зеленые звезды стали падать. Казар знал, что они охотятся за ним. Он понимал это инстинктивно. Понимал не умом, не чувствами, а чуткой монгольской душой. Он не ведал, почему падающие звезды ищут его. Понятия не имел об этом. Но из всех людей на Земле им был нужен только он, Казар, ставший их главным призом.

Поначалу они лишь слепо прорезали небо огненными стрелами. Но вот одна из них замерла, изменила курс и пустилась в погоню за всадником.

И тут же, словно слух о том, что где-то внизу мчится монгол по имени Казар, облетел всех его преследователей, волнообразная желто-зеленая дорожка потянулась вслед одинокому всаднику.

Они росли прямо на глазах, заслоняя небо, и вскоре воздух над головой Казара зазвенел от напряжения. Словно